Читаем без скачивания Бабочка на штанге - Владислав Крапивин

— Когда-нибудь, — усмехнулся Ян. — Вот отработает «Прорва» свою идею о межпространственных порталах, и тогда — хоть на край Вселенной…

— Она же бескрайна, — заметил Чибис. — Вселенная-то…

— Крайность и бескрайность — понятия легко совместимые, — опять подал голос Шарнирчик.

— Вот! — поднял палец Ян. — И не пытайте меня больше про это, сколько раз просил…

— А можно про другое? — вкрадчиво сказал я.

— Ну?

— Кто такой Кнабс? Владелец транспортных систем?

— Великий Вип… — простонал Ян (и я вспомнил Данилыча). — Это не кто, а что! Это система…

— Что за система-то? — встрял Чибис.

— Вы тут вертитесь уже столько времени, могли бы разобраться кое в чем…

— Кое в чем мы разобрались. Но не в системе, — въедливо сказал Чибис. — Или она секретная?

— Ужас до чего секретная! Потому и на вывеске… Ведь я рассказывал: есть клуб любителей аномальных явлений. Это люди, которые стараются устранять всякие нарушения во Всеобщем информационном поле. Так называемые дисбалансы. Вон, Чибис любит это слово.

— Не-а, не люблю…

— Любишь его произносить… В мире есть разные гадости, которые развиваются по законам природы, против них не попрешь. А есть такие, которые возникают случайно. С ними есть возможность бороться. Иногда, если вовремя ликвидируешь такую пакостную случайность, можно избежать беды в крупных масштабах. Вот, наши люди и стараются делать это. В меру своих сил…

— Ян, какая ты зануда, — сказал Шарнирчик. — Дай я объясню. Кнабс — это название. Вот такое… — Он пальцем написал в воздухе несколько букв, и они целую секунду светились, как неоновые трубки: КНабС. — Клуб наблюдателей за Стабильностью…

— За стабильностью Всеобщего Информационного Поля, — вмешался Ян. — Которое сокращенно именуется ВИП.

«Великий Вип!» — вспомнил я опять и посмотрел на Чибиса. А он на меня. Потом — оба на Яна. Чибис выговорил:

— Ничего себе… клуб…

А я спросил:

— Ян, у тебя какое звание?

— Звание? Ты военкомат, что ли, вспомнил? Это все позади…

Я упрямо сказал:

— Нет, я про звание в КНабСе. Есть же, наверно, разные должности. Ну, и чины… Вот мы сегодня прочитали, что система связана с речными путями… Наверно, и звания должны быть флотскими…

Ян хмыкнул и помотал головой:

— Ну, фантазеры… У нас абсолютно гражданская организация. И все там на одном уровне… Ну, если сравнивать с флотом, то все мы… кнабс-капитаны… По-моему, звучит, а?

Чибис повозился на стуле.

— Как-то это… несолидно…

— Почему? — слегка обиделся Ян.

— «Кнабэ» — по-немецки «мальчик». Получается, будто детская организация.

Ян обрадовался:

— А так оно и есть! Потому что с точки зрения взрослых здравомыслящих людей мы заняты детскими играми! Какое-то торможение галактик, межпространственные порталы, ликвидация локальных возмущений в системе темпоральных полей, изменение направленности событийных векторов… Клуб любителей фантастики. Кстати, по этому ведомству он и числится у властей…

Чибис поскреб в затылке и серьезно сказал:

— Годится…

А я спросил, пугаясь собственного нахальства:

— Ян, а можно мы тогда… будем считаться кнабс-юнгами?

Ян потер щетинку на впалых щеках и ответил с неожиданной серьезностью:

— Кнабс-юнгами пусть будут Соня и Саньчик. А вы будьте кнабс-лейтенантами. Идет?

Все это было похоже на игру, но я смутился всерьез:

— Но мы же… еще ничего на сделали для КНабСа…

— Как не сделали? Шарнирчик, что они говорят! Чибис перебил стаю шпионских мух! А Клим… у него, по-моему, зреют в голове какие-то масштабные планы!

Никакие планы у меня не зрели. Но я не стал спорить, потому что очень хотелось считать себя кнабс-лейтенантом, а не гостем в кафе «Арцеуловъ».

Щуплый Костик Железкин славился не только умением примагничивать железо и чугун (даже утюги!), было подходящее прозвище — Железкин. И дело не только в его магнетизме. Он был еще прирожденный механик. Умел мастерить крохотные двигатели и бывало, что вживлял их в кукол. В картонных и тростниковых петрушках, зайцах и пиратах тикали пружинные сердечки.

Саньчик не оставлял любимого занятия — то и дело вырезал из коры паровозики. Железкин вставлял в них свои микромоторы, и паровозики бегали по кирпичным дорожкам и половицам. Саньчик дарил их всем, кто просил. А были и беспризорные паровозики. Скоро их развелось столько, что они шебуршали по углам, как мышата. Толстый серо-полосатый кот Пуппелькатер вначале гонялся за ними, но скоро понял, что это не мыши, а сплошная подделка, и только фыркал от возмущения.

Железкин предлагал починить часы, которые висели на башне. Чтобы в них снова заработала музыка!

— Прочему их не дали мне перед тем, как тащить на верхотуру?

Но местный пожарник дядя Игорь (он ездил по поселку на красном мотоцикле с огнетушителями) сказал, что в часах вообще нет никакого музыкального механизма.

— Мне ли это не знать? Сам приколачивал под крышей…

Кстати, он повесил там не только часы. Ниже часов он прибил деревянное солнышко. Вездесущие малыши нашли где-то круглую крышку от кадки с квашеной капустой, отскребли ее добела и покрыли лаком. А потом выпросили у старших ребят несколько желтых реек для лучей.

— Дядя Игорь, прибейте, пожалуйста!

Дядя Игорь, ворча в усы, полез наверх по скобам и приколотил деревянный круг с торчащими в стороны палками. Солнышко получилось что надо! Сочинитель Серый даже сказал:

— Почти как на театре Образцова…

Может быть, и правда, как на том театре (я там не бывал).

Жизнь «пуппельхаусной» компании была шумной и, на первый взгляд, бестолковой. Малышня бегала и галдела, девчонки таскали по всему помещению куски цветной материи, Ринка о чем-то спорила с Серым, мальчишки стучали молотками… Но потом оказывалось, что они не просто стучат, а вгоняют конопатку в старую шлюпку; что Ринка и Серый горячо обсуждают сценарий; что девчонки кроят и сшивают пестрый занавес, что «мелкое население» репетирует песни для спектакля…

Те, кто умел командовать куклами, то и дело забирались на антресоли и тоже устраивали «репетиции». Куклы принимались скакать по всему помещению.

Иногда «население» Пуппельхауса — и мелкое, и постарше — срывалось с места и бежало на край поселка. Там, на лугу, стояли футбольные ворота, и народ «устраивал себе разрядку». Играли все, даже пятилетние мальчишки. С большими криками, но без больших обид. Потом девочка Даша — Ринкина подружка с медицинской сумкой на боку — мазала народу йодом ссадины. А иногда и не йодом, а водой, которую набирали в колодце через дырку в люке. Говорили, что помогает, хотя и не так сильно, как при спускании в глубь колодца…

До открытия театра, до премьеры «Шумного бала со всех сторон» было еще далеко. Но и такая вот жизнь — с репетициями, ремонтом, хохотом, чаепитиями среди раскиданных ящиков и колес — была замечательной. «Вертящей голову», как выразился однажды Чибис. Я согласился с ним. И однажды высказал Ринке, что, может быть, «вся эта свистопляска» даже интереснее, чем будущие чинные спектакли. Ринка возразила, что спектакли будут не чинными, а тоже со свистопляской. Но потом вдруг сказала:

— А может, ты и прав…

С ней бывало такое: сначала заспорит, а потом замолчит на секунду и согласится. Особенно, если мы беседовали один на один, в сторонке от остальных. Да, так случалось: мы вдруг оказывались рядом, ближе друг к дружке, чем к остальным. Все варятся «в общей похлебке», а мы как бы сами по себе. И я при этом каждый раз вспоминал, как однажды Ринка коснулась губами мочки моего уха. Больше такого не случилось ни разу, но и вспоминать это было так… «душещекотательно».

А Чибис чаще был рядом не со мной, а с другими ребятами. Его интересовали шлюпочные дела. Ну и ладно! Нам и в городе хватало друг друга…

Дорога до Колёс была теперь простой и быстрой. Мы проникали в коридор под «Арцеуловым», за полминуты пробегали «архивированное пространство» и оказывались в кассовом зале станции Пристань-I. Оттуда через неприметную дверцу и коридор с плакатами — на подземный перрон. От него ровно в десять утра отходил крохотный поезд из трех вагончиков. Его все называли — «мотовоз». Хотя что значит «все»! Пассажиров там бывало одни-два, не больше. Молчаливые и нелюбопытные… Скоро такие поездки стали для нас привычным делом.