Читаем без скачивания Записки сотрудницы Смерша - Зиберова Анна Кузьминична

1 ноября 1955 года в связи с проводимыми организационно-штатными мероприятиями я была уволена с военной службы и в тот же день принята на работу в качестве служащей на должность старшего инспектора. С того времени в отделе не осталось женщин-офицеров, все они были демобилизованы. В июле 1957 года в Москве открылся шестой Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Женщин отправили в отпуск и просили по возможности оставить город, выехать из Москвы. В отделе оставили только мужчин и женщин-машинисток. Мы в то лето сняли дачу в деревне, в районе санатория и музея «Архангельское». В музей все время привозили экскурсантов, участников фестиваля, которые после его посещения купались в пруду. Везде висели объявления-предупреждения, чтобы проживающие в деревне в пруду не купались: боялись венерических болезней. Дети все равно купались, но, к счастью, никто не заболел. Здесь мы впервые увидели настоящего живого негра. Веселого, жизнерадостного, а не такого, как мы привыкли видеть в журналах — угнетенное меньшинство. Иностранцы привезли с собой диковинные для нас жвачку, шариковые ручки. Тут же появились и фарцовщики, у которых можно было купить модную одежду, добротную обувь. Нас еще выручали китайские вещи и страны народной демократии. Были неплохие вещи, изготовленные по американским лекалам. Китайские бежевые плащи носили почти все москвичи. Тогда же появился и джаз, а для развлечения — рок-н-ролл с дикими плясками. Мода на джаз держалась еще долго, почти до 1960-х годов, когда уже проникли к нам «Битлз».

В мае 1963 года, когда Фидель Кастро посетил СССР, мы с Михаилом Ивановичем по пригласительным билетам попали на футбольный матч на стадион «Лужники» (не помню уж, какие команды играли), где в ложе сидели Хрущев и Кастро. Мы видели, как Кастро переживал за игру, а сами больше смотрели на него, чем на футболистов, и все время выкрикивали лозунги в честь Фиделя.

Генерал-лейтенант Николай Иванович Железников, который во время войны был начальником Управления контрразведки Смерш Брянского 2-го Прибалтийского фронта, а потом начальником Управления особых отделов по Закавказскому военному округу, вспоминал свою поездку с Хрущевым и Фиделем Кастро в Грузию. Проезжают они мимо какого-то места и видят, что здесь стоял памятник, который сбросили с горки вниз — один постамент остался. На вопрос Кастро, кому был памятник, Николай Иванович ответил, что Сталину Тогда Фидель спустился вниз и собрал себе на память несколько кусочков от памятника, сказав о своем уважении к «отцу народов». Хрущев промолчал.

Вспоминаю еще один факт, связанный с Кастро. В 1955 году заместителем начальника особого отдела 1-й армии был назначен полковник Сергей Павлович Кузнецов, который прибыл к нам с Дальнего Востока, где принимал участие в войне с Японией. В разговоре он всегда подчеркивал, что имеет два высших образования: какой-то технический институт и Военно-политическая академия, а к нам он откомандирован ЦК КПСС для укрепления органов. Любил прихвастнуть, но ничем не увлекался: ни художественной литературой, ни театром, на первом месте у него были деньги и подхалимаж перед руководством. Получил он двухкомнатную квартиру в Филях, где одна из комнат была заставлена чемоданами с вещами. Наши сотрудники смеялись, что С.П. Кузнецов вывез пол-Китая, а мебель взял из нашего отдела. Также воспитывал и своего сына: циничный, наглый. Бывало, придет в наш отдел и прямо идет в кабинет отца. Ему говоришь, что там заседание, нельзя входить (в то время я была секретарем начальника), а он отталкивает меня со словами: «У отца от меня нет секретов», открывает ногой дверь и входит. Однажды Сергей Павлович сделал мне за это замечание и… приказал пропускать к нему сына незамедлительно (в 1957 году после отъезда М.И. Зиберова в Прибалтийский округ Кузнецов назначен начальником нашего отдела). Однажды в ведомости на получение зарплаты у меня высчитали часть денег, и я поинтересовалась у коменданта, за что. Тот объяснил, что в отделе произвели инвентаризацию мебели, которую нам привезли с фабрики, кое-чего не хватает, а я за нее расписалась. Отвечаю, что мебель привез майор Евгений Иванович Веселкин, который оперативно обеспечивал штаб армии, а я расписалась как секретарь отдела. Пришла к Кузнецову, рассказала, а он в ответ: «Вы расписались за получение мебели, вот и платите!» Веселкин в это время был в отпуске, но зашел в отдел. Я — к нему. Он выяснил, что не хватает шкафа и письменного стола, и спрашивает, была ли я у Кузнецова и что тот сказал. Веселкин был очень честным человеком. Взял меня за руку и повел в кабинет к Кузнецову. Вошли, и Евгений Иванович сразу с порога:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Товарищ полковник! Шкаф и стол я завез к вам на квартиру в Фили, когда вез мебель в отдел.

— Ах, это! Я-то думал, что ты давно их списал.

— Как же я могу списать, когда только что получил их на фабрике?

— Скажи, чтобы переписали ведомость на зарплату.

На этом все и закончилось, даже извинения от Кузнецова не последовало. Вот такой политработник пришел «на укрепление органов»!

Причем тут Фидель Кастро? Так в августе 1962 года Кузнецова направили к нему консультантом. Мы в отделе вздохнули с облегчением.

Но в декабре 1963 года мы сидим в кабинете заместителя начальника особого отдела Московского округа ПВО Ивана Яковлевича Галютина, проводим заседание партбюро, и раздается телефонный звонок. Галютин взял трубку и говорит: «Только не к нам! Только не к нам!» Оказывается, ему позвонили из отдела кадров 3-го Управления[27] и сообщили, что Фидель Кастро попросил убрать от него дурака Кузнецова, и кадры опять направляли его в наш отдел. Галютин сопротивлялся, но ему сказали, что раз в характеристике вы его расхвалили (была такая практика), чтобы избавиться, вот и расхлебывайте.

12 декабря 1963 года Кузнецова назначили начальником особого отдела Главспецстроя, но уже в 1964 году перевели в Высшую школу КГБ. Однажды в День Победы он выступал перед курсантами со своими воспоминаниями о войне и упомянул об офицере Кузнецове, который вышел из окружения, обмотав себя знаменем полка. Один из курсантов спросил: «Так это Вы тот самый Кузнецов?» Сергей Павлович не подтвердил и не отрицал. А курсанты разнесли по всей Высшей школе, какой герой проходит у них службу. Тут уже заинтересовались кадровики, и оказалось, что Сергей Павлович никогда в том полку и не был. Его вскоре уволили, а на следующий год в День Победы я лично увидела Кузнецова по телевизору, выступающего перед школьниками. Посмеялась — такой не тонет. Вот иногда и такие люди попадали в органы «для укрепления».

В 1958 году сменивший Матвеева генерал Александр Васильевич Алексеев перевел меня в Москву, так как аппарат особого отдела 1-й армии в то время выехал в поселок Северный Балашихинского района. Мы ехали с Курского вокзала до станции Черное (раньше она называлась Обираловкой), там Лев Николаевич Толстой бросил под поезд Анну Каренину, к станции подавали армейский автобус, и нас довозили до штаба армии. В округе я проработала до марта 1981 года, когда была уволена по моей настоятельной просьбе. Последнее время перед уходом я работала в секретариате на приказах, кто-то из офицеров прозвал меня «лордом-хранителем печати», и когда приезжали офицеры из подчиненных органов, то и искали меня по отделу как лорда-хранителя печати. Кроме приказов у меня находилась печать, потому что начальник секретариата майор I Нан Дмитриевич Изряднов почти всегда отсутствовал, был в разъездах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хорошо помню денежную реформу 1961 года, когда в деньгах зачеркнули один ноль и 100 рублей стали десяткой. Но цены ниже не стали, даже наоборот. В телефон-автомат вместо 15 копеек стали опускать две, а спички как стоили одну копейку, так и остались.

Многие наши офицеры побежали в Военторг купить коньяк, но там уже не оказалось ни одной бутылки. Продавец сказала, что все закупил начальник Политуправления, член Военного совета округа генерал-полковник Николай Васильевич Петухов. Кстати, он присутствовал однажды у нас на партсобрании, и было видно, что ему неинтересно слушать офицеров, он спал. Этот политработник был совершенно безразличен к своим сослуживцам: после войны ни разу не пришел на встречу с ветеранами, хотя его каждый год приглашали.