Читаем без скачивания История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3 - Джованни Казанова

Что касается народа, у него везде одна природа: дайте работяге шесть франков, и он будет кричать: «Да здравствует король», доставит вам это удовольствие, а за три ливра закричит: «Смерть королю». Поместите ему запал в голову, и он разнесет в один из дней мраморную цитадель. Нет ни закона, ни системы, ни религии; его боги — это хлеб, вино и праздность, он считает, что свобода — это безнаказанность, что аристократ означает тигр, что демагог — это пастырь, любящий свое стадо. Народ, наконец, это животное громадных размеров, которое ничего не смыслит. Парижские тюрьмы переполнены заключенными — выходцами из восставшего народа. Если кто-то им скажет: я открою вам двери вашей тюрьмы, если вы согласитесь отправить на воздух зал Собрания, они согласятся и они это сделают. Весь народ — это объединение палачей. Французское духовенство это знает, не думает ли оно, что сумеет внушить народу религиозное рвение, которое, возможно, окажется сильнее, чем стремление к свободе, знакомое народу лишь как абстрактная идея, на понимание которой материалистические головы неспособны.

Впрочем, не стоит думать, что в Национальном собрании найдется хоть один член, озабоченный единственно лишь благом родины. Душой каждого движет собственная выгода, и нет среди них ни одного, который, став королем, повторил бы действия Людовика XVI.

Герцог де Маталоне познакомил меня с принцами доном Маркантонио и доном Жан-Батистом Боргезе, римлянами, развлекавшимися в Париже и жившими без всякой пышности. Я заметил, что когда эти принцы представлялись французскому двору, они выступили под титулом всего лишь маркизов. По этим же соображениям не давали при представлении титул принцев русским — они выступали под титулом «cnez» (князей ). Для них это было все равно, потому что это слово и означает принц . Французский двор всегда скрупулезно относится к вопросу о титулах. Достаточно посмотреть газету, чтобы заметить это. Он скуп к титулу «месье», который, впрочем, имеет хождение на улицах, при дворе говорят «sieur — сьер» о любой нетитулованной персоне. Я обратил внимание, что король не называет «епископ» никого из своих епископов, он называет их «аббатами». Он также делает вид, что не знает никого из сеньоров своего королевства, имя которых не значится среди тех, что находятся на его службе. Высокомерие Луи XV, однако, внушено ему лишь его воспитанием, оно не присуще его характеру. Когда посол представляет ему кого-нибудь, то этот возвращается домой, уверенный, что король его увидел, и это все. Это самый вежливый из всех французов, особенно с дамами и со своими любовницами на публике; он подвергает опале любого, кто осмеливается пренебречь им по малейшему поводу, и никто не заботится больше, чем он, о королевском достоинстве в вопросах скрытности, сохранения тайны и благодарности, когда он уверен, что знает то, что неизвестно никому другому. Маленький пример тому г-н д'Эон, который был женщиной. Один король знал и был в этом уверен, что он был женщиной, и вся эта перебранка, которую этот фальшивый шевалье вел с бюро Иностранных дел, была сущей комедией, которую король допустил для своего развлечения вплоть до ее окончания.

Луи XV был велик во всем, и не имел бы никаких недостатков, если бы не лесть. Как бы он смог узнать о том, что неправ, если ему все время твердили, что он лучший из королей? Принцесса д'Ардор родила мальчика. Ее муж, который был в то время послом Неаполя, хотел, чтобы Луи XV был ему крестным, и король согласился. Подарком, который он сделал своему крестнику, стал полк. Роженица не хотела этого, потому что не любила военных. Г-н маршал де Ришелье мне сказал, что никогда не видел короля таким смеющимся, как тогда, когда тот узнал об этом отказе.

Я познакомился у герцогини де Фульви с мадемуазель Госсэн, Лолоттой, которая была любовницей милорда Альбемарль, посла Англии, человека умного, очень знатного и очень благородного, который посетовал ей однажды ночью на прогулке, когда она восхищалась красотой звезд на небе, что не может преподнести их ей в подарок. Если бы этот лорд оставался министром во Франции до самого разрыва между своей нацией и французами, он бы все уладил, и несчастная война, которая привела к потере Францией всей Канады, не случилась бы. Несомненно, добрая гармония двух народов зависит чаще всего от соответствующих министров, которые либо придерживаются нужного курса, либо такого, который ведет к опасности все взорвать.

Что же касается его любовницы, все, кто ее знал, придерживались о ней единого мнения. Она имела все качества, чтобы быть достойной стать его женой, и самые высокие дома Франции считали, что ей не хватает только титула Миледи Альбемарль, чтобы быть допущенной в их общество, и ни одна из женщин не была шокирована, видя ее сидящей рядом с собой, потому что знали, что у нее нет другого титула, кроме как любовница милорда. Она перешла из рук своей матери в руки милорда в возрасте тринадцати лет, и ее поведение было всегда безупречно; у нее были дети, которых милорд признал, и она умерла графиней д'Эрувилль. Я буду говорить о ней в свое время.

Я познакомился у г-на Мочениго, посла Венеции, с венецианкой, вдовой шевалье Винн, англичанина, которая приехала из Лондона со своими детьми. Она находилась там, чтобы получить свое приданное и наследство своего покойного мужа, которое не могло перейти к ее детям, пока они не перейдут в англиканскую веру. Она добилась этого и возвратилась в Венецию, довольная своим вояжем. У этой дамы имелась старшая дочь, в возрасте двенадцать лет, но с уже сформировавшимся превосходным характером и с прекрасным лицом. Она живет сегодня в Венеции вдовой покойного графа Розенберга, умершего в Венеции послом королевы-императрицы Марии-Терезии; она блистает на своей родине мудрым поведением, умом и своими выдающимися общественными добродетелями. Все говорят, что ее единственным недостатком является то, что она небогата. Это правда, но никто не может об этом сожалеть; она одна может это чувствовать, когда бедность мешает ей быть щедрой.

В это время я заимел некую небольшую ссору с французским правосудием.

Глава X

Мое приключение с парижским правосудием. Мадемуазель Весиан.

Младшая дочь м-м Кинсон, у которой я поселился, часто приходила ко мне в комнату без приглашения, и, догадавшись, что она меня любит, я нашел, что было бы странным, если бы я решил быть с ней жестоким, тем более, что она была не без достоинств, имела красивый голос, читала все современные брошюры и говорила обо всем вдоль и поперек с живостью, вызывающей симпатию. Она была в благоуханном возрасте пятнадцати-шестнадцати лет.