Читаем без скачивания Delirium/Делириум - Лорен Оливер

Люди впали в такое отчаяние и до того жаждали избавления от Болезни, что повсеместное распространение получили самодеятельные эксперименты с различными лекарственными средствами, которые и сами по себе были весьма опасны. Так, из обычных средств для лечения простуды извлекали составляющие и делали микстуры, обладающие чрезвычайно высокой степенью привыкаемости, а зачастую и просто смертельные (см. «Народная медицина на протяжении веков»).

Честь открытия Процедуры приписывают Кормаку Т. Холмсу, неврологу, члену первоначального Консорциума Новых Учёных и одному из первых апостолов Новой Религии — учения о Священном Триединстве Бога, Науки и Порядка. Через несколько лет после своей смерти Холмс был канонизирован, и его тело сохраняется и доступно для обозрения в Монументе Всех Святых в Вашингтоне, Округ Колумбия. (см. фото на стр. 210-212)

Одним жарким вечером ближе к концу июля я иду домой из «Стоп-н-Сейв», когда вдруг слышу, как кто-то окликает меня по имени. Поднимаю голову, оглядываюсь и вижу Ханну — она бежит ко мне.

— Ты что это? — приблизившись, говорит она, и слегка задыхается. — Старых друзей не признаёшь, да?

Удивительно, но в её голосе звучит неподдельная боль.

— Я тебя не заметила, — говорю я, и это правда. Я ужасно устала. Сегодня мы производили учёт товаров, а это такая морока: полки разгрузить, потом загрузить, все эти ящики и коробки с памперсами, консервами, тюки с рулонами бумажных полотенец, всё посчитать, пересчитать и пере-пересчитать... Руки ноют, в глазах, когда я их закрываю, маячат штрихкоды. Я так устала, что даже нет сил устыдиться своей измазанной майки с эмблемой «Стоп-н-Сейв», которая к тому же велика мне размеров на десять.

Ханна смотрит в сторону, покусывая губу. Мы не виделись и не разговаривали с той памятной ночной вечеринки, и теперь я отчаянно ищу, что сказать, так чтобы это вышло обыденно и непринуждённо. Неужели когда-то она была моей лучшей подругой, мы проводили вместе день за днём и всегда находили темы для разговора? Неужели когда-то мы так много смеялись, что я возвращалась от неё домой с саднящим горлом? Невероятно! А теперь между нами словно стеклянная стена — невидимая, но непреодолимая.

Наконец я нахожу, что сказать:

— А я получила список своих партнёров... — и в это же самое время Ханна выпаливает:

— Почему ты мне не перезвонила?

Мы обе с размаху останавливаемся и снова начинаем одновременно. Я говорю:

— Ты звонила?

А Ханна:

— Ты уже кого-то выбрала?

— Говори ты первая! — прошу я.

Ханна, фактически, чувствует себя не в своей тарелке. Она смотрит в небо, потом на чьего-то малыша — тот стоит на другой стороне улицы в мешковатом купальнике, — потом на двух парней, что-то загружающих в машину немного дальше по улице, словом, на всех, кроме меня. Наконец, она говорит:

— Я вообще-то оставила тебе три сообщения.

— Я ничего не получала, — быстро реагирую я, и моё сердце начинает биться учащённо. Несколько недель подряд я была страшно зла на то, что от Ханны нет ни слуху ни духу — зла и несказанно обижена. Но при этом говорила себе: так, пожалуй, даже лучше. Я говорила себе, что Ханна переменилась и что ей теперь, наверно, вообще не о чем со мной разговаривать.

Ханна смотрит на меня так, будто сомневается в том, что я говорю правду.

— Кэрол не сказала тебе, что я звонила?

— Нет! Честное слово, нет. Я и понятия не имела!..

От облегчения я разражаюсь смехом. В это мгновение до меня доходит, как я в действительности соскучилась по Ханне. Даже когда она злится на меня, она — единственный человек, которому есть до меня дело не по обязанности, не из долга перед членами семьи и чувства гражданской ответственности и прочей ерунды, о которой вещает Книга Тссс. Она выбрала меня сама. Тогда как остальные — Кэрол, кузины, другие девочки в школе св. Анны, даже Рейчел — проводят со мной время, потому что так требует долг.

Однако Ханна не смеётся, и хотя она произносит: «Ладно, забудь, не велика беда», — она всё же она хмурится.

— Слушай, Ханна...

Но она прерывает меня:

— Я же сказала — не велика беда.

Она обхватывает себя руками и пожимает плечами. Не знаю, поверила ли она мне, но что многое сейчас действительно стало по-другому — факт. Счастливого воссоединения старых друзей не получится.

— Значит, у тебя теперь есть пара? — спрашивает Ханна.

Её голос вежлив и слегка формален, так что я отвечаю в том же тоне:

— Брайан Шарфф. Я согласилась. А ты?

Она кивает. В уголке рта у неё еле различимо подрагивает мускул.

— Фред Харгроув.

— Харгроув? Однофамилец мэра?

— Это его сын, — кивает Ханна, глядя в сторону.

— Вау. Поздравляю! — Вот это да! Не могу скрыть — впечатляющая новость. Должно быть, Ханна их всех сразила наповал на Аттестации. Чего, впрочем, и следовало ожидать.

— Да, уж удача так удача, — говорит она без всякого выражения. Непонятно — это у неё сарказм такой, что ли? Ведь действительно — потрясающая удача, неважно — сознаёт Ханна это или нет.

Ну вот. Несмотря на то, что мы обе стоим рядом на озарённом солнцем тротуаре, мы всё равно что в ста тысячах миль друг от друга.

«Коль стартуете по-разному, то и финишируете по-разному» — старая пословица, которую вечно долдонит Кэрол. До нынешнего момента я, в сущности, не понимала её смысла.

Наверно, поэтому Кэрол не сказала мне, что Ханна звонила. Целых три звонка — слишком много чтобы забыть! К тому же Кэрол весьма аккуратна в таких случаях. Может, она просто хотела ускорить неизбежное, ведь всё равно скоро мы с Ханной перестанем быть друзьями, так зачем поступать, как сердобольный хозяин, отрубающий собаке хвост по кусочку? Тётя знает: после Процедуры, когда всё, что нас связывало в прошлом, ослабит свою хватку, когда воспоминания о былом уже не будут задевать глубин души — у нас с Ханной не останется больше ничего общего. Наверно, Кэрол по-своему пыталась защитить меня.

Так что не имеет смысла выяснять с нею отношения. Она и запираться не станет, просто окинет меня бесстрастным взглядом и выдаст какую-нибудь пословицу из Книги Тссс, типа: «Чувства не вечны» или «Время дано человеку вне его воли, но важно то, как человек использует отведённое ему время».

— Ты идёшь домой? — Ханна по-прежнему обращается ко мне как к посторонней.

— Да, — говорю и показываю на свою майку: — Думаю, надо поскорее спрятаться, прежде чем я ослеплю кого-нибудь этим великолепием.