Читаем без скачивания Морской князь - Евгений Таганов

Насчет похода Зыряй заверил князя, что Новолипов сможет выставить две сотни ополченцев и бойников со всеми полагающими им повозками, колесницами и катафрактами. С той же целью во все прежние крепости и городища княжества Корнеем были направлены десятки гонцов с требованием присылать в Бирему если и не полностью оснащенные ватаги и сотни, то хотя бы коней, повозки, зерно, наконечники для стрел и сулиц. А в Липов была выпущена еще пара голубей с посланием-призывом: «Князь собирает войско в Турусе». Туруса была самым восточным владением Дарника: пограничная крепость рядом с хазарским Калачом. Именно здесь, в Калаче, словен с ромеями должен был через месяц-полтора дожидаться Самуил.

Вместе с обозом в Бирему перебралось из Смоли семейство манушей. Среди собирающегося в поход воинства для них сразу наступила урожайная пора – всем хотелось узнать свою ближайшую судьбу. Гадание Суниты в общем-то было благосклонным: каждому второму ополченцу и бойнику она предсказывала великую славу и богатство. Как узнал Корней, некоторые гадали и на князя, которому тоже обещана была Сунитой слава и богатство, но с одной поправкой: назад в Бирему Дарнику не суждено будет вернуться.

– Ну и отлично, – отмахнулся князь. – Это место связано у меня не с самыми приятными воспоминаниями.

Не меньше ходило всевозможных разговоров и о подаренной ромеями книге. Если бы Дарник разрешил ее прочитать десятку грамотеев, а те пересказали ее содержание всей Биреме, слухов наверняка бы поубавилось. Но князь не выпускал книгу из шатра, дозволив, кроме княжичей, познакомиться с ней еще Бортю, Зыряю и Сигиберду, вернее, им вслух книгу прочитали княжичи, сразу переводя ее на словенский язык. Корней, который прочел «Жизнеописание» еще на дромоне, настойчиво советовал:

– Ну давай перепишем ее на словенский язык, надиктуем пару десятков копий и отправим в подарок каждому нашему князю. Это настолько сделает тебя несокрушимым, что уже никто против и пикнуть не посмеет.

– Все верно говоришь, – ответил хорунжему Рыбья Кровь, – только мне этого не хочется. Книжная слава ограничена только тем, что в ней написано, ни на вершок больше. Устная слава и поцветистее и поживей и нравится мне гораздо больше.

Выделенный Бортем тиун-управляющий оказался большим докой в хозяйственных делах, и Дарник смог полностью переключиться на военные приготовления. Его главным помощником в этом стал Ратай, едва ли не ежедневно озадачивая князя новыми придумками. Так, оценив грозный вид прибывших крепостных повозок, он предложил сделать их намертво закрепленные дощатые стены съемными, чтобы при образовании крепостного круга внутренняя стенка снималась и использовалась отдельно как дополнительная защита: хочешь – рядом с повозкой, хочешь – для защиты коновязей, хочешь – для перемещения по ратному полю.

Последнее заинтересовало князя:

– Как именно все это будет?

– Два ополченца просто несут эту стенку перед собой, ставят на штакетины-опоры, потом снова несут вперед или назад, а два лучника из бойниц стреляют.

– А два ополченца будут только носильщиками?

– При полном сближении с противником они достают клевцы и мечи и вместе со всеми рубятся в рукопашной.

Для Дарника это были рассуждения парня, никогда не участвовавшего ни в одном сражении.

– Очень гладко на словах, но, когда рядом все орут и падают мертвые соратники, очень трудно определить, когда нужно что делать.

– Ну для этого вожаки и существуют, чтобы вовремя давать команду, – невозмутимо отвечал Ратай.

Для лучников у полевых бойниц им было придумано отдельное облачение: тяжелый шлем с маской-личиной, широкий стальной ошейник, полностью закрывающий шею, и зерцало, кованый прямоугольник, защищающий всю грудь. Один комплект этих доспехов оружейник привез из Липова. В рукопашной в таких доспехах было несподручно, а у бойницы с луком – в самый раз. Испытания показали, что даже с двух сажен стрелы с калеными наконечниками из дальнобойного лука оставляли на этом железе лишь слабые царапины.

– А плечи, живот, спина, ноги – они будут без доспехов? – придирался больше для порядка Рыбья Кровь.

– При отходе за спину можно закинуть большой щит, а плечи, живот, ноги – ну да, они будут без железа, иначе лучник становится совсем неповоротливым. Ты же сам, князь, когда-то распорядился, что все доспехи не должны весить больше пуда, а это мое железо – я взвешивал – тянет лишь на тридцать фунтов.

– Бери и делай, – соглашался Дарник.

– А трехзарядные арбалеты?

– Бери и делай, – уступал Князь.

– А железные кругляши на цепочке?

– Бери и делай, – сдавался Рыбья Кровь.

– А крюк на длинном ремне – им конник легко может на скаку выдирать из седла чужого конника. У меня есть, я сейчас покажу.

– Не надо показывать: бери и делай! – устало отмахивался великий и непобедимый.

И уже в четырех кузнях: в Биреме, Варагесе, Петуне и Смоли – весь световой день стучали молоты и молотки, седельщики и шорники готовили седла и упряжную сбрую, столяры строгали и собирали двухаршинные колеса, а из брусков и досок большие повозки. Одна за другой проходили загонные охоты, накапливая запасы колбас, вяленого мяса и копченостей. Выделенные артели добывали сетями целые бочки морской рыбы, половина которой потом сушилась на солнце. Ежедневные состязания распределяли будущих воинов по пяти категориям: пешцев-лучников, пешцев-щитников, катафрактов, легких конников и колесничих – кто на что лучше способен. Не забывали и про коней, все они: и свои, и мирян – тоже проходили проверку на пригодность к военной службе, им устраивали скачки и на скорость, и на выносливость, приучая к грохоту железа над их головами.

Тяжелее всего обстояло дело с катафрактами и колесничими. За короткий срок добиться от них нужного результата было весьма затруднительно. Но все равно князь гонял их беспощадно, стремясь хотя бы не слишком опозориться перед стратиотским воинством, тихо подозревая, что Леонидас не преминет привести с собой своих тяжелых конников.

Однако, как бы Дарник не был занят, на первом месте у него все равно оставались княжичи, он не только повсюду таскал их с собой, но по два-три часа в день уделял им внимание с глазу на глаз: пояснял, что в «Жизнеописание» правда, а что выдумка отца Паисия, рассказывал и о многом другом, не забывая добавлять нужные пояснения.

– Но ты говорил, что твоя мама скрыла от тебя, кто был твой отец, может быть, он в самом деле был князь, случайно появившись в ваших лесах? – дознавался у отца Смуга.

– Вот поэтому я маму и не спрашивал, вдруг действительно князь, – чуть грустно улыбался Дарник. – Просто мне уже в вашем возрасте хотелось подчиняться только своему нраву и не быть никому ничем обязанным.

– А как же ты тогда ромейский язык выучил? – любопытствовал Тур.

– От деда нам с мамой достался целый сундук словенских и ромейских свитков. В трех словенских свитках было указано, как наши слова пишутся по-ромейски. Я это выучил, даже не зная, как ромейские слова произносятся, и стал разбираться с остальными ромейскими письменами. Потом я познакомился в соседнем селище с ромеем Тимолаем, и он меня научил, как все правильно говорить и читать на их языке.

Задавали сыновья и более взрослые вопросы. Начинал обычно Смуга:

– Расскажи про своего первого убитого.

– Моим первым убитым был разбойник по имени Рваный. Во время поединка он попытался от меня убежать, и я очень неудачно зацепил клевцом его по ноге. Раздробил ему щиколотку. С собой его тащить было некуда, оставлять в лесу тоже нехорошо, и тогда я приказал другому разбойнику Кривоносу добить его. Тот испугался, что я убью его, и добил Рваного.

– Но это не ты убил, а когда сам? – Туру, как всегда, хотелось узнать все до конца.

– Потом была схватка моей ватаги с купеческой ладьей. Но там мы стреляли из луков, в каждом из убитых торчало по три-четыре стрелы, поэтому сказать, кого убила именно моя стрела, было трудно. И вообще убивать с помощью стрел это всегда какое-то ненастоящее убийство, почти как на охоте: тебе хочется не столько убивать, сколько хорошо попасть, и ты получаешь удовольствие от того, что попал.

– Ну а когда первый раз мечом убил? – Смуга ревниво подхватывал вопрос младшего брата.

– Это уже на купеческой ладье. Обиженные нами смерды на конях догнали нашу ладью и захватили нас в плен. Моих ватажников повели на суд в их селище берегом, а меня с Быстряном повезли на ладье. Быстрян был настоящим русом, мечом владел лучше меня. Ему, как и мне, не хотелось быть в селище повешенным или утопленным, поэтому мы выжидали удобный момент. На ладье было много ромейского вина. Течение само несло куда надо нашу ладью, поэтому все только сидели и пили. Нам с Быстряном тоже дали вина. И когда на ладье все, кроме кормщика, заснули, мы взялись за ножи и топоры наших охранников. Устроили настоящую резню, убив девять человек. Я после целый месяц сам себя боялся, мне снова и снова хотелось браться за топор и чтобы кровь и куски человеческого мяса разлетались в разные стороны. Потом это как-то во мне успокоилось, и с тех пор я всегда старался лишь управлять своим войском, сам не сражаясь.