Читаем без скачивания Право бурной ночи - Анна Ольховская

– Что ты имеешь в виду?

– Никак не могу поверить, что ты не Анна. Я, конечно, видел ее совсем мало, но даю голову на отсечение, что все – и лицо, и походка, и прическа, и жесты, и голос – все совпадает. До мельчайших штрихов. Может, ты не помнишь?

– Да все я помню, всю свою поганую жизнь! – вскочила я. – Всю грязь, через которую пришлось пройти, помню! И рада бы забыть, но не получается никак!

– Тише, тише, – подошел ко мне Павел и положил руку на плечо. – Прости меня. Мы потом поговорим обо всем, а сейчас давай-ка выбираться отсюда. Кстати, зачем ты эту сумку притащила, она же нам мешать будет!

– В доме, где мы спрячемся на первых порах, еды нет, он закрыт на зиму. В магазин и на базар тоже не получится сходить, нас будут искать. Вот и пришлось запастись продуктами.

– А я и не сообразил, – уважительно посмотрел на меня Павел. – Знаешь, Уля, а тебе не кажется, что ты слишком умна для санитарки из дурдома?

– Кажется, – коротко ответила я. – Потому и бегу. Ну ладно, хватит болтать, пошли к Ксюше.

Павел поднялся и, взяв сумку, направился к дверям. Он изо всех сил старался показать, что он деловит, невозмутим и спокоен, но напряженная спина и побелевшие губы выдавали безумное волнение, он был словно перетянутая струна, даже слышался напряженный звон. Казалось, малейшее усилие – и струна лопнет. Мы тихонько вышли в коридор и осмотрелись по сторонам. Пусто, никого. Я подошла к дверям Ксюшиной палаты и открыла их. Ксюша стояла у кровати, вцепившись побелевшими пальцами в спинку и закусив губу. Увидев входящего Павла, она тоненько вскрикнула и бросилась ему навстречу так стремительно, что он едва успел подхватить ее, отбросив сумку. Консервы, колбаса, сыр – все раскатилось по комнате, а этих двоих прижало друг к другу с такой силой, что казалось, ничто и никогда не сможет больше разъединить их. Я тихо закрыла дверь и подошла к окну. Пусть они привыкнут к мысли, что они снова вместе, в это бывает так трудно поверить, я знаю. Не спрашивайте меня, откуда я это знаю, я не отвечу. Но ощущение оторванной половинки мне знакомо.

Прошло десять минут, но за спиной по-прежнему царила тишина. Я повернулась и увидела, что картина не изменилась. Павел и Ксюша все так же стояли, обнявшись, он шептал ей на ухо какие-то слова, а она молчала, спрятав лицо на его груди.

– Ребята, я все понимаю, но у нас мало времени, – негромко проговорила я. – А нам еще надо решить, как вытащить отсюда Ксюшу.

– А почему только меня? – встрепенулась Ксюша. – А Павел?

– А вот с Павлом как раз все в порядке. Его со мной выпустят из отделения, я договорилась. Ты же помнишь, надеюсь, – обратилась я к нему, – что у нас с тобой романтическое свидание?

– Помню, – улыбнулся Павел. – Ты молодец, быстро ориентируешься в ситуации.

– На том стоим, – скромно согласилась я. – Так вот. Я выпросила прогулки под луной, поэтому нас выпустят, и продукты тоже вынести можно будет, пикник ведь все-таки. Когда я шла сюда, Вовчик, охранник на дверях, проговорился, что все, кто дежурят здесь по ночам, предпочитают дрыхнуть, а не выполнять свои прямые обязанности, поэтому выход за территорию больницы упрощается. И на повестке дня остается один вопрос – как вывести из отделения Ксюшу? Через окно не получится, решетка, в окнах всего первого этажа установлены решетки.

– А что на втором? – спросил Павел.

– Честно говоря, не знаю, никогда не была. Вот что, – направилась я к дверям, – вы тут посидите тихо, а я попробую туда пробраться и осмотреться, что там и к чему.

– Ты только постарайся вернуться, – жалобно прошептала Ксюша, – ты нам нужна.

– Если только вам, – горько усмехнулась я и вышла.

К счастью, мой ключ оказался действительно универсальным, во всяком случае, дверь, ведущую на второй этаж, он открыл без труда. Я поднялась по лестнице и осторожно выглянула в коридор. Там было темно, свет не горел нигде. Похоже, больных здесь не было, наверное, здесь расположены процедурные и лаборатории. Медленно, почти на ощупь, я двинулась вдоль коридора, пробуя открывать своим ключом все попадающиеся мне двери. А вот здесь мой ключ оказался бесполезным, пока он не подошел ни к одной из дверей. Я прошла одну сторону коридора и двинулась в обратном направлении, все оставалось по-прежнему, двери не поддавались. Я уже совсем было отчаялась, и вдруг… Ура! Ключ подошел! Комната, куда я попала, оказалась кладовой, здесь хранилось чистое белье, халаты, бытовая химия и прочая дребедень. Но самое главное – здесь было окно! Славное такое, большое и без решетки! Ну слава богу! Теперь у нас все получится!

И у нас получилось! Сначала мы поднялись в кладовую, и из простыней, хранящихся там, Павел свил замечательную крепкую веревку, прочно закрепил ее на одном из металлических стеллажей и, вручив Ксюше, велел ждать сигнала, после которого она должна была открыть окно и по веревке спуститься вниз. Предварительно проверив, открывается ли окно, мы с Павлом отправились вниз. В одной руке он держал мешок с продуктами, а другой нежно обнимал меня. Правда, старался он напрасно, потому что никто нас не видел, Вовчик, как и обещал, от души храпел, его могучий рев был слышен метров за 20 от дверей, и это если учесть, что спал он с той стороны двери. Стучать нам пришлось недолго, всего минут десять, прежде чем храп затих, раздалось кряхтенье, сопенье, скрип ключа – и дверь на волю распахнулась! Увидев наши довольные физиономии, Вовчик пробухтел:

– Давайте, валите, и чтоб вернулись только к утру, ясно? Больше меня не будите, прибью.

– Ясно, шеф, – бодро отрапортовал Павел, и мы в обнимку направились за угол здания. Практически сразу вслед раздался рокот Вовчика.

Мы, стараясь не шуметь, подошли к окну, за которым ждала нас Ксюша, и Павел тихонько свистнул. Окно сразу же распахнулось, из него выпала веревка, и на подоконнике появилась Ксюша. Она молодец, ловко управилась, я бы на ее месте повисла, словно мешок с клопами, а она легко соскользнула прямо на руки Павла. Когда мы подошли к ограде, то получили подтверждение словам Вовчика, потому что даже здесь, вдали от сторожки, был слышен молодецкий храп бдительных охранников. Поэтому через забор мы лезли медленно, со вкусом, кряхтя (я), сопя (Павел) и затаив дыхание (Ксюша).

– Ну вот и все, – отряхнувшись, сказала я, очутившись по ту сторону забора. – Точка невозврата пройдена, теперь только вперед.

– И не иначе, – поддержал меня Павел. – Не бойтесь, девчонки, прорвемся!

Глава 32

Вот интересно, что такое зга? Говорят – не видно ни зги. Темно, значит. А при дневном свете эта зга появляется, так получается? Такие вот идиотские мысли бродили в моей голове и чувствовали там себя совершенно свободно. Нет, не в том смысле, конечно, что мыслей в моей голове в принципе немного и толкаться им не приходится. Просто, на мой взгляд, я сейчас должна была сосредоточенно размышлять над глобальными вопросами – что делать дальше, как продержаться, чтобы нас не нашли, где взять документы и так далее. Но было так темно, как бывает только облачной осенней ночью, когда звезды и луна, гадко хихикая, крутят вам фиги из-за грязных застиранных туч, и не видно ни одной этой самой зги.

Вот уже полчаса мы, то есть Павел, Ксюша и я, ползли по лесной дороге в сторону поселка, где находился дом неизвестного дядьки Альки, наша единственная надежда. Я объяснила ребятам, куда мы идем и где будем жить на первых порах, и путь мы начали воодушевленные и окрыленные. Но оказалось, что одно дело – в качестве прогулки ходить в поселок днем, и совсем другое – брести, периодически спотыкаясь и тихо матерясь (а куда денешься!), в абсолютной темноте. Конечно, глаза пообвыклись и кое-что мы видели, но это кое-что ограничивалось определением провала в сплошной черной гряде, обозначавшего дорогу.

В общем, путь, занимавший в светлое время суток от силы минут 25–30, этой ночью свистнул у нас больше часа, а если учесть, что мы в любую минуту ожидали, что наш побег обнаружат, то это время показалось нам вечностью.

Но все когда-нибудь кончается, закончились и наши мучения, мы из лесу вышли, был сильный мороз! Ой, что-то меня не туда понесло. Было, конечно, холодно, осень все-таки, но с морозом я как-то погорячилась, а все дедушка Некрасов, наваял прилипчивую нетленку!

Наше торжественное вступление на территорию поселка, он же деревня, он же село, короче, на территорию данного населенного пункта было встречено приветственным брехом собак. Правда, по мере прохождения нами дворов, где обитали псы, они узнавали во мне знакомую личность и соображали, что напрасно драли глотки, приняв нас за богатых иностранцев, перед которыми надо обязательно прогнуться. Лай немедленно умолкал, и местные чиновники, вяло махнув хвостами, уходили в свои кабинеты, то есть будки, тихо цедя сквозь зубы все, что они думают по поводу местных дур, понапрасну тревожащих честных трудяг.

Разумеется, та часть поселка, где кучковались поместья московских сирот, находилась в стороне, противоположной той, где мы вышли, поэтому нас поприветствовали практически все здешние хвостатые обитатели, чем довели нас просто до предынфарктного состояния, так что к дому дядьки Альки мы добрались на дрожащих ногах, вспотев от ужаса. В довершение ко всему оказалось, что ворота заперты на замок, хотя в этом-то не было ничего удивительного, ведь там сейчас никто не жил. Пришлось опять заняться обезьяньим развлечением – лазаньем по заборам. И в этот раз получалось у нас это гораздо хуже, у меня лично получилось только с четвертой попытки, три предыдущих напомнили мне анекдот про новую скользкую клеенку и тараканов, ну, там, где всю ночь раздавались шлепки и приглушенный мат.