Читаем без скачивания Чистосердечные признания (ЛП) - Рэйчел Гибсон

Хоуп осторожно взяла Шелли за пострадавшую руку и нанесла на ногти фиксирующее покрытие.

- Похоже, ты ему сочувствуешь.

- Черт, нет. Он слишком большой извращенец, чтобы я ему сочувствовала. Ближе к концу он снимал девчонок, которым еще и восемнадцати не исполнилось. Нет, я его не жалею и не понимаю, но могу оценить ситуацию и понять, как до такого дошло. Выбравшись из-под каблука Минни, он просто с катушек слетел.

- Пару недель назад ты сказала, что, в конце концов, Хирам стал вести себя беспечно и приглашать девушек на дом. Ты видела что-нибудь подозрительное?

- Нет. – Шелли подняла забинтованную руку и взглянула на ногти. – Когда ты собираешься приняться за статью?

Хоуп не поверила утверждению подруги, но тему развивать не стала:

- Я жду ответа от ФБР. Как только увижу, что они пришлют, пойму с чего начать. - Но сперва она должна закончить историю, которую ей заказали, и для этого надо думать о пришельцах, а не о некоем сладкоречивом ковбое. – Я надеялась, что ты покажешь мне те водопады, о которых вы с Полом рассказывали. Хотела сделать несколько снимков для следующей «инопланетной» статьи. – Хоуп пожала плечами: – Но я могу подождать, пока ты не выздоровеешь.

- Попроси Дилана отвезти тебя. Он знает, где это, но обратись к нему до пятницы, потому что он всегда уезжает из города, пока Адам гостит у матери, - Шелли откинулась на спинку кресла. – Шериф живет в «Даббл Ти», помогает маме и зятю. Если не успеешь попросить Дилана до отъезда, то вряд ли увидишь его в ближайшую пару недель.

Две недели. Две недели Хоуп не придется беспокоиться, что она где-нибудь встретится с шерифом, не придется вспоминать о его медленных ласках и изголодавшихся губах. У нее будет две недели, чтобы выбросить Дилана из головы и сосредоточиться на работе. Ведь именно поэтому журналистка прежде всего и приехала в Госпел. Теперь, когда ей наконец удалось снова войти в рабочую колею, нужно сконцентрироваться и настойчиво продвигаться к цели. Но внезапно работы стало недостаточно, а две недели показались ужасно долгими.

* * *

В среду вечером Дилан сложил последние полученные из прачечной вещи Адама и упаковал их в чемодан. Мальчик следил за отцом настороженными зелеными глазами, мрачно сжав губы в тонкую линию. Каждый год в это время вся обычная восторженность Адама улетучивалась, уступая место тревоге.

- Ты ведь не будешь плакать на этот раз? – спросил сына Дилан.

- Нет. Теперь я взрослый.

- Хорошо, а то твоя мама ужасно расстраивается. – Каждый год Адам обещал не плакать и каждый раз держался до тех пор, пока не наступал момент, когда надо было отпустить отцовскую руку. – Завтра после стрижки поедем в торговый центр «У Хансена» и купим тебе новые трусы и футболки, - прибавил Дилан, ставя чемодан на комод.

- И еще новую маску с трубкой. А то я свою нечаянно сломал.

Прежде чем уложить сына под одеяло, шериф согнал с кровати щенка. Дилан не знал, почему маска вдруг приобрела такую важность, но, вероятно, у мальчугана были на то причины.

- Добавь в свой список. – Убрав мягкий локон с брови Адама, Дилан спросил: - Ты уже нашел маме особый камень?

- Ага, белый.

Отец наклонился и поцеловал гладкий лоб сынишки:

- Приятных снов.

- Пап? – Уже по одному голосу Адама Дилан понял, о чем тот хочет его попросить. Из года в год просьба не менялась. – Поедем в этот раз со мной.

- Ты знаешь, что я не могу. Кто останется здесь и присмотрит за твоей собакой?

- А мы возьмем ее с собой. Ты, я, мама и Мэнди. Будет здорово.

Подойдя к двери спальни, Дилан выключил свет, ответив:

- Нет, Адам, - и увидел, как сын перевернулся на другой бок, спиной к отцу.

Дилан ненавидел июль. От всей души ненавидел. Ненавидел приходить домой и не наступать на разбросанные Адамом игрушки, которые потом велел бы ему убрать. Ненавидел тишину дома, пустоту в спальне сына. Ненавидел ужинать в одиночку.

Половицы поскрипывали, когда Дилан шел по небольшому коридору в свою темную спальню. Сквозь открытые ставни лунный свет лился по изножью кровати, комоду и взбирался вверх по стене. Несколько лучиков брызнули на грудь шерифа, пока тот стягивал через голову футболку. Он бросил ее на старый стул с высокой спинкой, но промазал. Завтра они поедут покупать Адаму новое белье, послезавтра – в аэропорт Сан-Вэлли. И Дилан будет смотреть, как сын поднимается на борт частного самолета вместе с Джули. Будет смотреть, как она увозит Адама прочь.

Этот момент Дилан ненавидел больше всего. Ненавидел прощальные взгляды, что бросал через плечо сын, одну-единственную мольбу в его полных слез глазах, словно отец мог подарить ему то, чего мальчик желал больше всего на свете.

Но исполнить мечту Адама Дилан не мог. Останься он с сыном и Джули на пару дней или на все две недели – это не дало бы Адаму того, что он действительно хотел. Маму и папу, живущих вместе. Маму, больше похожую на ту женщину, которую он видел каждую неделю по телевизору, а не ту, с которой встречался раз в год. Ангела, который заботился бы о мальчике так, как она заботилась о бездомных, о стариках или сиротках, которых «спасала» на прошлой неделе. Маму, о которой Адам мог бы рассказать друзьям.

Дилан сел на край кровати и скинул обувь. Ни он сам, ни Джули не намеревались так долго держать сына вне ее жизни. Никогда не собирались делать из мамы Адама «тему, которую нельзя обсуждать». Никогда не собирались заставлять мальчика хранить тайну, о которой никто не должен знать. Просто так вышло, а теперь ни Дилан, ни Джули не знали, что с этим делать.

Адаму едва исполнилось два года, когда мама заполучила главную роль в «Небесах на земле». Дилан с сыном уже жил тогда в Госпеле, вдали от славы, которую так жаждала Джули. Благодаря ее прелестному лицу, нежной коже и продуманным пресс-релизам публика мгновенно влюбилась в новую звезду. За несколько месяцев Джули превратилась из никому не известной, едва сводящей концы с концами актрисульки в божественного ангела. Внезапно она стала частой гостьей в ведущих ток-шоу и идеалом христианского движения. Все верили, что этот ангел прекрасен ликом и душой. Америка искала себе символ доброты и обрела его в Джульетт Бэнкрофт.

Первые несколько лет она брала Адама на небольшое ранчо своего отца, потому что ей нужно было отвлечься от актерской жизни и сосредоточиться на сыне. Отчий дом давал Джули такую возможность. А заодно ранчо было прекрасным местом, где Адам мог познакомиться с теми родственниками, которые еще жили поблизости.

Теперь, пять лет спустя, Джули брала мальчика туда, потому что иного выбора не представлялось. Как она сможет объяснить миру, что у нее есть сын, которого она видит раз в год? Как это будет выглядеть? Что об этом скажут в ток-шоу? И как быть с христианским движением, которое поддерживает ее сериал? Как это отразится на ее небесной репутации?