Читаем без скачивания Ветер в лицо - Николай Руденко

— Поздравляем вас от всей души!.. Горячий вам привет от всех женщин заводоуправления. Желаем здоровья и новых успехов.

Вера посидела немного, помогла Марковне разбирать телеграммы, попрощалась, очаровательно улыбаясь, и ушла.

Только она вышла, в дом Кузьмича, как цветущий весенний сад, вбежала группа школьников с белыми и красными цветами, в белых рубашках и в коротеньких синих трусиках. На старших горели, как жар, развевались красными концами пионерские галстуки, а на первоклассниках и второклассников галстуков не было. И Кузьмич сразу же подумал о том, как им должно быть обидно, что они еще не доросли, так медленно тянутся какие-то полгода или год...

А может, он и подумал об этом именно потому, что среди тех, на ком были галстуки, стоял и с гордой стеснительностью улыбался его внук — белоголовый Олег?..

Делегация школьников взволновала и Кузьмича, и Марковну до слез. Они смеялись, угощали детей компотом из фруктов собственного сада, насыпали им полные пригоршни черешен и ранних вишен, а сами незаметно вытирали теплые старческие слезы...

Но почему же никто из сталеваров не пришел поздравить Кузьмича? Почему не зашел Колька Круглов?.. Ну, это, возможно, из зависти. А остальные?.. Неужели и они ему завидовали? А если даже так, то разве это мешает отдать должное товарищу, который оказался впереди тебя? Разве Кузьмич, например, задумался бы пойти к кому-то из них, пожать руку, поцеловать, поздравить от души, если бы не он, а кто-то другой добился таких результатов?.. Что-то было в этом не в порядке. Он ничего не говорил Марковне, но не об этом ли именно она сейчас думает?..

— Что загрустила, Марковна? Радоваться надо, а не и сокрушаться, — обратился к ней Кузьмич, поцеловав ее в лоб.

— Да я и радуюсь, Кузьмич. Радуюсь, — влажными глазами взглянула на мужа Прасковья Марковна, тронута его нежданной лаской.

А того, что думает, не сказала. Это хорошо чувствовал Кузьмич. Он ее не первое десятилетие знает...

В это время Вера Миронова, выйдя от Кузьмича, шла к своему дому. Повернув за угол цветущей вишневыми садами улицы, она чуть не столкнулась с Солодом. Солод был одет в светлый костюм и широкий, свободный макинтош светло-серого, почти белого габардина. Даже в вечерних сумерках было заметно, что он довольно улыбался своими серыми, немного даже зеленоватыми глазами.

— Как хорошо, что я тебя встретил! — Заговорил он тихо, почти в лицо Вере. — Иди домой. Двери не закрывай. Я зайду после тебя... Есть интересное дело. Тебе оно понравится...

Они уже давно перешли на «ты» и называли друг друга на «вы» только на людях. Вера долго не расспрашивала Ивана Николаевича что к чему, потому что их могли заметить вместе, а этого не хотели ни она, ни он. Она быстро прошла по улице и скрылась за воротами собственного двора. Затем Вера открыла окошко на улицу — заходи, мол. Лизы нету...

Вскоре, опустив шторы на окнах, они сидели при свете настольной лампы на мягком диване. Вера подобрала под себя ноги, а голову положила Солоду на колени. Большой сибирский кот мурлыкал в свободном кресле, а голая бронзовая женщина на комоде счастливо улыбалась в объятиях металлически холодного змея.

— Верок! — Сказал Солод, наматывая на палец прядь ее волос, и подумал: откуда это у него взялась привычка — Верок, Лидок? — Слушай, Вера. Ты слышала что-нибудь о скандале, который устроил на улице уважаемый представитель министерства?

— Кто?.. Сотник? — Сверкнула глазами Вера.

— Он самый.

— Не слышала. Ну, расскажи!..

Когда Солод рассказал ей об инциденте на улице, объяснив, конечно, по-своему, Вера разочарованно надула губку.

— Подумаешь, как интересно!..

— Вера, — сказал Иван Николаевич, положив ладонь ей на руку, — это же может быть очень интересным событием. Событие утонуло в архивах милиции. А почему бы его оттуда не вытащить на свет божий?.. Министерство посылает человека, возлагает на него надежды, а он, видите ли, чем занимается!.. Это, наконец, наша обязанность как патриотов города...

— О! — Засмеялась Вера. — Что я слышу? Ты о патриотизме заговорил? И тебе не скучно? Браво, браво!.. Скоро ты начнешь читать прописные истины, как Ваня Сумной. Только он хоть на собрании их читает, а не молодым женщинам. С женщинами он умеет разговаривать. И между прочим, остроумный собеседник.

— А ты готова своим знакомым делать приятные услуги? — Хитро прищурившись, спросил Солод.

— А почему нет?.. Конечно, если для этого не надо мочить ноги. Я боюсь насморка, — с игривой лукавинкой в ​​глазах ответила Вера.

— Думаю, что ноги тебе мочить не придется, а репутацию некоторым ты подмочишь... Мой совет — сделай услугу Ване Сумному. Подскажи ему тему. И тотчас же. Сегодня.

— Сумному?

— Да, Сумному. Сам бы фельетон написал, но мне как-то не очень удобно. Ему все открыто. И архивы милиции тоже.

— Вот что ты придумал! — Без дальнейших объяснений поняла Вера.

Она обвилась вокруг его шеи, замурлыкала шаловливым котенком. Вера любила необычные новости, любила раздувать их. Это приятно щекотало нервы, как и все необычное. Особенно ее порадовала возможность отплатить Сотнику за то, что он не обратил на нее внимания.

Зайдя в редакцию, она рассказала Ване о происшествии в переулке, о том, что эта история зафиксирована официально в протоколе милиции.

Тот подпрыгнул на месте от радости:

— Тебе за это пальчики целовать надо!.. Вот так улов! Но это же сенсация. Это же может получиться такой фельетон, который перепечатают все столичные газеты. Бегу, бегу, бегу... Диктую прямо машинистке. В сегодняшний номер!

От восторга он размахивал руками, как ветряная мельница. Чуть не сбил со стола настольную лампу. Волосы на голове так подскакивали, что, казалось, это отделяется от тела его голова, подскакивает вверх и снова оседает на свое место.

Вернувшись домой, Вера заметила, что дверь на Лизину половину приоткрыта. Она, конечно, не удержалась от соблазна заглянуть в Лизины комнаты. Что это?.. Лиза стояла перед зеркалом и про себя улыбалась. На ней была та розовая кружевные блузка, которую они обе любили. Лицо у Лизы было такое счастливое, каким его Вера никогда не видела.

Она зашла в комнату, спросила, отчего это сестра так радуется. Лиза смутилась, покраснела, бросилась ей на шею.

— Сестричка!.. Как я счастлива!..

Вера пристально посмотрела ей в глаза и весело засмеялась:

— Ну, все ясно!.. Кто же он?

— Коля Круглов!.. И он меня любит.

Лиза рассказала об их встрече на дороге, об овраге, о лунной ночи над Днепром, о дороге домой по степной равнине среди моря цветов, трав и хлебов. Нет, она после этого с ним не встречалась — Коля много работает, он что-то пишет. Но в субботу они поедут с ним на лодке по Днепру! Обязательно поедут. А все эти дни они виделись только на заводе и однажды по дороге домой...

Простая, искренняя, заполоненная своим счастьем Лиза не заметила недоброго огонька, блеснувшего в Вериных глазах. Откуда было знать Лизе, что Вера уже давно прицеливалась к Коле значительно внимательнее, чем к кому-либо? Ведь Вера никогда не делилась с нею своими предпочтениями и намерениями. И если раньше Круглов стоял в ее воображении в ореоле неприступности, то теперь она уже была далеко не той девчонкой, что теряется, краснеет, не может сказать слова. Солод не тронул ее души. С ним приятно, весело. Но Круглов... Колька Круглов — это совсем другое. Он был для нее не только выгодным женихом. Рано или поздно он должен принадлежать Вере. Хоть на день, хоть на час! А если Вера давала себе такую ​​клятву, она не забывала о ней. Ничто не могло остановить ее — ни страх, ни совесть, ни людская молва. Какое ей дело до людей?..

Вера нежно, ласково простилась с сестрой, пожелала ей хороших снов и ушла к себе. Ей не хотелось, чтобы сегодня снова приходил Солод.

20

Нет, Валентина не была спокойной, как это казалось со стороны. В ней происходила большая внутренняя борьба, борьба между умом и сердцем. Ум ей говорил, что Сотник — подлый человек, если мог так легкомысленно растоптать ее лучшие чувства, если не нашел в себе мужества приехать к ней и сказать ей в глаза, что больше ее не любит, или хотя бы написать ей об этом, если полностью сознательно заставил считать себя мертвым и поклоняться его памяти. Зачем ему был нужен этот жестокий, непревзойденный по подлости обман? Десять лет носить в себе святыню, греться ее теплом, обращаться к ней в самые тяжелые минуты жизни, и вдруг узнать, что эта святыня была лицемерной...

Что же может заполнить пустоту, которую почувствовала в своей жизни Валентина? Федор? Но Федор не мог заменить того Виктора, которого она носила в сердце в течение десяти лет. Он мог жить только рядом с ним, как его друг, как часть его самого. А когда исчез Виктор, исчез в том виде, каким она его представляла, в ее душе образовалась глухая пустота, и Федор, хоть бы как она этого ни хотела, не способен был ее заполнить.