Читаем без скачивания Стальной лев революции. Восток - Иван Евграшин

С кем мы воюем?!

Со смертью и голодом наших детей! Колчак или Деникин нам только мешают добраться до наших главных врагов!

За что бьемся?!

За то, чтобы хлеб без лебеды на столе всегда был, и детишки с голоду не дохли, как мухи! Чтобы нищие старики не христарадничали, стоя с протянутой рукой!

Мы боремся за жизнь!

А буржуи несут вам смерть!

Баре идут не за тем, чтобы порядок навести, а за своим, кровным!

Для них это не ваша, не народная земля!

Они считают, что ее у них украли!

Плюньте в лицо тому, кто говорит иначе! Он лжет!

И запомните навсегда — никому, кроме большевиков, ни вы, ни ваши дети, ни тем более беспомощные нищие старики на хер не нужны!

— Филиппыч! — Я так зыркнул на сорокалетнего солдата, что тот аж подпрыгнул. — У тебя, поди, и внуки уже?! Спросить, сколько твоя жена за жизнь похоронила или уважить и не пытать?!

Люди молчали, а мужик опустил голову и отвернулся от меня без ответа.

— Что ж, только из уважения, не стану! — Я оглядел толпу. Теперь она походила на закипающий котел. Пробрало их, видимо, до печени.

— Революция в опасности!

Со всех сторон Республику Советов окружила смерть ваших детей!

Красной Армии нужны преданные бойцы, понимающие, за что они воюют!

Чем быстрее мы уничтожим колчаков и деникиных, тем быстрее построим новый мир, в котором детишки перестанут опухать от голода по весне даже в урожайный год!

Лопату, служивые, хорошо видите?!

— Видим!

— Федор Филиппыч! — Солдат вскинул голову. — Пойдешь в Красную армию добровольцем или тебе лопату для детишек подарить, как чертову подмастерью?!

Дядька сморщился, как от зубной боли, но взгляда не отвел. Народ кругом затих, ожидая ответа. Несколько мгновений, показавшихся мне невероятно долгими, мужик смотрел на лопату.

— Вот ты как все перевернул?! — Федор длинно выругался и махнул рукой. — Пойду, мать твою за ногу! Куды теперь деваться-то?! Кто не пойдет, тот сатане кумом останется!

— Это верно! Вот там, — я показал направо. — Стоит пара столов! В большевики там и записывают! А ты пойдешь в Красную армию?! — Я посмотрел на солдата, которого угостили прикладом. Тот уже поднялся и, потирая ушибленную грудь, внимательно слушал. — Нам бешенные нужны — мироедов рвать! Или лопату возьмешь?!

— Меня тоже добровольно пиши!

— Еще есть тут не сваты Черту?!

— Есть! — Со всех сторон заорали, засвистели. Я выдернул лопату из помоста и двумя руками поднял ее над головой. Народ примолк.

— Если когда-нибудь вы захотите сдаться врагам без боя, струсите или, не приведи Господь, надумаете дезертировать, вспомните об этой лопате и подумайте о том, как старикам своим, жене и детям в глаза смотреть будете!

А кто не понял меня, вот тому лопата! Пусть закапывается на хер!

С этими словами я бросил ее с помоста вниз и первые ряды отшатнулись, как от чумы.

— Жизнь детям! Смерть буржуям! Даешь в Красную Армию! — Закричал я во всю мочь, потрясая поднятыми вверх кулаками. Котел вскипел, и люди бешено и согласно заорали в ответ: — Даешь!

Глава 16

15 января 1919 года.

Курган. 14:00.

Андрон Селиванов находился в Кургане. В городе их эшелон торчал уже второй день. Рыжий солдат прижился в штате санитарного поезда, успев даже сдружиться кое с кем, и ему рассказали, куда делся предшественник. По дороге в Екатеринбург этот недоумок учудил вот что: добравшись до каких-то закромов, принял на грудь столько спирта, что ему стало жарко. Пьяный вышел в тамбур и открыл дверь вагона, решив проветриться. В результате, на одном из поворотов, выпал из эшелона и срочно потребовалась замена. Андрон же, как справный, работящий и, самое главное, практически непьющий мужик, оказался вовремя в нужном месте. Узнав о том, что санитарный поезд загрузят в Екатеринбурге солдатами-инвалидами родом из Сибири, отправляемыми домой, Селиванов обрадовался. Ему это только на руку. Планировалось, что состав дойдет сначала до Кургана, а после двинется на Омск.

В Кургане санитарный поезд пополнили ранеными, и теперь эшелон ждал сигнала к отправлению. Боеспособных частей в городе не осталось. Все резервные части, которые генерал-майор Лебедев только смог найти, отправлены в пермскую мясорубку. С трудом же набранное и очень «сырое» пополнение использовано для контрудара под Челябинском. Больше резервов у колчаковцев в Кургане не осталось, хотя сразу после Нового года началось формирование четырех дивизий для Западной армии и трех для Сибирской. В настоящий момент каждая из них по своему размеру не дотягивала пока до роты. Старослужащих не было, а на штабы дивизий и новобранцев Девятисотого года рождения, впервые увидевших винтовку несколько дней назад, надежды в случае наступления большевиков или вооруженного восстания никакой.

Чехословацкие части спешным порядком грузились в эшелоны и отправлялись на восток. Последние из них ушли из Кургана в сторону Омска вчера. Таким образом, в городе на сегодняшний день оказался единственный охранный батальон, укомплектованный в основном солдатами старших возрастов. Боеспособность этой части, несущей исключительно караульную службу, вызывала большие сомнения. Численность батальона составляла триста солдат и пятьдесят пять офицеров. Участвовать в боевых действиях солдаты не собирались. Они надеялись, что в случае захвата Кургана большевиками, удастся передать красным в целости и сохранности все охраняемые батальоном объекты и склады. Мужики полагали, что в этом случае их отпустят по домам. Справка о насильственной мобилизации лежала в кармане у каждого, поэтому шансы были хорошие. С такими справками красные не расстреливали. В последние несколько дней в Кургане отсутствовала связь, и новости приходили с некоторым опозданием. В городе еще не знали о том, что Челябинск взят противником, как и о том, что в Омске началось восстание. Иначе, санитарный поезд, в котором ехал Селиванов, никуда бы не пошел.

Денек выдался солнечный, и хотя в вагоне уже надоело, на улицу идти не хотелось — слишком уж там холодно. Андрон курил в тамбуре. Он отогрел руками, очистил от инея небольшой пятачок стекла и теперь развлекался тем, что не давал замерзнуть этому маленькому окошку в мир. Рыжий выдыхал табачный дым на стекло и сквозь проталинку в морозном узоре наблюдал за суетой на станции. Прошел в клубах пара маневровый паровоз. Туда-сюда шатались люди. На перроне находилось много раненых солдат и калек — комиссованные возвращались по домам. В какой-то момент у Селиванова создалось впечатление, что Курган — город инвалидов. Андрон докурил, и в это время поезд тронулся. Пока набирали ход, солдат сквозь холодный глазок смотрел на остающийся позади Курган. Наконец, поезд вырвался из плена развилок и стрелок и, набрав скорость, двинулся к «воротам Сибири».

Селиванов усмехнулся. Он планировал дезертировать.

«Уж и дом недалече, — думал солдат. — На санитаров господа офицеры вообще мало внимания обращают. Глядишь, и высклизну. Только б доехать до Омска. Там-то я как рыба в воде».

Андрон был абсолютно естественен в своем желании, так как воевать за всякую чушь совершенно не хотел. Будучи крестьянином Акмолинской области, в которой не знали крепостного права и помещиков, перенаселения или особых проблем с землей и работой, как в центральных, новороссийских или поволжских губерниях, Селиванов в какой-то степени в своих убеждениях склонялся к эсерам, как и большинство крестьян Урала, Сибири и Дальнего Востока. Рабочие этих регионов в начале революции тоже в основном поддержали социалистов-революционеров, но, разочаровавшись в эсерах после подавления организованного ими восстания и отсутствия поддержки при защите своих заводов от «пришлых большевиков», встали на сторону кадетов и в ноябре 1918 года поддержали Колчака в надежде на то, что при нем наведут порядок. Примером тому служили ижевские и воткинские рабочие, воевавшие в армии Верховного Правителя, несмотря на всю близость их политических воззрений к анархистам Гуляйполя. Основным девизом этих людей стал лозунг — «За Советы без большевиков!». Селиванов несколько раз разговаривал с воткинцами, воевавшими в составе Сибирской армии, и знал о них достаточно много.

В тамбур вышел молодой, лет девятнадцати, однорукий солдат. Его подсадили в Кургане, и Селиванов еще не успел познакомиться с парнишкой, тем более что тот прибыл в другую смену. Новенький достал заранее скрученную «козью ножку» и попросил огоньку. Андрон, заскучавший после того, как пригороды Кургана остались позади, достал спички и, дождавшись пока калека прикурит, поинтересовался:

— Ты сам-то, чьих будешь, служивый?

— Ижевский. Из заводских. Романом Столяровым кличут.

— А я омский. Андроном Григоричем прозывают, Селивановым. Санитаром тут.