Читаем без скачивания Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

После Эрфуртского свидания Австрией овладела ложная самоуверенность, ускорившая ее решение. В беседах с Меттернихом Талейран выдал этому двору, на который он смотрел как на своего личного союзника, тайну разногласия, возникшего между обоими императорами, причем выразил убеждение, что «Александра уже не удастся вовлечь в войну против Австрии». Тон русской колонии в Вене, кружка интриганов обоего пола, фанатически ненавидевших Францию, подтверждал это мнение. Считая несомненным, что Александр не нападет с тыла и не станет ей поперек дороги, Австрия все более и более увлекалась своими враждебными замыслами. В декабре 1808 года в Вене в принципе решили начать войну; предполагалось перейти в наступление весною 1809 года, и был тайно выработан договор с Англией о субсидиях. Уже теперь усиленные приготовления, передвижения войск, оживленная деятельность австрийской дипломатии, открыто начавшей кампанию, и целый ряд интриг, о которых отовсюду извещали французские агенты, указывали на близость войны.

В то же время Наполеон узнал о факте более странном — об интриге, возникшей в самом Париже, центре его могущества. Талейран и Фуше возобновили игру, которую они начинали каждый раз, когда им казалось, что жизнь или судьба Наполеона подвергается особенной опасности: в этих случаях они начинали изыскивать средства к тому, чтобы самим заместить его или заменить другим лицом или, в случае надобности, ускорить его гибель с целью самим спастись при крушении Империи. В этот раз они спекулировали на возможной гибели Наполеона в Испании от пули фанатика и на опасности новой войны в Германии, которая, как можно было думать, поколеблет и окончательно настроит против него общественное мнение. И они организуют за кулисами новое правительство па смену Наполеону и собираются вывести его на сцену, лишь только обстоятельства позволят это. Во главе правительства, конечно, должны стать они оба, а наверху этого наспех сколоченного строения нужно водрузить Мюрата, как султан на шлем. Меттерних узнал кое-что об этом заговоре и дал знать своему правительству. Перехваченные на почте письма отчасти открыли Наполеону секрет, не осведомив его, однако, о той тайной связи, какая существовала между заговорщиками внутри страны и внешним врагом.

Наполеон почувствовал, что ему необходимо немедленно вернуться в Париж, чтобы личным присутствием упрочить свое положение и в то же время принять меры предосторожности против Австрии. Он сел на коня, во весь опор примчался из Вальядолида в Бургос и отсюда в шесть дней достиг Парияса. 23 января он явился в Париж, точно упав с неба. В знаменитой сцене, которую он 28 января устроил Талейрану, он дал волю своему гневу: он осыпал его оскорблениями и бранью, ставя ему в упрек даже участие в убийстве герцога Энгиенского и в испанской катастрофе. Талейран выдержал грозу с невозмутимым хладнокровием; говорят, после этого свидания он заметил только: «Как жаль, что такой великий человек так дурно воспитан!» На следующий день император велел отнять у Талейрана оберкамергерский ключ и временно удалил его от своей особы, но тем и ограничил наказание; быть может, он боялся слишком взволновать общественное мнение при столь критических обстоятельствах. Следовавшие затем месяцы, т. е. февраль и март, Наполеон, не покидая Парижа, употребил на то, чтобы передвинуть часть своих военных сил к Рейну и Верхнему Дунаю, отрядить Даву к Бамбергу, Удино к Аугсбургу и Массена к Ульму и мобилизовать контингента Рейнского союза, Варшавского герцогства и Италии, словом — по всей линии выставил войска против Австрии. Свою ярость против последней он изливал в неистовых словах: «Какие доводы приводит Австрия? Что ей грозит опасность? Или она в своем образе действий следует басне о волке и ягненке? Любопытно было бы видеть, как она докажет мне, что я ягненок, и как сама будет силиться стать волком». Он грозил, что тотчас пойдет против нее, разорвет ее на части и сотрет в порошок.

Австрийское нападение. Но готовясь вести эту войну со страстностью, с яростью, он все-таки смотрит на нее с отвращением: она ему ненавистна, так как он чувствует, что даже в случае удачного исхода она будет иметь пагубные последствия и повлечет за собою нескончаемые беспокойства. В частности он рисковал из-за нее поссориться с Россией. В случае раздела Австрии Галиция, связанная с Польшей и племенным родством и симпатиями, вероятно, в неодолимом и естественном порыве сольется с Варшавским герцогством; расширение последнего встревожит Россию, которая в этом факте будет склонна видеть начало восстановления Польши, и между обеими империями возникнет спор, с трудом поддающийся разрешению. А в существовании союза с Россией, который едва ли пережил бы новый европейский кризис, Наполеон все еще видел естественное средство предотвратить самый кризис. Достаточно, если бы Александр решился, наконец, повысить тон, заговорить ясно и определенно, открыто объявить себя союзником Франции; тогда иллюзии, которые питала Австрия, рассеялись бы, и она отказалась бы от войны. Наполеон судорожно, неутомимо хватался за мысль обуздать и сдержать Австрию при помощи России.

Перед своим отъездом из Вальядолида он опять обратился к царю с горячим призывом: повторяя свои эрфуртские доводы, он предлагал сообща сделать предостережение Австрии, чтобы заставить ее отменить свои враждебные мероприятия. Застав в Париже Румянцева, он задержал его здесь на некоторое время и старался пленить его, настроить в желательном ему смысле, привить ему свое страстное убеждение. В доказательство своего миролюбия он предлагал, чтобы Александр гарантировал Австрии ее территориальную целостность, если венское правительство согласится разоружиться.

Но Александр упорно отказывался понять его и следовать за ним. Не то, чтобы он желал сейчас новой войны в Германии; напротив, он хотел бы на время обеспечить европейский мир; но веря Австрии больше, чем Наполеону, он считал слух о воинственных замыслах императора Франца и его министров выдумкой, приписывал их взволнованность законным опасениям и полагал, что лучшее средство успокоить их — не скупиться на успокаивающие слова. Поэтому он ограничился тем, что через посредство Шварценберга, присланного к нему в качестве чрезвычайного посла, рекомендовал австрийцам спокойствие и терпение, не закрывая им, однакоже, видов на будущее и не осуждая их на вечное смирение. Но его заявления оказали как раз противоположное действие: стараясь удержать австрийцев от войны, он только еще больше подстрекнул их, и дальнейшие события застигли его врасплох. 10 апреля главная австрийская армия под начальством эрцгерцога Карла перешла без предварительного объявления войны границу, вторглась в союзную с Францией Баварию и открыла военные действия[44].

Состояние Европы в 1809 году. Европа представляла тогда следующую картину. 310 000 австрийцев шли войною на Рейнский союз и Итальянское королевство, охваченные неведомыми ранее побуждениями: до сих пор в Австрии правительство распоряжалось конгломератом народностей; теперь оно пыталось спаять эти народности общим патриотизмом и «превратить себя в нацию». Наполеон мог противопоставить ей лишь наскоро сформированную армию, составленную из неравных по качеству элементов, из горсти ветеранов и большого числа новобранцев, в общем уступавшую тем несравненным армиям, которые дрались при Аустерлице, при Эйлау и Фридланде. За спиною он оставлял во все возрастающем беспокойстве Францию, утомленную войной, изнуренную и обуреваемую опасениями.

В Германии, где ему предстояло отражать удар, почва дрожала под его ногами: на юге Тироль восстал против баварского владычества и звал назад своих старых владык; на севере прусский двор, колеблясь между ненавистью и страхом, то замышлял заговоры, то повергался ниц, а часть прусской армии готова была по собственному желанию взяться за оружие и примкнуть к отрядам Шилля, Дёраберга и Врауншвейг-Эльса. В Италии, где Тоскана и Рим уже были окончательно присоединены к Франции (30 мая 1808 г. и 17 мая 1809 г.), возрастало недовольство, а грубый арест папы (6 июля 1809 г.), произведенный без формального приказания императора, чрезвычайно раздражил религиозные чувства католиков.

В Испании снова сформировались инсуррекционные войска; гверильи всюду тревожили французские колонны и истребляли их по частям; героическое и свирепое сопротивление Сарагоссы показало, как опасна эта испапская война.

Турция ускользала из-под влияния Наполеона: видя, что в Тильзите и Эрфурте ее принесли в жертву, потрясаемая периодически смутами, она сблизилась с Апглией и заключила с нею договор о Дарданелах (5 января 1809 г.), который положил конец разногласиям между этими двумя государствами и воскресил британское влияние в Константинополе[45]. Набег боснийцев грозил опасностью французским владениям в Иллирии.