Читаем без скачивания Кристальный грот - Мэри Стюарт

— Диниас, — подтвердил я. — А врач тот меня, может быть, даже и не видел. Меня старались держать подальше от чужих глаз… И дед в разговорах с чужими иногда выдавал меня за своего собственного. У него и на самом деле таких было несколько.

— Я так и подумал. Поэтому на следующий слух о мальчике-бастарде то ли самого короля, то ли его дочери почти не обратил внимания. Все давно прошло, а на руках было немало срочных дел, и в мыслях постоянно сидело — да роди она мне ребенка, разве не сообщила бы об этом? Если бы нуждалась во мне, разве не дала бы знать?

Тут он замолчал, погрузившись в свои мысли. Не помню, все ли из рассказанного им я тогда понял. Но позднее, когда разрозненные кусочки собрались и сложились в мозаику, все стало ясно. Та же гордость, что помешала ей уехать с возлюбленным, запретила ей и призвать его, когда она обнаружила себя в тягости. И она же помогла ей выдержать то, что последовало затем. Более того, если бы бегством или как-то по-иному она выдала своего возлюбленного, ничто не удержало бы ее братьев от поездки ко двору Будека, чтобы убить его. Зная моего деда, можно было предположить, что немало было сказано торжественных клятв об уготованной для отца этого бастарда судьбе. Но время шло, приезд его все более отдалялся, а потом и вообще стал казаться невозможным; как будто в самом деле был только мифом и воспоминанием в ночи. А затем пришла, чтобы заменить любовь к нему, другая любовь, и священники победили, и забыта была зимняя встреча. Остался лишь ребенок, так похожий на своего отца, но когда долг по отношению к ребенку был выполнен, ей оставалось стремиться только к одиночеству и покою, ведь именно это стремление — так много лет назад — и повлекло ее в одинокую поездку вверх по горной долине, как позднее и мне предстояло отправиться в одиночку по той же тропе в поисках, быть может, того же самого.

Я вздрогнул, когда он заговорил снова.

— Трудно, наверное, тебе приходилось, ребенку без отца?

— Нелегко.

— Ты веришь, что я не знал?

— Я верю всему, что ты говоришь, господин.

— Ты меня ненавидишь за это, Мерлин?

Я медленно сказал, глядя вниз, на руки:

— Есть одна особенность, если ты бастард и не знаешь своего отца. Ты волен сам придумать его. Можешь рисовать в уме самые ужасные и самые привлекательные картины, можешь самому себе создать родителя — самого подходящего к данному моменту. С тех пор, как я стал достаточно большим, чтобы сознавать свое положение, я видел своего отца в каждом солдате, каждом принце и каждом священнике. И в каждом симпатичном рабе королевства Южный Уэльс.

Он заговорил очень мягко, голос его звучал надо мной:

— А теперь перед тобой твой настоящий отец, Мерлин Эмрис. И я спрашиваю тебя, ненавидишь ли ты меня за ту жизнь, что я тебе дал?

Я не посмотрел вверх. Я ответил, не отрывая глаз от язычков пламени:

— С детских лет передо мной был целый мир, в котором я мог выбирать отца. И изо всех я выбрал бы тебя, Аврелий Амброзий.

Молчание. Язычки огня бились как сердце.

Я добавил, стараясь разрядить обстановку:

— В конце концов, кто из мальчишек не выбрал бы своим отцом короля всей Британии?

Рука его снова твердо взялась за мой подбородок, отвернула голову в сторону от жаровни, а взгляд — от огня. Голос прозвучал резко:

— Что ты сказал?

— Что я сказал? — Я мигнул, глядя на него. — Я сказал, что выбрал бы тебя.

Пальцы его впились в мою плоть.

— Ты назвал меня королем всей Британии.

— Правда?

— Но это… — Он осекся. Взгляд его прожигал меня насквозь. Затем он уронил руку и выпрямился. — Пусть так. Если это важно, бог заговорит снова. — Он улыбнулся мне сверху вниз. — А что сейчас важно, так это то, что сказал ты сам. Не каждому мужчине дано услышать такое от своего выросшего сына. Кто знает, может так оно и к лучшему, встретиться как мужчинам, когда каждый из нас может предложить что-то другому. Мужчине, дети которого выросли у него на глазах, такого не дано — увидеть вдруг себя запечатленным на лице мальчика, как я запечатлен на твоем.

— Я настолько похож?

— Люди болтают. И я замечаю в тебе довольно от Утера, чтобы понимать, почему люди говорят, что ты мой.

— Он-то этого явно не замечал, — сказал я. — Он разгневался или испытал облегчение, узнав, что я не наложник твой, а сын?

— Так ты знал о его подозрениях? — Он, кажется, забавлялся. — Если бы он иногда думал головой, а не телом, у это пошло бы на пользу. А так у нас прекрасные отношения. Он занят одним делом, а я — другим и, откровенно говоря, видимо, он станет после меня королем — если у меня не будет… — Он прикусил язык. В наступившей странной тишине я сидел, уставившись в пол. — Прости меня. — Он говорил спокойно, обращаясь как равный к равному. — Я сказал, не подумав. Я так долго жил с мыслью, что сына у меня нет, что уже привык к ней.

Я поднял взгляд.

— В том смысле, в котором ты говоришь, это по-прежнему так. И в том, что это именно так, Утер еще сможет убедиться.

— Если ты и сам так считаешь, то задача моя становится легче.

Я засмеялся.

— Я не вижу себя королем. Может быть, половинкой короля, или скорее уж четвертинкой — чем-то маленьким, что может видеть и мыслить, но не способно действовать. Может быть, мы с Утером и смогли бы вместе составить короля, если тебя не станет?

Но он не улыбнулся. Глаза его сузились и он пристально глядел на меня.

— Я и сам думал об этом или о чем-то в этом роде. Ты догадался?

— Нет, господин, как я мог? — Я выпрямился на табурете, вдруг поняв. — Ты так и думал использовать меня в будущем? Теперь-то, конечно, ясно, почему ты поселил меня здесь, где живешь сам, и относишься ко мне, как к члену королевского дома, но мне всегда хотелось верить, что насчет меня у тебя есть какие-то планы — что я смогу быть тебе полезен. Белазий сказал, что ты используешь каждого соответственно его способностям и что если я даже бесполезен как солдат, ты все равно найдешь мне применение. Это верно?

— Совершенно верно. Я понял это сразу, еще до того, как подумал, что ты можешь оказаться моим сыном, когда увидел, как тогда, ночью, в поле, вы с Утером смотрели друг на друга, а в твоих глазах все еще стояли видения, и ты весь был окутан той силой, как сияющей кожей. Нет, Мерлин, король из тебя никогда не выйдет, даже принц не выйдет — в том смысле, в котором это обычно понимают, но когда ты вырастешь, то, по-моему, станешь таким, что случись королю иметь тебя рядом, он сможет править хоть всем миром. Теперь понимаешь, почему я поручил Белазию учить тебя?

— Он очень ученый человек, — осторожно произнес я.

— Он человек испорченный и опасный, — прямо сказал Амброзий, — но в то же время утонченный и умный, немало путешествовал и имеет навыки, овладеть которыми в Уэльсе у тебя не было никакой возможности. Учись у него. Я не говорю — слушайся его, ибо есть и такие дела, в которых тебе слушаться его нельзя, но старайся узнать все, что можешь.

Я поднял взгляд, затем кивнул.

— Ты знаешь о нем.

Это было утверждение, а не вопрос.

— Я знаю, он жрец старой религии. Да.

— И ты не имеешь ничего против?

— Я не могу позволить себе выбрасывать ценные орудия лишь потому, что мне не нравится их вид, — сказал он. — Он полезен, поэтому я использую его. Если ты мудр, то будешь поступать так же.

— Белазий хочет взять меня на следующую встречу.

Он поднял брови, но ничего не сказал.

— Ты запретишь? — спросил я.

— Нет. Ты пойдешь?

— Да.

Я заговорил медленно, и очень серьезно, подыскивая слова:

— Господин, когда ищешь… когда я ищу, приходится заглядывать в самые странные места. Человек не может смотреть на солнце, он может лишь смотреть вниз, на его отражения в предметах земного мира. Если оно отражается в грязной луже, оно по-прежнему остается отражением солнца. И нет такого места, куда бы я не заглянул, чтобы разыскать это отражение.

Он улыбался.

— Ты так все понимаешь? Что ж, тебе не нужна охрана — кроме, разве что, Кадаля. — Амброзий облокотился на край стола, теперь уже расслабившись и непринужденно. — Она назвала тебя Эмрис. Дитя света и бессмертных. Порождение волшебства. Ты знал, что означает твое имя?

— Да.

— А разве ты не знал, что оно значит то же, что и мое?

— Мое имя? — глупо сказал я. Он кивнул.

— Эмрис… Амброзий; это одно и то же. Мерлин Амброзий — она назвала тебя моим именем.

Я уставился на него.

— Я… Да, конечно. Мне и в голову не приходило.

Я рассмеялся.

— Ты чего смеешься?

— Из-за наших имен. Амброзий, Князь Света… Она говорила всем, что мой отец — Князь Тьмы. Я даже слышал об этом песню. Мы в Уэльсе обо всем слагаем песни.

— Когда-нибудь ты обязательно споешь ее мне. — Затем он вдруг стал серьезным. Голос зазвучал глубоко. — Мерлин Амброзий, дитя света, посмотри теперь в огонь и скажи мне, что видишь. — Затем, когда я поднял на него озадаченный взгляд, он настойчиво произнес: — Сейчас, этой ночью, прежде чем огонь погаснет, когда ты устал и на лице твоем лежит печать сна. Смотри в угли жаровни и говори со мной. Что станет с Британией? Что будет со мной и с Утером? Теперь смотри, сделай это для меня, сын мой, поведай мне.