Читаем без скачивания В твоих глазах - Амабиле Джусти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Байрон несколько мгновений стоял неподвижно, глядя на девушку с неподдельным испугом. Затем без лишних слов он подошёл к ней.
— Что происходит? — спросил он.
Она посмотрела на него с почти первобытным страхом — страхом смерти, наступающей медленно и жестоко. Байрон наклонился к кровати и погладил её по волосам. На её плечах вода нарисовала прозрачный рисунок из мелких капель.
— Ты в порядке?
— Пожалуйста, не включай свет.
— Нет, успокойся… С тобой всё в порядке?
— Скоро буду в порядке.
Пока он гладил Франческу по волосам, паника словно испарилась из её глаз. Почти детский ужас покинул её.
— Прости, у меня закружилась голова, и я прилегла. Я намочила твою постель. Сейчас оденусь и уйду.
— Без проблем, оставайся. Я принесу твою одежду.
Она удержала его за полу рубашки.
— Нет, подожди, не уходи.
Этот плавный жест — переплетение пальцев, не смогли бы удержать Байрона, реши он уйти, — произвёл эффект камня, что утягивал вниз, с головой под поверхность пруда. Что-то мешало ему вынырнуть наружу и дышать.
Тогда Франческа утопила его полностью.
Она отпустила подушку на пол и раскрыла махровую ткань. И осталась лежать, — мокрая и обнажённая, на большом полотенце, широко раскинув руки, а в её глазах и теле читалось приглашение. Вернее, нет, мольба.
Чтобы убедить, что не ошибся, она прошептала:
— Пожалуйста. Трахни меня. Я передумала, трахни меня. — Её голос был шёпотом, завеса чувственной провокации спала, она не бросала ему вызов. Франческа словно цеплялась пальцами за край колодца, пока Байрон стоял рядом на суше, и умоляла его помочь ей не упасть. Она словно говорила ему: «Спаси меня, спаси меня».
Байрон проглотил сердце, которое теперь проникало в каждую его клеточку, и спас её. Сопротивляться было невозможно.
Возбуждённый, как мальчишка, тот самый паренёк, кто неделями мечтал читать ей сонеты и облизывать её, тот самый мальчишка, который хотел взять Франческу за руку и просто обладать, он снял рубашку и брюки, пытаясь сдержать свою эйфорию. Где-то в ящике у него должны были лежать презервативы. Байрон искал их лихорадочными движениями. Когда нашёл пару, облегчение заставило лёгкие расшириться, а вместе с ними и всё остальное.
Чем больше он смотрел на Франческу, тем больше «Ода к красоте» Бодлера подсказывала ему грандиозные слова.
Закат и рассвет в твоих глазах.
Как дождливый вечер, ты изливаешь свой аромат.
Твои поцелуи — фильтр, твои уста — амфора,
Что утомляет героя и придаёт силы ребёнку.
Поднимаешься ли ты из чёрной бездны или спускаешься со звёзд?
На предплечьях Франчески красовались чёрные татуировки в племенном стиле: дельфин, черепаха, стилизованный силуэт волка, колибри, высасывающая нектар из цветка. Вокруг запястий красовались две изумрудные змеи, а чуть ниже пупка — розово-голубой цветок, похожий на кувшинку. Эти узоры, переплетаясь на бронзе кожи, ещё больше распаляли его исступление.
Он поцеловал её, и казалось, что у него сто языков. Сотня языков во рту. Сотня рук на её гладком, блестящем, как золотой атлас, теле. Её голос, дыхание, груди янтарного цвета — всё, всё, казалось, было создано для того, чтобы сводить его с ума. Байрону казалось, что он сам состоит из крови, спермы и сжиженных мыслей.
В её тело он входил медленно, смакуя каждую искру удовольствия. Ему хотелось двигаться, двигаться, двигаться, толкаться, как тот, кто хочет трахаться, но он двигался медленно, как тот, кто хочет заниматься любовью. Как тот, кто не только хочет добраться до места назначения, но и намерен насладиться великолепием путешествия.
Внезапно ему показалось, что Франческа напряглась. Приблизившись к её губам, он прошептал: — Что-то не так? — Она покачала головой, но в её глазах вновь появилось прежнее страдание. — Хочешь, чтобы я остановился? Хочешь, чтобы я…
Франческа снова отрицательно мотнула головой, отчего на белой подушке колыхнулись волосы. Она сжимала его руки, цеплялась за него, чтобы снова подняться из ямы, которая, казалось, хотела её поглотить.
— Нет, не останавливайся, — настаивала она.
И Байрон не остановился. Он забыл о мгновенном чувстве тревоги о сомнениях, забыл обо всём, кроме розы, заключившей его в плен. Пульсирующий жар оргазма вызвал у него вздох чистого, первобытного наслаждения.
Наконец, он рухнул на её тело, пахнущее сексом и мёдом. Он целовал овал её лица, по месту раны, нежно облизывал шрам, мочку уха, тёплый, благоухающий висок. Он всё ещё оставался в ней, её ноги обхватывали его спину. Боже, как Франческа была красива, прекрасна, открыта и мягка, чувственна и сладка, эротична и сказочна. Байрону хотелось трахать её и заниматься с ней любовью ещё сто лет. Брать её везде, при любом свете, на рассвете, в сумерках, в полуденной тени, на диване, на полу, на столе, на лазурной вершине радуги. Повсюду, не делая пауз, чтобы перевести дух.
— Зови меня Байрон, — прошептал он.
Франческа, казалось, задумалась на несколько секунд.
— Нет.
— Почему? — Она не ответила ему; стала извиваться в его объятиях. Он лёг рядом с ней, не переставая смотреть на неё. — Зови меня Байрон, — повторил более твёрдым тоном.
Она задала ему тот же вопрос.
— Почему?
«Потому что я уже скучаю по тебе.
Потому что я не знаю, что у тебя на уме в этот самый момент, а спрашивать тебя о том, что ты чувствуешь, понравилось ли тебе, кажется занудным и бездарным.
Возможно, если ты назовёшь меня по имени, если сможешь, это будет что-то значить».
Вместо этого он ответил ей с большим самообладанием:
— Потому что меня так зовут.
— Я… я не могу. Это даёт представление о близости, которая…
— Разве мы недостаточно близки? — спросил он нахмурившись.
— Секса недостаточно для создания близости.
— Но он может стать отправной точкой.
— Для чего? Только не говори мне, что ты безумно в меня влюбился, потому что я снова ударю тебя локтем и уйду. Я не верю в это дерьмо.
— Во что ты не веришь? В то, что я могу быть влюблён в тебя, или в любовь вообще?
— И в то и в другое. Мы просто два человека, которые помогают друг другу. У меня… у меня такое чувство, что нам обоим нужно забыться. Здесь мы используем секс как амнезию. И нет ничего другого.
Байрон сдержал сильное искушение сказать ей, что она ошибается, что
