Читаем без скачивания Падение Рыжего Орка - Дарья Волкова

Снова лязгнули двери лифта. Снова каталка выехала головой вперед. Только тут Варя и Ник обратили внимание, что всю дорогу отец держал руку на шее лежащего на каталке. А тут от шеи руку убрал, полез в карман.

— Дождитесь меня в кабинете, раз уже поднялись. Коньяк не трогать! — Глеб Николаевич шлепнул о ладонь сына связкой ключей и быстро зашагал вслед за каталкой.

Заведующий успел сделать несколько шагов по коридору отделения, прежде чем его нагнало тихое:

— С Богом, пап.

— Сам справлюсь, — буркнул привычно. А потом все же обернулся и подмигнул детям. — Хотя лишним не будет.

И медведеподобная фигура в синем хирургическом костюме быстро пошла по коридору травматологического отделения. Варя и Ник едва успели перевести дыхание, как на них снова обратили внимание.

— Это кто вас сюда пустил?! В верхней одежде! Без бахил! — к ним спешила сердитая женщина лет пятидесяти в светло-сиреневом. И вдруг заулыбалась. — Ой, Коля. Не узнала тебя. Поздравляю! Глеб Николаевич уже похвастался!

Женщина крепко обняла Николая, потом обернулась к Варе.

— И тебя, Варюша, с племянницей! — Варе тоже досталось своя порция объятий от сестры-хозяйки. — Вы к отцу, что ли? Он у себя, кажется. С бумагами возится. Злой, как шатун. С утра приехал в хорошем настроении, а сейчас от бумаг совсем озверел. Проверка у нас начинается завтра.

— Уже не возится, — вздохнул Ник. — У него экстренная. Валентина Матвеевна, дайте нам бахилы, правда, что ли. — Стащил свой пуховик, сунул подмышку, потянул за капюшон Варин.

— Да так идите, — махнула рукой медсестра.

— Не, так нельзя, — Ник нагнулся, стащил с ног зимние ботинки, взял их в руку. — Варька, разувайся и пошли.

___________

А потом они долго молчали, сидя вдвоем, плечом к плечу на потертом кожаном диване. Ник вспоминал, как сидел на этом диване после аварии, с ногой в гипсе. И о том, что после этой аварии последовало. Варя вообще ни о чем не думала. В голове было пусто. При попытке что-то осмыслить или спрогнозировать накатывал неконтролируемый страх и мысли разлетались. Пока удавалось сосредотачиваться на простых действиях. Убрать одежду в шкаф. Сесть на диван. Подтянуть носки на ногах. Закрыть окно. Нет, душно. Открыть. Снова сесть на диван. Протянуть руку, поправить криво лежащую стопку документов на углу стола. Взять верхний лист. Прочитать. Не понять ни слова. Встать, выключить свет.

— Зачем? — из темноты возмутился Ник.

— Давай спрячемся, Коль, — она прошла почти на ощупь, села рядом. — Вдруг в темноте плохие новости нас не найдут.

— Варвар, ты как ребенок…

— Мне страшно, Коль… — Варя всхлипнула и уткнулась лицом в плечо брату. — Так страшнооо…

— А мне-то как страшно, Варьк, — вздохнул Ник. — Если что — это же, получается, я человека убил…

— Коля!

— Ладно, ладно… — Николай обнял сестру за плечи, прижал к себе. — Все будет хорошо.

— Откуда знаешь? — Варя шмыгнула носом и сама обняла Ника поперек груди, устроила голову на его плече.

— Отец же оперируют. Он все может.

Это в детстве они верили, что папа может все. Когда выросли, повзрослели, сами стали врачами — поняли, что папа может не все. Есть грань, за который бессилен даже отец. Но сейчас им отчаянно и по-детски хотелось верить, что папа может все.

— Варь, а ты поняла, что случилось-то? Какой диагноз отец поставил? Что резать будет? Я тут подумал… На ишемию похоже. Или все-таки тромбоэмболия?

— Думаю, плечо резать будет, — тихо и неуверенно ответила Варя. — Ты шрам видел?

— Не.

— У Тихона шрам на плече. Думаю… Думаю, с этим связано. Или тромб. Или сердце. У него же ангина была! Черт… — застонала. — Не знаю. Но папа знает!

— Шрам… — задумчиво протянул Ник. — А ты не спрашивала его — откуда шрам?

— Спрашивала. Говорит — фурункул.

— Пи… Врет?

— Наверняка.

— Ну и говнюк он у тебя, — выдохнул Коля. Но как-то совершенно беззлобно.

Они еще какое-то время сидели молча и обнявшись. А потом Варя с удивлением поняла, что брат заснул. У него была бессонная ночь и день, полный потрясений. Вырубило Звероящера. И хорошо. Хорошо, что Колька заснул. Лучше спать, чем сходить с ума от беспокойства и неизвестности. В голове все же оформилась мысль. Одна, но отчетливая.

Живи, Тихон. Пожалуйста, живи. Ради моего брата. Ради его новорожденной дочери и любящей жены. Ради моего отца и его репутации одного из лучших хирургов города. Ради хороших показателей летальности по отделению! Ради меня. Ради себя. Живи. Милуйся со своими Жаннами и Ирэнами, носись со своими ресторанами, решай дела с Росей. Что хочешь, то и делай. Только живи, Тихий. Живи, сволочь. Живи… любимый.

Они так и сидели в темноте, обнявшись на диване. Брат и сестра Самойловы. Потомственные хирурги. Гензель и Грета. Два испуганных ребенка, заблудившихся в страшном дремучем лесу. Так и застал своих детей Глеб Николаевич Самойлов, заведующий травматологическим отделением одной из московских городских больниц, врач высшей категории и без двух лет заслуженный врач России — хотя о последнем Глеб Николаевич еще даже не догадывался.

Щелкнул выключатель, заливая кабинет ярким белым светом. И дочь, и сын синхронно зажмурились и застонали.

— Чего в темноте сидим? — Глеб Николаевич прошел к своему креслу и устало опустился в него.

— Пап, как… он?

— В реанимации.

— Живой?!

— Вареник, не знаю, где как, а у нас в отделении в реанимацию только живых людей определяют. Покойников мы в морг отправляем. Не, оно, конечно, в процессе может поменяться…

Варя мертвой хваткой вцепилась в руку вставшего вслед за ней брата.

— Пап, операция нормально прошла?!

— Нормально, — зевнул Глеб Николаевич, прикрыв рот свой здоровенной ладонью. Потом поднял руки и потянулся. — Куда он денется с подводной лодки. Устал ваш папа. Варька, сделай отцу чаю. Крепкого и сладкого. — Подумал и добавил. — В утках с собаками.

Как всякий уважающий себя человек, Глеб Николаевич к определенным годам обзавелся хобби. Он начал коллекционировать стаканы и подстаканники. Пока вся его коллекция умещалась на двух полках — одна дома, другая на работе. У Самойлова-старшего образовался даже определенный ритуал чаепития. И целый свод примет, с этой коллекцией связанный. Золоченый латунный подстаканник ручной работы, изображавший сцену утиной охоты, вынимался из шкафа по особым случаям. Когда бывало завершено какое-то трудное дело. Потому что этот подстаканник был подарен травматологу Самойлову человеком, которого Глеб Николаевич, фигурально и не очень выражаясь, достал с того света и поставил на ноги.