Читаем без скачивания Иосип Броз Тито - Евгений Матонин

Вскоре он окончательно переехал на виллу на Румынской улице, которую переименовали в Ужицкую — в честь партизанской Ужицкой республики, — а в Белый дворец ходил на работу.

После освобождения Белграда Тито принял человека, который в последующие 17 лет будет в буквальном смысле его тенью. О партизанских подвигах 27-летнего командира 13-й Пролетарской бригады Первого Пролетарского корпуса и коменданта недавно освобожденного города Земун Милана Жежеля он слышал от своих соратников. Пригласив его к себе, Тито поручил ему сформировать гвардейскую дивизию, которая должна обеспечить безопасность руководителей «народной власти»[221]. Вскоре Жежель станет и начальником личной охраны Тито.

28 октября 1944 года Тито провел смотр войск Первого Пролетарского корпуса. Именно тогда он произнес слова, которые потом ему еще вспомнят: «Мы предупреждаем всех тех, кто занимается различными спекуляциями либо в нашей стране, либо за ее пределами, что они жестоко ошибаются, если думают, что те плоды, за которые мы пролили столько крови, будут для нас потеряны… Мы больше не будем детским мячиком или разменной монетой! Мы в этой борьбе заслужили право равноправно, вместе с союзниками, участвовать и в этой войне, и в строительстве новой Европы, а не только Югославии»[222].

Вся первая неделя после освобождения Белграда прошла в напряженных переговорах с Шубашичем. Соглашение между ними было подписано 1 ноября.

По соглашению Тито и Шубашича из НКОЮ и сторонников короля создавалось единое правительство. АВНОЮ по-прежнему оставалось высшим законодательным органом страны — до созыва Учредительной скупщины, которая должна была принять решение о государственном устройстве Югославии. До этого момента королю запрещалось возвращаться в страну. На освобожденных территориях разрешалось функционирование некоммунистических партий, которые не запятнали себя сотрудничеством с врагом.

Сталин одобрил это соглашение. 24–25 ноября он встречался с прибывшими в Москву Карделем и Шубашичем. Кардель в своих мемуарах утверждал, что в Москву должен был ехать сам Тито, однако в самый последний момент он вдруг передумал и направил в советскую столицу его, своего заместителя по НКОЮ. По одной из версий, это было связано с первой серьезной размолвкой, которая произошла между Тито и Сталиным в конце октября 1944 года[223].

Речь шла о «недостойном поведении» отдельных советских солдат и офицеров в Югославии. Во время нахождения Красной армии на ее территории были отмечены случаи грабежа, изнасилований и прочих правонарушений. Известный советский поэт Борис Слуцкий, служивший осенью 1944-го офицером политотдела 57-й армии, освобождавшей Югославию, вспоминал: однажды председатель Сербского крайкома КПЮ Благое Нешкович говорил о жалобах югославов на отдельные поступки представителей Красной армии, но потом улыбнулся и добавил: «Что говорить о пустяках?! НАША Красная Армия пришла в Белград!»[224]

Но, с другой стороны, Джилас отмечал, что «югославские коммунисты представляли Красную Армию идеальной», поэтому эти инциденты произвели на них очень тяжелое впечатление. То же самое можно сказать и о простых сербах, встречавших русских с цветами и неподдельной радостью. Тито, пригласив к себе главу советской военной миссии генерала Корнеева, «изложил ему проблему в весьма вежливой и смягченной форме». Однако Корнеев стал протестовать против «клеветы на Советскую армию». Присутствовавший на встрече Джилас объяснил, что такие случаи могут быть использованы врагами, которые сравнивают поведение красноармейцев и английских офицеров. В ответ на это Корнеев, по словам Джиласа, заявил, что решительно протестует против «оскорбления Красной Армии, наносимого путем ее сравнения с армиями капиталистических стран»[225]. Поскольку встреча с Корнеевым закончилась безрезультатно, 29 октября 1944 года Тито обратился с письмом прямо к Сталину, обозначив несколько тем, которые его особенно беспокоили: советские военные нарушают «Ваши приказы и забирают себе трофейное имущество, а не оставляют его югославам; вмешиваются во внутриполитические вопросы Югославии, они занимают заводы и фабрики, откуда вывозят станки и оборудование». Тито просил Сталина разобраться в этих проблемах[226].

Ответ Сталина пришел через два дня. Он резко указал на то, что никаких его приказов о передаче югославам трофейного имущества не было и что трофеи принадлежат той армии, которая их захватила. «Но меня поражает тот факт, — писал Сталин, — что отдельные инциденты и проступки отдельных офицеров и солдат Красной Армии у вас обобщаются и распространяются на всю Красную Армию… Нетрудно понять, что в семье не без урода, но было бы странно оскорблять всю семью из-за одного урода. Если бы красноармейцы узнали, как товарищ Джилас и те, кто не дал ему отпора, считают, что английские офицеры в моральном отношении выше советских офицеров, они бы ахнули от такого незаслуженного оскорбления». Далее Сталин так же сухо сообщал о помощи, которая будет в ближайшее время оказана югославам, — грузовики, 50 тысяч тонн пшеницы, вооружение[227].

Это письмо оставило у Тито неприятный осадок. Вполне возможно, что в такой ситуации он действительно решил лишний раз не появляться у Сталина.

Во время переговоров с Карделем и Шубашичем в Москве Сталин несколько раз вспоминал о «случаях клеветы» на Красную армию. «Вождь народов» резко отзывался и о внутренней политике Тито, полагая, что в вопросе о судьбе короля можно было бы действовать более гибко и считаться с «единством антигитлеровской коалиции». Когда Кардель сказал, что в рядах НОАЮ состоит 300 тысяч человек, Сталин раздраженно махнул рукой: «Каких там триста тысяч? Знаю я эти ваши партизанские цифры… Кроме того, ваши партизаны слабо сражаются. Не нюхали они пороху. Посмотрите на болгар — вот это армия!»[228]

У Карделя сложилось впечатление, что он говорил это с расчетом на то, чтобы Шубашич передал этот разговор Черчиллю. Когда Шубашича не было, тон вождя резко менялся. Он спрашивал о здоровье Тито и довольно мягко советовал разрешить королю вернуться в страну, а затем уже разобраться с ним. Замечания Сталина Тито учел.

На Ялтинской конференции (4–11 февраля 1945 года) Сталин, Рузвельт и Черчилль окончательно договорились по югославскому вопросу. Правда, Черчилль во время дискуссии назвал Тито диктатором, на что Сталин возразил: «Тито вовсе не диктатор». 7 марта 1945 года на основе рекомендаций Ялтинской конференции Тито сформировал правительство Демократической Федеративной Югославии (ДФЮ). Он стал председателем Совета министров и министром обороны. Министром иностранных дел был назначен Шубашич, а заместителем Тито — лидер демократической партии и представитель эмигрантского правительства Милан Грол. Другим заместителем Тито стал Кардель. В целом же сторонники короля получили в правительстве только три места из почти тридцати. Правительство ДФЮ было официально признано всеми участниками антигитлеровской коалиции.