Читаем без скачивания Шри Ауробиндо. Синтез йоги – I - Шри Ауробиндо

Существует более пространная формула, предложенная светским умом человека и основанная на этическом чувстве, – поскольку проводит различие между эмоциями, обусловленными этическим чувством, и теми, что являются откровенно эгоистическими и порождаются заурядными и приземленными своекорыстными интересами. Согласно ей, нашим идеалом должны быть альтруизм, филантропия, гуманность, сострадание к ближним, благотворительность, служение и труд во имя процветания человека и всех созданий. Освободиться от пут эгоизма и стать воплощением самоотверженной души, которая живет и трудится только или главным образом для других или ради всего человечества, – такой путь внутренней эволюции человека предлагает эта доктрина. Или же, если это слишком мирской и ментальный подход, не способный удовлетворить все составляющие нашего существа: так как в человеке существует более глубокая, религиозная и духовная потребность, не учитываемая филантропической формулой, то этой формуле можно придать религиозно-нравственное значение, каким в действительности и был ее изначальный смысл. К внутреннему поклонению Божественному или Всевышнему через переживание чувства любви и преданности в сердце или к поискам Невыразимого в стремлении к обретению высшего знания можно добавить поклонение через альтруистические действия, или приготовление себя к духовной жизни через деяния, совершаемые в духе любви, благожелательности, служения человечеству или нашим ближним. В действительности, именно религиозно-нравственным чувством был продиктован закон доброжелательства по отношению ко всем существам или всеобщего сострадания и любви к ближним и служения им, который представляет собой ведантический, буддистский и христианский идеал. И только в результате своего рода охлаждения, порожденного мирским влиянием, которое уничтожило элемент религиозного пыла, филантропический идеал обособился и занял главенствующее место в системе светской ментальной и моральной этики. Ибо в религиозной системе этот закон действий является только временным средством для достижения определенной цели, а когда эта цель достигнута, то он теряет свой смысл или приобретает второстепенное значение; он становится лишь частью культа, который служит поклонению и поискам Божества, или же предпоследним шагом перед растворением своего «я» на пути к Нирване. В светском идеале он провозглашается самодостаточной целью и становится признаком морального совершенства личности или же условием более счастливого положения человека на земле, лучшего состояния общества, большей сплоченности нации. Но ни один из этих идеалов не удовлетворяет ту потребность души, с которой мы встречаемся в интегральной Йоге.

Альтруизм, филантропия, благотворительность, служение ближнему – всё это плоды ментального сознания и они, в лучшем случае, представляют собой лишь тусклый отблеск духовного пламени всеобъемлющей Божественной Любви. Не способные по-настоящему избавить человека от чувства эго, они в лучшем случае расширяют границы эго и дают ему более высокое и более полное удовлетворение; не имеющие силы практическим образом изменить витальную жизнь и природу человека, они лишь видоизменяют и смягчают ее внешние формы проявления и скрывают под приятной наружностью ее прежнюю эгоистическую суть. Или же, если следовать этому нравственному идеалу со всей искренностью и волей, то это приведет к чрезмерному развитию одной из сторон нашей природы в ущерб всем остальным; но такое одностороннее развитие не может содержать в себе ключа к полной и совершенной божественной эволюции нашего индивидуализированного существа во всей его многогранности на его пути к универсальному и трансцендентному Вечному. Религиозно-нравственный идеал также не может исполнять роль руководящего принципа – ибо он является компромиссом или соглашением о взаимных уступках ради взаимной поддержки между религиозным рвением, пытающимся обрести более непосредственную власть над земным миром, вобрав в себя высшие мотивы обычной человеческой природы, и этическим принципом, который надеется освободиться от собственной ментальной жесткости и сухости и подняться на более высокий уровень, испытав прикосновение религиозного чувства. Заключая это соглашение, религия опускается до ментального уровня и наследует врожденные несовершенства ума и его неспособность обратить на путь истинный и преобразить жизнь. Ум является сферой двойственностей, и, как невозможно на уровне ума достичь некой абсолютной Истины, а только истин относительных или с примесью заблуждений, столь же невозможно на этом уровне достичь и некоего абсолютного блага. Ибо моральное добро существует лишь как противовес, уравновешивающий зло, которое становится его постоянной тенью, неотъемлемым дополнением, чуть ли не причиной его существования. Духовное же сознание принадлежит к уровню более высокому, чем ментальный, и там все двойственности исчезают; ибо там ложь, встречаясь лицом к лицу с истиной (за счет узурпации и искажения которой она процветала), и зло, сталкиваясь с добром (извращением или уродливой подменой которого оно было), лишившись необходимой подпитки, неизбежно гибнут и исчезают без следа. Интегральная Йога, отказываясь опираться на шаткую основу ментальных и моральных идеалов, сосредоточивает всё свое внимание на трех центральных динамических процессах: это развитие истинной души или психического существа, призванного заменить собой ложную душу желаний; это сублимация человеческой любви в Любовь божественную; наконец, это возвышение сознания от ментального к духовному и супраментальному уровню, – так как только здесь оно обретает силу, способную полностью освободить и душу, и жизненную силу от покровов и искажений Неведения.

По самой своей природе душа, или психическое существо, обращено к божественной Истине как цветок подсолнуха – к солнцу; оно приемлет и всегда устремляется ко всему божественному или следующему по направлению к божеству и отворачивается от всего, что извращает или отрицает его, от всего ложного и небожественного. И всё же изначально душа – это лишь искра, которая постепенно разгорается и превращается в божественное пламя, сияющее в глубоком мраке; она большей частью скрыта в своем внутреннем святилище, и чтобы проявить, обнаружить себя, она должна оказать воздействие на ум, жизненную силу и физическое сознание и сделать их, насколько это возможно, средствами своего выражения. Обычно ей, в лучшем случае, удается осветить своим внутренним светом их внешнюю активность и, благодаря присущей ей утонченности и чистоте, в какой-то степени изменить то состояние непроглядной темноты и хаоса, в котором они пребывают. Даже в случае сформировавшегося психического существа, способного выражать себя в жизни непосредственно, оно, тем не менее, остается у большинства людей, за исключением немногих, лишь малой частью существа – «величиной с большой палец руки», по выражению древних провидцев, – и эта часть не всегда может возобладать над темнотой и невежественной скудостью физического сознания, ошибочной самоуверенностью разума или же самодовольством и необузданностью витальной природы. Эта душа вынуждена мириться с человеческой ментальной, эмоциональной и чувственной жизнью в ее обычном виде, со всеми присущими ей отношениями, видами активности, привычными формами выражения и способами действия. Ей приходится прилагать большие усилия, чтобы отыскать и развить божественный элемент, скрытый во всех этих проявлениях относительной истины, искаженной неизбежной примесью заблуждений: в этой любви, вынужденной служить удовлетворению вожделений животного тела или угождать прихотям витального эго, в этой заурядной жизни среднего человека, в которой редкие проблески божества перемежаются мрачными вспышками демона и зверя. И хотя сущность ее воли является безошибочной, она вынуждена, зачастую под давлением своих инструментов, мириться с ошибками в действиях, с неверной направленностью чувств, с неправильным выбором личности, с неточностями в формах изъявления своей воли, с неблагоприятными обстоятельствами, в которых должен быть выражен ее безупречный внутренний идеал. И всё же ей присуща определенная интуиция, которая делает ее более надежным проводником, чем даже самые высокие побуждения разума и чувств, и через видимые ошибки и преткновения ее голос все же может вести лучше, чем точные суждения ума и доводы рассудка. Этот голос души не является тем, что мы называем совестью, так как совесть – это лишь ментальная, нередко целиком зависящая от условностей и ошибочная подмена голоса души; это – более глубинный и редко слышимый зов, и всё же, когда он достигает нас, самым мудрым решением будет следовать ему: лучше блуждать в неизвестности, слушаясь тихого зова своей души, чем идти, казалось бы, прямой дорогой, руководствуясь указаниями рассудка и внешними моральными принципами. Но только когда жизнь обращается к Божественному, душа может действительно выйти вперед и подчинить своей власти внешние составляющие существа; ибо для нее, искры Божественного, расти и превращаться в пламя любви к Божественному, охватывающее всё существо, является подлинной жизнью и смыслом существования.