Читаем без скачивания Незваные гости - Эльза Триоле

– Положитесь на меня, товарищ, – торжественно сказал хозяин цветочного магазина, – у нее будет прекрасный венок.

Бывают же такие совпадения… На следующий день Ольга встала рано, спустилась в метро… Ей надо было попасть на улицу, выходящую на авеню Виктора Гюго. Коротенькая улица, где незачем было отыскивать номер дома, дверь в черной раме сразу бросалась в глаза. Ольга села у окна, завешенного кружевными занавесками, в маленьком кафэ. напротив. На улице было пустынно и солнечно. Тихо, жарко… Ольга видела, как подъехал похоронный катафалк, его медленно везла пара черных лошадей… Похоронные дроги для цветов следовали сзади. Все было так обычно, так просто, как будто это приехал грузовик за товаром. Люди в черном слезли, открыли обе половинки двери, зашли в дом и исчезли там. Ольга пила кофе с булочкой, она не успела позавтракать. Люди в черном выносили цветы, венки они ставили на тротуар, прислоняя к стене… А вот и ее венок! Ольга с удовлетворением отметила, что он был самый красивый… Вообще цветов было немного, может быть, их послали прямо в церковь… Ольга подумала, что хорошо сделала, дав домашний адрес, – теперь ее венок поместят на видном месте… Факельщики поставили его так, что надпись «.Марте Н…, нашему дорогому товарищу, от ячейки имени Луизы Мишель Французской Коммунистической Партии» была прекрасно видна. Люди приходили по одному, по два, входили в дом. Потом Ольга увидела гроб… Красивый, светло-желтый, полированный, с серебряными ручками. Людям, которые его несли, было жарко. Одна из лошадей, впряженных в катафалк, била копытом… другая стала мочиться. «Но, балуй!» – кричал кучер, сознавая все неприличие поведения лошади. Факельщики поставили гроб на катафалк, мало-помалу на тротуаре собралась толпа зевак… Все ждали.

Вот наконец родственники. В черном, под траурными вуалями. Князь вел под руку какую-то женщину, может быть мать. С другой стороны ее поддерживал высокий стройный молодой человек с пухлыми щеками. У него был такой вид, как будто он собирался прыскать водой или дуть в трубу. Это, наверное, муж – Федя. Марта смертельно его любила. Господи! Господи… из-за этого толстомордого… Сзади шли люди, одетые, как обычно. Жара была пестрой, веселой… Маленький посыльный в полосатом жилете, вихрем мчавшийся на велосипеде, объехал процессию и перестал свистеть. Черный кучер обрел свое достоинство, лошади тоже, они двинулись без понукания. Процессия тронулась.

По правде говоря, это трудно было назвать процессией, скорее одна голова змеи, у которой отрубили туловище и хвост. Может быть, соберутся в церкви? Чтобы проводить Марту в ее последний путь, как говорят. Может быть. Вот Сюзи… костюм из чесучи, белая широкополая шляпа – она, видимо, боялась солнечного удара. Князь шел как раз за венком с трехцветными лентами: «…нашему дорогому товарищу…» Как раз за ним. Ольге показалось, что князь поднял голову и увидел его… Во всяком случае, рано или поздно он должен будет заметить то, что написано у него перед глазами. При этой мысли Ольга почувствовала удовлетворение. Нет, она сделала это не из мелочной мести… Почему же тогда? Почему она принимает все это так близко к сердцу? Почему она сидит за этой занавеской? Чего она здесь ждет? Может быть, просто из чувства солидарности… Ведь Марта была в своем роде неизвестной героиней. Шествие удалялось, толпа расходилась… Как только похоронная процессия скрылась, задержанные ею легковые машины, грузовики, велосипедисты сорвались с места и исчезли за поворотом. А еще через несколько минут улица снова опустела и обрела свое обычное спокойствие.

Ольга заплатила за кофе. Она не пойдет ни в церковь, ни на кладбище… Как ей убить время, ведь всего только девять часов утра! Завтракать рано. В кино идти рано… Вернуться домой? Ольга шла по авеню Виктора Гюго, она чувствовала себя наэлектризованной, полной энергии, которую ей не к чему было приложить. Может быть, будет гроза? Остановившись перед витриной холодильников, она думала, что ей следовало бы объясниться с ячейкой Марты. Если она им ничего не расскажет, вполне возможно, что они так никогда ни о чем и не узнают. Но она им скажет. Как и зачем? Ольга шла, избыток энергии, которую она ощущала во всем теле, заставлял ее спешить, почти бежать. Причитавшийся ей свежий воздух, деревенский покой были не сполна ею получены… Почему бы ей не вернуться на ферму? В Париже ей делать нечего. Пробираясь между машинами, Ольга, как лунатик, пересекла площадь Звезды и не осознала чуда, очутившись целой и невредимой на противоположной стороне, у входа в метро. Но она не спустилась в метро, а села в такси и сказала шоферу адрес клиники, в которой навещала Марту.

В клинике ей пришлось подождать. Ласковая монахиня, сидевшая за конторкой, сказала ей, что профессор еще не пришел, к тому же он принимает не здесь, а только у себя и только по предварительной записи. Однако она согласилась передать секретарше профессора, там наверху, что одна дама хотела бы его видеть; она позвонила по телефону… По поводу молодой княгини Н… Ольга ждала… Часы были неприемные, тишина нагоняла сон. Негромкий звонок: «Вы можете подняться, мадам… Второй этаж, в конце коридора направо…»

Белая, никелированная где только можно лестница. В коридоре, поразительно чистом и белом, было тихо, из-за белых дверей не доносилось ни малейшего шума. На полу, возле стен, множество ваз с цветами – пахучими цветами, которые нельзя оставлять в комнатах больных. Они благоухали, аромат их смешивался с запахом эфира и дезинфицирующих средств… В конце коридора направо… Марты там уже не было. Незнакомки Марты.

Профессор стоял за большим, напоминающим операционный, письменным столом. Высокий квадратный человек в белом халате. Он был похож на холодильник.

– Мадам… Садитесь, пожалуйста.

Ольга села. Зачем она пришла сюда? Марта умерла, а она, Ольга, вот уже двое суток бегает то туда, то сюда и, не принося никому пользы, вмешивается в то, что ее вовсе не касается.

– Я пришла…

Профессор ждал. Ольга сделала над собой отчаянное усилие… надо же было найти что-нибудь, какой-нибудь предлог…

– Я пришла, – повторила она. – Все ли было предпринято, чтобы спасти мадам Н…, доктор?

Он рассматривал ее, он оглядывал ее без всякого стеснения;

– В качестве кого задаете вы этот вопрос, мадам?…

– В качестве друга… Князь Н…, может быть, говорил вам обо мне. Я видела мадам Н… накануне ее смерти. Меня зовут Ольга Геллер.

– А!…

Короткое «а!», очень короткое. Профессор обошел стол и сел напротив Ольги. Его черные брюки, которые были видны под безукоризненно белым халатом, напомнили Ольге похоронный катафалк, черных лошадей… Он кокетливо перекинул ногу на ногу, складка на его брюках была остра, как бритва. Большой холодильник на черных ножках. Ольга подняла голову и встретила взгляд голубых, выцветших глаз…

– Княгиня Н…, – говорили тонкие губы, – была душевнобольной. Не сумасшедшей в полном смысле слова, но серьезно больной. Мы ждали разрешения от бремени, чтобы начать ее лечить. Когда она прибыла в клинику, на нее очень плохо подействовало то обстоятельство, что муж запретил ей рожать без боли… Молодой князь устроил здесь, в клинике, неприличную сцену, и мы предпочли не настаивать, хотя княгиня прошла соответствующую подготовку и впечатление складывалось положительное…

Глаза профессора скользнули по ногам Ольги, по ее бедрам, остановились на груди. Руки у него были немного морщинистые, чистые, асептические, с коротко остриженными ногтями. Дневной свет опалово проникал сквозь матовые стекла в тишину, наполненную запахом эфира.

– Это был заколдованный круг, – говорил профессор, – чтобы выздороветь, она должна была оставить своего мужа, а чтобы у нее хватило сил его оставить, ей надо было сперва вылечиться. Жизнь с ним сделала ее психически больной, и если бы она не умерла, то наверняка попала бы в сумасшедший дом…

Бесцветные глаза профессора остановились на губах Ольги. Челюсти у него были, как у дога.

– Да… в подобных случаях единственный выход – развод. Не было никакой надежды, что их отношения наладятся… И случай с княгиней не единичный в своем роде. Мы все чаще констатируем психические заболевания на почве политических конфликтов между супругами… Особенно у женщин.

Взгляд профессора остановился на глазах Ольги. Он встал. Она тоже рывком поднялась, оттолкнув кресло, охваченная внезапной паникой… Но он всего лишь направился к двери:

– Это все, что я могу вам сказать, мадам…

Он открыл дверь. Ольга так быстро вышла, будто за ней гнались… Внизу любезно улыбалась монахиня.

«Здравствуйте, мадам Геллер, – сказал портье „Терминюса“, – хороший денек, не правда ли?» Мальчик-лифтер поднял ее, получил свои пятьдесят франков. Ольга пошла по длинному коридору. Здесь трудно было определить час дня, время года. Круглый год была одинаковая температура, и лампы всегда горели одинаковым ровным светом. Вдруг Ольга вспомнила, как она шла по этому коридору… на ней было длинное, переливающееся белое платье… Здесь, недалеко от этой вот двери, стоял юноша… Молодой и безукоризненно красивый… «Нинон, Нинон, что делаешь ты со своей жизнью? Как ты живешь без любви?…» Как она живет?… Что же делать? Упасть в объятия старого профессора?… Вот ее 417-й.