Читаем без скачивания Эра адмирала Фишера. Политическая биография реформатора британского флота - Д. Лихарев

В связи с вышеизложенным, любопытно отметить, что нападение японского флота на русскую эскадру в Порт-Артуре без объявления войны не вызвало в Англии ни осуждения, ни особого удивления. «Возмущение, которое, как говорят, охватило Петербург, в связи с нападением Японии, без формального объявления войны, является любопытной иллюстрацией того, как прочно укоренились традиционные представления в умах общественности… — вещала «Дэйли Трэфик». — Фактически объявление войны так же устарело, как, например, посылка средневекового герольда с известием о начале враждебных действий» 12.

Фишер выразил свое мнение по поводу действий адмирала Того в письме к Уильяму Мэю: «Чтение о восьми атаках Того на Порт-Артур заставило меня расхохотаться! С чего! Если бы у него были подводные лодки, достаточно было одной единственной атаки. Весь русский флот был бы пойман, как крысы в мышеловке и полностью уничтожен. …Не предпринимать нападение первым! Да если наш адмирал на Средиземном море стоит той соли, которой он пропитался, он отбуксирует свои подлодки со скоростью 18 узлов от Мальты к Тулону, запустит их в Тулон (как хорьков на кроликов) прежде чем война будет объявлена; точно так же, как японцы действовали на глазах у русских офицеров, знавших, что война вот-вот начнется! На войне все дозволено! Бить в живот или еще куда! Лучшим объявлением, войны будет потопление вражеского флота! Это первое, что нужно знать о войне!» 13.

Поначалу германские морские программы 1898 и 1900 гг. не вызвали особой тревоги в британском Адмиралтействе 14. Однако к 1902 г. благодушие начало быстро улетучиваться. Из официальных лиц одним из первых забил тревогу X. О. Арнольд-Форстер — парламентский и финансовый секретарь Адмиралтейства. Летом 1902 г. Арнольд-Форстер посетил главные базы германского флота Киль и Вильгельмсгафен и то, что он там увидел, произвело на него большое впечатление. По возвращении на родину Арнольд-Форстер представил кабинету министров меморандум, утверждая, что Германия должна рассматриваться как потенциальный противник. Для того, чтобы встретить возможную опасность во всеоружии, он предлагал начать сооружение военно-морской базы на восточном побережье Англии, усилить Отечественный флот и пересмотреть военные планы с поправкой на Германию.

Фишер полностью поддержал опасения своего гражданского коллеги и даже написал письмо Арнольду Уайту с просьбой выступить в прессе о германской угрозе и намекнуть на желательность сближения с Францией 15. В октябре того же года Селборн и правительственный кабинет, изучив имеющуюся в их распоряжении информацию, пришли к выводу, что германские военно-морские программы, не в пример русским или французским, выполняются быстро и пунктуально, и планируют их, скорее всего, имея в виду Англию. Морской министр не преминул указать, что военно-морской бюджет Великобритании в связи с этими фактами следует увеличить на 3 млн. ф. ст. 16.

В течение последующих двух лет тревога в Англии по поводу растущей германской морской мощи продолжала увеличиваться. Произносились многочисленные речи, писались статьи и памфлеты, предупреждавшие о грядущем «германском вызове». Известный военно-морской обозреватель Арчибальд Хэрд, ставший позднее редактором авторитетного «Брассейз Нейвал Эннъюал», начал с этого времени специализироваться на «германском вопросе», не уставая напоминать своим читателям; «Германия обещает стать самым серьезным нашим соперником на морях» 17. Некоторые публикации были даже паническими: «В то время как морская мощь в руках Британии не может представлять угрозы, в руках Германии она превратится в страшную угрозу миру, тем более, что история новейшей германской политики это история агрессии, стремление к расширению своих границ и захвату чужих колоний любой ценой» 18.

Но, несмотря на растущее беспокойство общественного мнений, никаких изменений в военные планы Адмиралтейства внесено не было. Первые конкретные планы военных действий против германского флота появились в июле 1904 г. и были разработаны принцем Луи Баттенбергом — немецким аристократом на английской службе, бывшим в то время начальником отдела военно-морской разведки. План предусматривал использование миноносцев и торпедных катеров для блокады устья Эльбы и выходов из германских военных портов. Однако планомерное сосредоточение британской морской мощи в водах метрополии началось только после того, как Фишер стал первым морским лордом, т. е. с октября 1904 г.

Тирпиц предвидел возможные осложнения с Англией в связи со строительством «большого флота». В предстоящем создании германской морокой мощи был неизбежен период, который Тирпиц назвал «опасной зоной». «Опасная зона» будет пройдена только тогда, когда размеры германского флота достигнут такой величины, что сделают войну Англии против Германии рискованной. Статс-секретарь по делам флота полагал, что опасный период Германия пройдет с меньшим риском, если дипломатия кайзеровского рейха будет воздерживаться от внешнеполитических авантюр и опасных провокаций в отношении Великобритании. «Положение в моем собственном ведомстве, — писал впоследствии Тирпиц, — заставляло меня вдвойне осуждать всякие демонстрации на международной арене» 19. Но надеждам руководителя германской морской политики не суждено было сбыться: вильгельмовская дипломатия никак не могла удержаться от бессмысленных «демонстраций».

Выше уже говорилось о том, какое неблагоприятное впечатление в Англии в целом, и на Фишера в частности, произвело участие германских угольщиков в обеспечении перехода эскадры Рожественского в Тихий океан. 22 октября 1904 г., во время инцидента у Доггер-банки, нервы у всех в германском Адмиралтействе и внешнеполитическом ведомстве были взвинчены не в меньшей степени, чем у русских моряков, паливших из орудий по рыбацким судам. Последовавшие за этим неистовая реакция британского общественного мнения и балансирование в течение 10 дней на грани войны между Англией и Россией добавили страхов в Берлине. К тому времени в Англии были убеждены, что за спиной России стоит Германия и именно этим объясняется агрессивность и самоуверенность русских.

Думается, Фишер был бы очень удивлен, если бы знал, в каком страхе пребывало германское руководство. Доггер-банка неожиданно сделала весьма опасной дипломатическую ситуацию, в которой оказалась Германия. Если бы Англия решила выступить на стороне своего союзника Японии, германским угольщикам, следовавшим с эскадрой Рожественского, тут же пришел бы конец. В ноябре — декабре 1904 г. в Берлин посыпались тревожные сообщения военно-морского атташе в Лондоне. В послании от 17 ноября капитан 1-го ранга Керпер сообщал: «Случайно за день до этого я слышал, что в Адмиралтействе проводят военную игру «Германия против Англии», которая, как полагают, завершится до октября». Кайзер, ознакомившись с посланием, сделал на полях отметку: «К весне мы должны быть готовы ко всему» 20. Дальнейшее перераспределение сил британского флота явилось для Вильгельма II подтверждением его опасений, и он наметил консультацию с участием министра иностранных дел и начальника генерального морского штаба, на которой планировалось обсудить дипломатические последствия возвращения германских заграничных эскадр в воды метрополии с «целью подготовки к возможной атаке англичан весной» 21.

К рождеству 1904 г. страх перед возможным нападением британского флота на побережье Германии стал центральным вопросом дипломатических отношений между двумя странами. Английский посол в Берлине сэр Фрэнк Лэссэлс был приглашен к рейхсканцлеру на важную беседу. В послании лорду Ленсдауну Лэссэлс докладывал о предмете беседы, который вращался, главным образом, вокруг «убеждения», что Великобритания должна вот-вот напасть на Германию. Опасения немцев были настолько сильны, что кайзер даже вызвал в Берлин Меттерниха — германского посла в Англии — для консультаций по данному вопросу. Меттерних поспешил уверить Вильгельма II. что ни у правительства его величества, ни у английского народа нет ни малейшего намерения нападать на Германию, чем несколько успокоил кайзера 22.

Однако Лэссэлс и Меттерних были чересчур оптимистичны. Именно в эти дни в дипломатическом словаре англо-германских отношений все чаще начинает встречаться термин «Копенгаген», означавший для немцев начала XX века нечто большее, чем просто название датской столицы. Это слово одновременно означало событие прошлого и страх настоящего, страх, что в один прекрасный день, примерно такой же, как тот апрельский день 1801 г., когда эскадра Нельсона появилась на рейде Копенгагена, британский флот появится у Вильгельмсгафена и Киля и без предупреждения атакует прекрасные новенькие корабли императорского флота. Германские линейные корабли, беззащитные и захваченные врасплох на якорных стоянках, превратятся в дымящиеся груды металлолома и вместе с ними весь политический вес Германии в мире, ее претензии и надежды будут сокрушены одним ударом и похоронены навсегда. А уничтожение датского флота Нельсоном без объявления войны и бомбардировка Копенгагена разве не являются неопровержимым подтверждением британского коварства и жестокости, только прикрытых маской цивилизованности? И кто может наверняка знать, в какой момент эта маска будет отброшена снова! Поступательное развитие германского военного флота, как и вся «мировая политика» Германии оказались подвешенными на тонкой нити, которая в любой момент могла быть перерублена неотвратимым безжалостным ударом. «Английская угроза» ощущалась немцам всё явственнее. «Копенгаген-комплекс», возникнув как призрак в 1904 г., прочно занял позиции на заднем плане англо-германских отношений и сохранял их на протяжении 10 лет вплоть до 1914 г. Призрак «Копенгагена», превратившись для немцев в неотъемлемую часть внешнеполитического окружения, в свою очередь, способствовал формированию конкретных шагов германской политики на мировой арене, которые делали нараставший конфликт неотвратимым.