Читаем без скачивания Морской волк (сборник) - Джек Лондон

Глава XX

Конец дня прошел без событий. Легкий шторм, «промочивший нам жабры», начал стихать. Машинист и его трое товарищей после теплого разговора с Вольфом Ларсеном получили снаряжение из судового склада. Их распределили между охотниками по различным лодкам, назначили им вахты на шхуне и велели устроиться на баке. Они шли туда неохотно, не смея, однако, громко протестовать, – они уже успели достаточно ознакомиться с характером Вольфа Ларсена. А истории, которые им тотчас преподнесли на баке, окончательно отбили у них охоту к бунту.

Мисс Брюстер, имя которой мы узнали от машиниста, все еще не просыпалась. За ужином я попросил охотников понизить голоса, чтобы не потревожить ее. Она вышла к нам лишь на следующее утро. Я хотел подать ей еду отдельно, но Вольф Ларсен запретил это. «Кто она такая, – сказал он, – чтобы гнушаться столом и обществом кают-компании?»

Но ее появление за столом было довольно забавно. Охотники молчали, точно воды в рот набрали. Только Джок Горнер и Смок держали себя развязно, украдкой поглядывая на нее и даже принимая участие в разговоре. Остальные четверо уткнулись в свои тарелки и жевали методически и задумчиво, причем их уши двигались в такт с челюстями.

Вольф Ларсен вначале был неразговорчив и только отвечал на обращенные к нему вопросы. Нельзя сказать, чтобы он был смущен. О, нет! Но эта женщина представляла собой для него новый тип, какую-то новую породу, и это возбуждало его любопытство. Он изучал ее, и глаза его отрывались от ее лица только тогда, когда он следил за движениями ее рук или плеч. Я тоже присматривался к ней и поддерживал разговор, хотя чувствовал, что и я немного робею и не вполне владею собой. Вольф Ларсен держался невозмутимо, с огромной уверенностью в себе, которой ничто не могло поколебать. Женщины он боялся не больше, чем бури и битвы.

– Когда же мы придем в Иокогаму? – спросила она, поворачиваясь к нему и смотря ему прямо в глаза.

Этот вопрос требовал прямого ответа. Челюсти прервали свою работу, уши перестали двигаться и, хотя глаза по-прежнему были устремлены в тарелки, все жадно насторожились.

– Месяца через четыре, а может быть, и через три, если сезон окончится рано, – сказал Вольф Ларсен.

Она ахнула и пробормотала:

– А я думала… мне говорили, что до Иокогамы всего день пути. Вы… – Она запнулась, оглядывая круг ничего не выражавших лиц, упорно смотревших в тарелки. – Вы не имеете права…

– Этот вопрос вы можете обсудить с мистером ван-Вейденом, – ответил капитан, лукаво подмигнув в мою сторону. – Он у нас авторитет в вопросах права. Я же – простой моряк и смотрю на дело несколько иначе. Для вас, может быть, это несчастье, что вы должны остаться с нами, но для нас это, несомненно, счастье.

Он, улыбаясь, поглядел на нее. Она опустила глаза перед его взором, но снова подняла их и вызывающе посмотрела на меня. Я прочел в ее глазах невысказанный вопрос: прав ли капитан? Но я решил, что должен играть нейтральную роль и ничего не ответил.

– Как ваше мнение? – спросила она.

– Конечно, это для вас неудача, в особенности, если у вас есть какие-нибудь неотложные дела в ближайшие месяцы. Но раз вы говорите, что ехали в Японию для поправления здоровья, то могу вас заверить, что нигде вы не поправитесь так, как на борту «Призрака».

Ее глаза возмущенно сверкнули, и на этот раз я должен был опустить свои и почувствовал, что мое лицо пылает. Я говорил, как трус, но что я мог поделать?

– Мистер ван-Вейден имеет основание так говорить, – расхохотался Вольф Ларсен.

Я кивнул головой, а она, овладев собой, ждала дальнейших объяснений.

– Его и сейчас нельзя особенно похвалить, – продолжал Вольф Ларсен. – Но он удивительно поправился. Посмотрели бы вы, каким он попал к нам на борт. Более жалкий образчик человеческой породы трудно было себе представить. Не правда ли, Керфут?

При таком прямом обращении Керфут смешался и, уронив на пол нож, утвердительно промычал.

– Он укрепил себя чисткой картофеля и мытьем посуды. Не так ли, Керфут?

Охотник вторично промычал.

– Смотрите на него. Правда, его нельзя назвать атлетом, но все-таки у него есть мускулы, которых не было, когда он попал на борт. И он сам стоит на ногах. А раньше он этого не мог без посторонней помощи.

Охотники начали пересмеиваться, но она взглянула на меня с сочувствием, которое больше чем вознаградило меня за издевательства Вольфа Ларсена. Я так давно не встречал сочувствия, что оно тронуло меня и сразу сделало добровольным рабом этой женщины. Но я был зол на Вольфа Ларсена. Своими насмешками он оскорблял мое человеческое достоинство.

– Возможно, что я научился стоять на ногах, – возразил я, – но я еще не умею наступать на ноги другим.

Он нагло взглянул на меня.

– Значит ваше воспитание закончено только наполовину, – сухо сказал он и повернулся к нашей пассажирке.

– Мы на «Призраке» очень гостеприимны. Мистер ван-Вейден уже убедился в этом. Мы делаем все, что возможно, чтобы наши гости чувствовали себя как дома. Не так ли, мистер ван-Вейден?

– Вплоть до чистки картофеля и мытья посуды, – ответил я, – не говоря уже о хватании за горло, в знак дружеского расположения.

– Прошу вас не составить себе по этим словам ложного представления о нас, – с притворным беспокойством вмешался Вольф Ларсен. – Заметьте, мисс Брюстер, что он носит за поясом кинжал, – вещь, гм, довольно необычная для корабельного штурмана! Личность почтенная, мистер ван-Вейден иногда – как бы это сказать? – бывает склонен к ссорам, и тогда необходимы крутые меры. В спокойные минуты он очень рассудителен, и так как в настоящую минуту он вполне спокоен, то он не станет отрицать, что лишь вчера грозил убить меня.

Я задыхался и свирепо смотрел на капитана. Он указал на меня.

– Вот, посмотрите-ка на него! Даже в вашем присутствии он едва владеет собой. Мне придется вооружиться, прежде чем я решусь выйти с ним на палубу.

Он печально покачал головой, бормоча: «Плохо, плохо дело!», в то время как охотники ржали от удовольствия.

Грубые, хриплые голоса этих людей наполняли всю каюту. Это была дикая картина. Глядя на эту женщину, такую чужую здесь, я впервые понял, насколько сам слился с окружающей средой. Я знал этих людей и их умственный кругозор. Я сам был одним из них, жил промысловой жизнью, питался грубой пищей, и даже мысли мои редко выходили из рамок этой жизни. Мне не казались странными их грубые платья, суровые лица, дикий смех, качающиеся стены каюты с качающимися лампами.

Намазывая маслом хлеб, я случайно взглянул на свои руки. Кожа с суставов слезла и была воспалена, пальцы распухли, и ногти были с черной каймой. Я знал, что у меня борода росла густой щетиной, рукав разорван, у ворота моей синей рубашки не хватает пуговицы. Упомянутый Вольфом Ларсеном кинжал торчал из ножен у моего пояса. Мне все это казалось вполне естественным, но взглянув вокруг глазами этой женщины, я понял, каким диким должно было все это представляться ей.