Читаем без скачивания Привал на Эльбе - Петр Елисеев

— Не говори так, страшно слушать, — вздрогнула Галина Николаевна. — Твоя жизнь нужна не только тебе, но и мне. Что бы с тобой ни случилось, помни: я жду тебя.

Проводив ее, все разошлись по домам.

5

Ночь была метельная, черная, месяца не видно. Дул северный ветер. Командир эскадрона проверял посты.

Михаил подошел к сараю, где стояли лошади эскадрона. Услышал окрик дневального. Промолчал. Солдат повторил окрик. Михаил не отзывался. Щелкнул затвор автомата. Командир эскадрона откликнулся.

— Проверяешь? — в голосе Кондрата Карповича послышалась обида. — За меня не сумлевайся. Всегда шашка наголо.

Михаил действительно проверял посты, не обошел он и отца. Кондрат Карпович закрутил козью ножку, набил самосадом и подал кисет сыну. Прикурили от спички, зажатой в ладонях отца от ветра. Михаил затянулся, закашлялся.

— От этого табака сам черт угорит, — сказал он и, будто между прочим, спросил отца: — Как бы ты поступил, если бы вдруг фашист пришел?

— Угостил бы черным табаком.

— Без разговора?

— А что мне, рыбу ловить с ним, что ли? — пренебрежительно сказал старый казак.

Он ненавидел немцев, по вине которых, как он считал, начинались все войны.

— Какой разговор может быть с ними? За виски да в тиски.

— И «хенде хох» не скажешь?

— Всякому дню своя молитва.

Михаил давно хотел научить отца хоть немногим немецким словам. Тот охотно запоминал, но произнести вслух не умел почти ни одного.

Михаил спросил отца по-немецки:

— Отец, вы любите немецкий язык?

— Мишутка, — возмутился казак, — ты с ума сошел: называешь меня отцом на чертовом языке.

— Знание языка врага — оружие в борьбе, — напомнил Михаил. — Изучать надо. Пригодится, ох, как пригодится.

Вышел из хаты Яков Гордеевич. Не спится ему спокойно, если за ночь не выйдет хоть пару раз к лошадям. Любит старик животных, заботится о них. Не хочет, чтобы упрекали, будто по старости ветеринарный инструктор плохо работает. Услышав обрывок немецкой фразы, Яков Гордеевич поспешил на голос командира. Ему тоже не терпелось показать свои знания.

Во двор шмыгнула тень человека, притаилась.

— Стой! Кто идет? — выхватил пистолет Михаил.

— Генерал Якутин, — ответили из темноты.

— Руки вверх! — грозно крикнул Михаил, услышав незнакомый голос.

Кондрат Карпович вдруг вспомнил вдалбливаемые ему немецкие слова, рявкнул;

— Хенде хох!

— Я командир дивизии, — переменил голос генерал Якутин, подходя ближе.

Узнав голос генерала, Михаил звякнул шпорами, приложил руку к козырьку, доложил обстановку.

— Извините, что неприветливо встретил, — сказал он под конец.

— Молодцы, хорошо службу несете, — поблагодарил генерал и вошел в хату.

Якутин умышленно появился один, не взяв даже Пермякова. Он не любил разговаривать с солдатами в присутствии командиров. Он сам когда-то служил и рядовым, и сержантом, и младшим лейтенантом. Отлично знал, что у любого язык немеет, когда его спрашивают при непосредственном начальнике.

Михаил толкнул в бок Элвадзе. Тот открыл глаза и, увидев генерала, вскочил, оправил гимнастерку, представился. Якутин достал папиросы, протянул командиру эскадрона и парторгу. Он молча что-то искал в своей сумке. Лицо у него выглядело угрюмым и напряженным. На широком лбу залегли морщины, серые глаза были усталые, черные волосы поседели на висках. Якутин достал докладную записку Елизарова, покрутил короткие усы, сказал:

— Я хочу кое-что уточнить из ваших наблюдений и посоветоваться с вами.

Все уселись за стол. Михаил был ошеломлен: генерал пришел советоваться с ним, младшим лейтенантом, с самым молодым командиром эскадрона? Михаил взглянул в его глаза. «О чем же будет говорить генерал?» Тот деловито осведомился:

— Давно ведете наблюдения?

— Двадцать восемь дней. За каждый день есть у меня подробные записи.

Михаил достал из сумки две толстые записные книжки и начал читать.

— Записи интересные. Можете их дать мне на пару дней? Хорошо, благодарствую. Что вы можете сказать о переднем крае врага?

Михаил повеселел. Ему давно хотелось сообщить командиру дивизии все подробности: в докладной записке он не мог описать всего.

— Самое сильное укрепление — на высоте сто тринадцать. Туда немцы стягивают силы и технику, — указал Елизаров место на карте. — На север и на юг тянется противотанковый ров, минная полоса шириной пятьдесят-шестьдесят метров и в три-четыре ряда проволочные заграждения. Атакой по фронту взять немцев трудно. А слабовато у них вот на этом участке. Здесь мы захватили «языка». Местность изрезана глубокими оврагами, балками. О распорядке дня противника я писал, но тоже не все.

— О распорядке дня противника? — улыбнулся Якутин. — Читал. Если все это так, то вас следует представить к награде. Важные сведения добыли.

Михаил с увлечением опять стал рассказывать о жизни немцев на переднем крае.

— А где немецкий генерал задает обеды?

— В конторе колхоза, четвертый дом от западной окраины селения Лихобор.

— Это селение находится в семи километрах от передней линии. Как вы узнали? — удивился генерал, рассматривая схемы.

— На днях старик оттуда прибежал. А вчера «язык» рассказал об этом. Да и сами кое-что приметили в бинокль.

— «Язык» разговорчивый, — согласился Якутин, поднимаясь со стула.

В заключение он сказал:

— Наша беседа очень ценная. Какие новости будут о противнике — немедленно сообщайте. В любое время суток докладывайте, будите. Если не удастся лично меня найти, пишите. Перо смелее языка… Ну, как дела, товарищ парторг, растете? — спросил Якутин Элвадзе.

— Не очень. Казаки говорят: на отдыхе непочетно вступать в партию, ждут приказа о наступлении.

— Командир эскадрона коммунист?

— Комсомолец. Он готовится к вступлению в партию, но решил подать заявление, когда эскадрон в бою себя проявит.

— Верное желание.

— Хорошее, — подхватил Элвадзе, — каждому зерну своя борозда. Он командир, с него спросится за весь эскадрон.

«Замечательные конники, — подумал генерал, прикрывая за собой дверь. — Такие не подведут».

Тревога! Кавалеристы седлали коней один быстрей другого, без паники и шума. Учебные тревоги не прошли даром. Даже Яков Гордеевич, тыловик эскадрона, не отставал от Кондрата Карповича, богатыря-наездника. Впрок пошло падение с коня и Михаилу. Теперь он, оседлав Бараша, выскочил первым со двора. Вслед за ним пулей вылетали казаки на лошадях, строились.

Метель чуть улеглась, но месяц по-прежнему был скрыт серыми, плывущими низко, почти над крышами домов, облаками.

Командиры эскадронов один за другим рапортовали о построении подразделений. Пермяков, приняв рапорты, объяснил боевую задачу;

— Танки прорвут немецкую оборону. Нам нужно пройти за шесть часов сорок километров. Обогнув укрепленную линию врага, пробраться в его тыл и с тыла ломать оборону.

— Артиллерия пойдет? — спросил Михаил.

— Нет, не пройдет оврагами и балками. Но сами артиллеристы будут с нами. Захватим немецкие орудия — пустим в ход. Наш полк пойдет в авангарде. Одна дивизия будет обтекать укрепленный район неприятеля с противоположной стороны. На Лихобор конники бросаются в одно время.

— Ходить врозь — драться вместе, — заметил Михаил.

— Конницу поддержит авиация. Ясно? В марше не курить и чтобы ничего не звякнуло: ни стремя, ни оружие.

Полк тронулся. Черная на белом снежном фоне лавина по лощинам спустилась в русло пересохшей речки, в глубокий овраг, к которому примыкает линия обороны противника, упирающаяся в лес. Задача казаков — проскочить в лес и там подготовиться к налету на знаменитую 113-ю высоту с тыла.

От головного эскадрона дозоры разветвлялись более мелкими группами. Михаил наказывал смотреть в оба: кругом, вниз и вверх, чтобы не напороться на боевое охранение, не проморгать секрет или «кукушку».

Немцы боялись леса — «там водятся черти», так они говорили о партизанах и казаках, внезапно появлявшихся в тылу захватчиков. Чтобы их не застали врасплох теперь, при такой обороне, немцы нередко выставляли в лесу боевые секреты автоматчиков, сажали на деревья «кукушек».

Казаки посматривали по сторонам, ежились от предутреннего мартовского мороза. Сутулясь в седлах и потирая руки, они услышали глухую команду: «Слезай!» Полк остановился на исходных позициях. Седоки соскакивали с коней и сразу начинали бег на месте — грели ноги.

— Забрались, — кряхтел Кондрат Карпович от холода.

— Забраться-то забрались, а как выбраться? — ослаблял Яков Гордеевич подпруги. — Лошадки устали. А еще через немцев им надо прыгать.

— Кони выдержат. Опаска в другом — как бы на мины не напороться.