Читаем без скачивания Зеркало моды - Сесил Битон

Глава XV

На иголках

Франция очень гордится своими талантами, будь то скульпторы, повара или модельеры. Любого художника там лелеют, балуют и стараются оградить от многих невзгод, которые мешают и вредят полету их творчества в других странах, особенно в Англии. В нынешней Англии, чтобы просто прожить, нужен недюжинный творческий дар. Во Франции художник – священная корова, существо неприкосновенное; вся его энергия целиком направлена на творчество. При этом всегда найдутся люди, готовые с гордостью прийти ему на помощь – поднести сумку, приготовить ужин, отвезти готовое творение на фирму.

Примером почтительного отношения, которое оказывается во Франции талантливым людям, может служить Кристиан Диор. В стране к нему относятся как к национальному достоянию. Нэнси Митфорд вспоминает, что, когда она ехала к Диору на примерку вскоре после того как тот открыл собственный модный дом, шофер в такси повернулся к ней и гордо произнес: «Наконец-то у нас кто-то составит конкуренцию Баленсиаге!»

С той поездки Нэнси Митфорд в такси прошло немного времени, и «конкурент Баленсиаги» сделался настоящей звездой; Кристиан Диор в портняжном деле – то же, что Антуан Ватто в живописи. Для женщин всего мира имя «Диор» теперь обозначает роскошь. А вот о человеке, носящем это имя, известно очень мало.

Диор похож на тихого сельского пастора, он весь как будто сделан из розового марципана. Внешне он сдержан, но под этой сдержанностью скрывается внутреннее напряжение и нервозность, которые после выпуска каждой новой коллекции сменяются полной отрешенностью. Диор после показа всякий раз уезжает искать утешения в загородный дом в Милли. Здесь он, представитель труднейшей профессии, в которой царит жесточайшая конкуренция, отдыхает между раундами: тихонько копается в саду, иногда ходит в местную антикварную лавку, намереваясь вернуться оттуда с посудой из севрского фарфора или стулом, который долгие месяцы смотрел на него с витрины. Но не все так просто: секретарь Диора всегда строго следит за состоянием его кошелька.

Диору нравится, когда жизнь богато украшена. Он – типичный буржуа, трезво смотрящий на мир и прочно стоящий на ногах. Ему воздают бесконечные почести, а он остается скромным, как лесная фиалка. Голова у него похожа на яйцо, она порой покачивается из стороны в сторону, но никогда не кружится от успеха. Когда Диор приезжает в Нью-Йорк, газеты освещают этот визит, словно к ним приехал сэр Уинстон Черчилль, однако Диора такая реклама не подкупает. Он счастлив, что, если в мире моды от него устанут (ведь даже великие не в силах удержаться на троне больше пары десятилетий), он прибегнет к запасному варианту: уедет к себе на ферму и будет возделывать сад.

Репутация Диора стоит на прочном фундаменте. В мрачные годы оккупации он сделал все, чтобы мода вновь, как много лет назад, стала волновать сердца. Диор – далеко не талант-однодневка. Первыми своими успехами он обязан своему уникальному умению находить и создавать новое и неожиданное; этот дар проявляется в каждой новой коллекции. Человек неиссякаемой энергии, он словно наполняет ею свои творения.

Когда модели чередой выходят в диоровских нарядах, появляется ощущение, что ты попал в какую-то романтическую, фантастическую сказку. У автора безупречный, утонченный, благородный вкус, он уважает традиции и склонен находить забытое старое, вызывая у нас восторг и ностальгию. Для того чтобы создать настроение, ему достаточно лишь собственного чувства цвета; у него есть свои фирменные, зарезервированные только для своих работ оттенки, в том числе ландышево-зеленый, серовато-желтый, бледно-розово-абрикосовый и перламутрово-серо-зеленый. Из этого спектра он создает свою сказочную мечту, творит рапсодию из украшенного цветочками шифона, причем это вдохновение ощущается и в самых что ни на есть повседневных диоровских нарядах.

В детстве Кристиан Диор вовсе не хотел становиться модельером. «Естественно, – рассказывает он, – что мне нравилась женская красота. Как любой ребенок, я восхищенно разглядывал шикарных дам». В память врезались меха, перья райских птиц, янтарные ожерелья, жесты, как на картинах Больдини, – и все-таки, полагает сам Диор, если бы кто-то тогда сказал ему, что он будет днями корпеть над изучением свойств тканей, секретов драпировки и приемов кроя, он бы очень удивился.

Сделать в 1935 году первые свои эскизы Диора заставила случайность; до этого он долго болел и только-только успел поправиться. Денежные дела пошатнулись, и в первый раз в жизни Диор всерьез задумался о карьере. Прежде он вел беспечную и разгульную жизнь дилетанта, прививал себе хороший вкус, время от времени пробовал себя в живописи, успел познакомиться с художниками и музыкантами и даже, решив «продавать полотна друзей», открыл галерею. Будучи истинным нормандцем, он, однако, не отличался практичностью, и галерею пришлось закрыть.

Друг Диора, режиссер Жан Озенн, предложил ему попробовать себя в качестве модельера. Диор сделал несколько набросков и, притом что рисовальщиком тогда был еще неважным, решился отнести их в один модный дом. К его изумлению, там эскизы приняли, но вместе с тем он осознал, что ему еще учиться и учиться. Он начал рисовать эскизы сотнями, упорно и терпеливо учился, старался понять, почувствовать, уловить. Два года, которые он провел в трудах и науке, работая день и ночь, не прошли даром: в конце концов он сумел стать отличным модельером.

В эти годы Диор неотрывно следил за достижениями других дизайнеров. «Не существует ничего нового, – без обиняков заявляет он. – Всегда поначалу от чего-то отталкиваешься. С уверенностью могу сказать, что на меня повлиял Молинё». Восхищался он и Шанель, устроившей переворот в моде «при помощи свитера и десятка ниток жемчуга». Несколько позже его заинтересовали секреты производства, и примером для подражания стали платья Мадлен Вионне; постепенно постигая ремесло, он все больше проникался восторженным отношением к этой женщине. «Никому, – уверен Диор, – не удавалось поднять искусство моды на высоту, равную мадам Вионне».

Постепенно эскизы Диора приобрели несколько известных домов моды; при этом он часто говорил, что окончательный результат намного превосходил его первоначальный замысел. Жанетта Коломбье, работавшая на Мари Альфонсин, однажды заметила ему: «Вы мало внимания уделяете тому, как смотрится платье с боков и сзади. Возможно, вас устраивает вид анфас, но мои клиентки полагают, что на них будут смотреть под разным углом!» Все эти советы оказались Диору чрезвычайно полезны.

Вскоре его эскизы попали на страницы «Le Figaro», и его пригласили на постоянную работу. В 1937 году Диор познакомился с Робером Пиге, который предложил ему стать конструктором одежды. У Пиге Диор проработал два года, пока не началась война. Здесь он, по собственному утверждению, научился сдержанности. Пиге полагал, что секрет элегантности – в простоте, и постарался донести эту идею до Диора.

Пиге всегда забавляло пристрастие Диора к технической стороне дела, к портняжным тонкостям. Теперь Диор считает тогдашнюю критику мастера несправедливой: он убежден, что радикальные перемены в моде могут быть связаны исключительно с технологическими усовершенствованиями.

В годы немецкой оккупации Диор долгое время жил в Провансе, где наверстывал упущенное: возделывал землю, разводил птиц, работал в саду. При этом он продолжал рисовать эскизы для «Le Figaro» и в конечном счете сумел вернуться в Париж и устроиться модельером-конструктором к Люсьену Лелону.

Работая у Лелона, Диор усвоил, как он говорит, важнейший дизайнерский принцип: у каждой ткани свои тонкости и повадки. «Платье, сделанное по одному и тому же замыслу, из одной и той же ткани, может в равной мере иметь успех и претерпеть полный провал». Важно понять, как уловить естественное течение ткани и направить в нужное русло: хороший дизайнер всегда следует за ориентацией материала, будь то шерсть, органди, бархат или что-нибудь еще.

У Лелона Диор работал над фирменными коллекциями в паре с Пьером Бальменом. Между мастерами сложились дружеские отношения, однако Бальмен был весьма амбициозен и жаждал открыть собственное дело. Мечты коллеги оказались заразительны: Диор потихоньку начинал подумывать о том же. После освобождения Франции Бальмен открыл собственный модельный дом. Диор был настолько робким, что уж и не надеялся когда-нибудь уйти от Лелона; он начал постепенно разочаровываться и все больше ощущал себя пленником. Хотя их с Лелоном и связывала дружба, он в конце концов не нашел иного выхода, как порвать с ним и создать собственную фирму.