Читаем без скачивания Топот бронзового коня - Михаил Казовский

    А Юстиниан, отдав распоряжения, не нашёл ничего лучшего, как отправиться во дворцовую церковь Архангела Михаила и молиться о спасении собственной души. Феодора же стояла за шторой у окна в Хризотриклинии, находившегося напротив кафисмы, и смотрела во все глаза, что же происходит на улице, также повторяя одними губами: «Господи, спаси! Господи, спаси и помилуй!» Оба они не знали главного: войско Велисария вышло из подчинения; многие кричали, что не станут биться с безоружной толпой, и намеревались примкнуть к восставшим. Лис воскликнул:

    - Вы клялись на верность его величеству. Он - помазанник Божий. Изменяя ему, вы тем самым изменяете вере. Враг бывает не только внешний, но и внутренний, а враги автократора - наши враги. Мы обязаны их уничтожать. - Помолчал и добавил: - Каждому плачу до пятнадцати золотых.

    Названная сумма быстро поколебала многих. Сомневающиеся сказали: «Пусть твои слова подтвердит монарх, а иначе мы не тронемся с места!» Велисарий вынужден был уйти и разыскивать василевса; прежде он столкнулся с Нарсесом и посетовал на солдат. Евнух обнадёжил: «У меня наличных одиннадцать тысяч - каждому заплатим авансом по три монетки, остальные - потом». Оба вместе нашли императора у дверей церкви. Тот одобрил план и послал мандатора объявить гвардейцам, что его величество обещает в случае победы заплатить не пятнадцать, а по двадцать монет каждому участнику подавления смуты.

    Этот аргумент воодушевил практически всех. Было решено, что гепиды Мунда и его сына Маврикия двинутся напролом - из ворот дворца к лестнице на кафисму, а молодчики Велисария - через двор Дафны, лестницу на второй этаж и стороннюю галерею. Остальные разрозненные отряды во главе с Нарсесом и Константиолом собирались проникнуть на ипподром через боковые ворота.

    Первая атака Лиса кончилась ничем: дверь на лестницу со двора Дафны оказалась запертой, и солдаты, находившиеся за ней, отказались её открыть.

    Что ж, пришлось совершить манёвр - пробираться сквозь развалины Халки и Августеона, по обугленным доскам и разбитым камням. Вышли к ипподрому с северной стороны - к той трибуне, где обычно сидели «синие», и, ворвавшись в ворота Антиоха, ринулись к кафисме, чтобы арестовать Ипатия. Но и здесь наткнулись на караул, перешедший на сторону самозванца. А толпа вокруг возмущалась, оскорбляла гвардейцев, обзывала их манихеями и варварами. Окружённые, разъярённые, те, повиновавшись приказу своего командира, обнажили мечи и безжалостно начали рубить митингующих.

    А гепиды Мунда с Маврикием, тоже не попав на кафисму, обогнули ипподром с запада и проникли в ворота Некра (то есть «Мёртвые», ибо в стародавние времена в цирке проводились отвратительные схватки рабов с дикими животными, и сквозь эти ворота выносили с арены трупы); пехотинцы-наёмники поддержали наступление Велисария, бросившись на толпу. Подоспевшие прочие отряды присоединились к резне.

    Зрелище было жутким. Добивали всех - молодых и старых, и почти никто из бунтовщиков не спасся. Пал, разрубленный от плеча до пояса, предводитель прасинов Мина. Крики, стоны, хрипы, истекающие кровью тела и раздробленные конечности, перепачканные мечи и звериные лица нападавших - всё мелькало в адском калейдоскопе.

    Два кузена Юстиниана - Герман и Вораид - всё-таки сумели взойти на кафисму и арестовать Ипатия вместе с Помпеем. Младший из племянников Анастасия на коленях молил пощадить обоих. Их и не убили - только лишь связали и в сопровождении караула отвели во дворец.

    Ровно через час самое значительное восстание в ранней Византии, получившее у историков название «Ника», было подавлено.

    Ровно через день подсчитали жертвы: в братских могилах похоронили около тридцати пяти тысяч тел.

    Весь конец января еле-еле приходили в себя после происшедшего. Отловили сенаторов, так или иначе причастных к восстанию. Оригену удалось скрыться в монастыре далеко в Малой Азии, но имущество его было конфисковано. Пров пришёл виниться, и ему оставили жизнь, но сослали в Египет. Эту участь разделили многие другие аристократы-мятежники.

    Хуже остальных обошлись с Ипатием и Помпеем. Сам Юстиниан думал их сослать, по-христиански простив, но непримиримая Феодора встала на дыбы: убедила супруга, что нельзя оставлять в живых столь опасных противников.

    - Ведь они бы не пощадили тебя, - говорила императрица с жаром. - Вспомни, что кричали тогда с кафисмы! До сих пор сжимается сердце. Ты со мной согласился в решающую минуту, и победа оказалась за нами. Согласись и теперь. Я плохого никогда не советую.

    Да, монарх это знал. И ценил её дар предвиденья. Часто просил гадать специально, как она умела.

    Опустился на колени под образами, сотворил молитву, осенил себя крестным знамением. Встал, вздохнул и сказал:

    - Хорошо, любимая. Выполню твою волю.

    В ту же ночь Ипатий с Помпеем были обезглавлены. Трупы их солдаты выбросили в море.

    Но Марию и Анастасию - соответственно, жён того и другого - не тронули. Лишь велели жить с детьми в загородных имениях.

    Рассчитались золотом с наёмниками и гвардейцами, подавлявшими бунт. Наиболее щедро василевс наградил Велисария, Мунда, Константиола, Нарсеса и Гермогена.

    Чтобы потрафить населению и аристократии, были отменены самые одиозные из налогов и кредитных ограничений; роль Сената в управлении государством стала намного больше, а в число патрикиев занесли ряд разбогатевших плебеев, ставших аристократами не по крови, а по достатку и солидному положению в обществе.

    Впрочем, и гайки подвинтили. Сократили количество игр на ипподроме. Учредили должности претория плебса, в ведении которого оказались тюрьмы и каторги, и спектабиля, зорко следившего за правопорядком в столице. Появился ещё один чиновник - кведитор - с крупным жалованьем в десять либр золота в год, занимавшийся всеми, кто по разным причинам попадал в Константинополь (честным гражданам помогать в разрешении дел и быстрее отправлять восвояси, подозрительных немедленно выдворять, а бездомных бродяг привлекать к общественно-полезным работам - в мастерские, сады, пекарни и прочее). Наконец особым указом были ужесточены кары за производство и продажу частными лицами оружия.

    Начались работы по очищению города от последствий разора. Восстанавливались портики с мастерскими и лавками. Строились новые дома, бани и церкви - разумеется, проекты последних с одобрения патриарха и василевса. Император особенно озаботился храмом Святой Софии. Тот, сгоревший, находится около большого дворца - между Акрополем, ипподромом и Августеоном, - был построен ещё Константином Великим, но теперь стены его чернели рваными кирпичами, кровля после пожара многими местами обрушилась и зияла дырами, купол покосился. Мастера, осмотрев собор, заявили единодушно, что восстановить его в точности будет очень трудно, легче возвести новый. Государь сказал, что подумает.

    У Юстиниана был друг Зинон, обучавший студентов Октагона риторике. А в соседнем с Зиноном доме обитал Анфимий из Тралл - славившийся в столице как искусный механик и строитель. И Зинон часто жаловался монарху на докучливого соседа - без конца что-то мастерит, молотки стучат, пилы воют, никакого покоя; а в ответ на замечания ритора тот не только не прекратил своих безобразий, а, наоборот, сконструировал хитрое устройство: из котла к стенам дома Зинона по трубам поступал пар, заставляя стены вибрировать, молотки били по железу, а специальные зеркала направляли солнечные зайчики в окна - словом, полная имитация землетрясения! Всех домашних перепугал - вот мерзавец! Самодержец смеялся, а потом захотел познакомиться с Анфимием.

    Это был седой господин с длинной клиновидной бородкой, толстым мясистым носом и добрейшими ясными глазами. Говорил, слегка заикаясь. У него в Константинополе оказалось четверо братьев: двое - Диоскор с Александром - выучились на медиков, Митродор преподавал в частной школе грамматику, а Олимпий работал юристом. Сам Анфимий вместе с товарищем - Исидором Милетянином - строил дома и церкви.

    Император сказал:

    - Мне тут объясняли, что Святую Софию легче строить заново. Тоже так считаешь?

    Мастер попросил разрешения осмотреть развалины, а спустя двое суток вновь явился во дворец и с поклоном ответил:

    - Я согласен полностью, ваше величество: храм восстановить невозможно. Да и незачем, если честно: он не представлял интереса ни с архитектурной, ни с инженерной точки зрения. Так, середнячок.

    - Что ты предлагаешь? - с интересом спросил василевс.

    - Мы тут с Исидором прикинули… Просидели над чертежами день и ночь… Если позволит ваше величество, - и достал из-за пазухи свиток.