Читаем без скачивания Девять дней в июле (сборник) - Наталья Волнистая

– Пока нет, так и думала, что ты уже купил и первым прочитаешь, а потом расскажешь, стоит ли читать. А то, как у нас говорят, слишком букв много.

– Ха-ха-ха! Я пока только начал, еще не понял, нравится или нет. Кстати, я прочитал другую книжку, называется «Только приличные люди», мне очень понравилось. Можно задать личный вопрос?

– Да, конечно!

– Ты ведь не феминистка?

– Нет, а что?

– Да просто, если ты вдруг феминистка, то роман тебе не понравится, там чувство юмора нужно. Там такой юмор, ну как тебе сказать. Короче, там про богатого еврейского юношу из дорогого амстердамского района, где «только приличные люди». И у него есть девушка ему под стать, красавица и умница из хорошей еврейской семьи. Но их отношения его не удовлетворяют, потому что ему нравятся только негритянки. Причем не просто негритянки, а тот самый карикатурный образ «королевы гетто», чтобы подчеркнуто сексуально одевалась и чтобы фигура соответствующая.

– Короче, чтобы задница, как физиотерапевтический мяч, и сиськи, как баскетбольные, да? – пришел на помощь Мартин.

– Ну да, вроде того. И еще у него черные кудрявые волосы, как у многих евреев, поэтому его без друзей не пускают в клубы и бары для золотой молодежи, потому что он похож на марокканца. Очень смешно написано, и читается легко.

– Да? Тогда я его буду читать, когда «Паравион» Хафидa Буаззы дочитаю. Или бросить и начать читать уже сейчас? Это мучение какое-то, а не книжка.

– Не нравится?

– Нет, нравится, но дело не в этом. Язык автора настолько хорош, что я буквально физически ощущаю жару, и пыль, и песок, и слепящее солнце. От его языка мне хочется спать, как там, от полудня и до заката. А потом долго-долго, бесконечно, как все марокканские блюда, готовить пряные яства на тлеющих углях. А потом пить чай полночи. И так каждый день. Вот прямо сонное царство марокканской деревни перед глазами встает, и все. Я читала в рецензии, что герои в конце концов оказываются в Амстердаме, который они называют Паравион, что по-французски всего-навсего par avion, то есть авиапочта. Но деревенские жители французского не знают, поэтому думают, что это какой-то таинственный город Паравион. Возможно, в Амстердаме в книге прибавится динамики, сюжет будет быстрее развиваться, только до этого места еще дочитать надо.

– А напиши сама!

– То есть?

– Напиши о Марокко, как ты его видишь. Своими словами. Я читал твой голландский блог. У тебя очень классный язык, незатертый и образный. То, что он тебе неродной, это даже плюс, а не минус. Как у Кадера Абдолы, у которого прямота голландского пронизана поэтичностью фарси. Я бы написал, если бы мог.

– Кейс, ты делаешь такие фотографии, в том числе и Марокко, что тебе и не нужно ничего писать.

– Эй, интеллектуалы, вы работать сегодня собираетесь? Работа не творческая, но уж какая есть.... Оп-па! Извините, беру свои слова назад. Сервер лежит, болтайте дальше.

– Ну дела! И что теперь?

– Ничего, сидеть в Интернете. Или в бумагах порядок навести.

– Вот садись и пиши. Делать все равно нечего.

Маша открыла текстовый редактор и задумалась.

Мужчины Западной Сахары называются сахрави, а женщины, соответственно, сахравии.

Мужчины-сахрави артистичны и брутальны. Над арабами Ближнего Востока и особенно Египта они смеются, потому что считают, что те со своей чрезмерной услужливостью и болтливостью похожи на геев. У большинства мужчин-сахрави есть характерные шрамы на головах. Если молодой человек осмелится посмотреть на красивую девушку, а тем паче заговорить с ней, то ее братья просто обязаны кинуть в наглеца камнем. Поэтому по марокканской голове, как по кольцам пня, можно определить, как часто мужчина в молодости флиртовал с девушками. А если шрамов вообще не обнаружится, то он ботаник и маменькин сынок.

Женщин в Западной Сахаре очень много. Даже если женщина всего одна, ее все равно очень много. Ее яркие разноцветные головные покрывала достигают семи метров в длину, чтобы при желании завернуться в них по самые густо подведенные сурьмой глаза. Если она пользуется духами, то не только себя щедро обрызгает, но и гостью. Массивные золотые кольца, серьги и браслеты, а по праздникам еще и золотой пояс, и головной убор с золотыми монетами. К врачу они ходят небольшими группами по десять – пятнадцать человек, чтобы поддержать захворавшую родственницу или подругу, даже если у той банальный насморк. Не удивляйтесь, если ваша новая знакомая горько разрыдается у вас на груди, узнав, что вы здесь проездом и завтра уедете, ведь ей будет вас очень не хватать.

Мужчина-сахрави – хозяин в доме. В его компетенции важные, глобальные вопросы. Например, мировой финансовый кризис. Или ситуация на Ближнем Востоке. Или конфликт с Алжиром. Женщины, в свою очередь, решают сущие мелочи. Например, что будет сегодня на ужин, какую покупать мебель, на что тратить деньги, где будут учиться дети и кого им выбирать в супруги, когда они вырастут.

Полковник Заффати выбрал себе жену сам уже будучи зрелым мужчиной за тридцать – во-первых, его родители умерли рано, а во-вторых, он очень долго прожил вдалеке от семьи. В шестнадцать лет он сбежал от своего отца, с которым с детства перевозил соль из Тимбукту, – работа очень тяжелая и низкооплачиваемая. Сбежал в армию, назвав другую фамилию и дату рождения. И до сих пор служит.

Женился полковник на совсем юной девушке шестнадцати лет. На вопросы о здоровье он всегда отвечает, что у него все прекрасно, слава Богу, а вот Аиша, мискина, развалина. Аиша и правда все время жалуется на повышенный сахар в крови, запивая многочисленные лекарства сладким, как сироп, марокканским чаем и заедая печеньем с марципаном.

Мискина, а в мужском роде мискин, по-арабски означает «бедный, несчастный». Применяется в любой ситуации. Нет детей – мискина, Бог в помощь, есть дети – мискина, крутишься как белка в колесе, не хочешь есть – мискин больной, хочешь есть – мискин голодный. Улавливаете логику? Короче, если вас зовут мискином, вы им симпатичны. Марокканцы, если не пожалеют, не полюбят.

Лето в Марокко – пора свадеб. Поэтому каждое лето Аише нужны деньги. Много. Потому что негоже пойти на свадьбу в наряде, который уже видели. Праздничное платье шьется заранее, к нему покупаются шаль, туфли и сумка в тон. Руки и ноги искусно разрисовываются хной. Поэтому летом она никогда не укладывается в ту сумму, которую ежемесячно получает от полковника. Каждое лето она вздыхает, что, не сглазить бы, столько свадеб, что придется продать кое-что из драгоценностей. Полковник крякает и лезет за кошельком. Потому что нет большего оскорбления чести мужчины-сахрави, чем жена, продающая свои драгоценности. Поэтому драгоценности нужны даже тогда, когда женщина предпочитает им устройства с изображением надкусанного яблочка или с автоматической коробкой передач. Чтобы, если что, грозиться их продать. Муж-сахрави ни в коем случае такого не допустит, он же не какой-нибудь сусси.

Сусси – это южные берберы Марокко. Про них часто рассказывают анекдоты. Например, что медную проволоку изобрели два сусси, одновременно нашедшие медную монетку. Или о том, что сусси не ставит дверь на туалет, потому что там красть нечего. Или о том, как отец-сусси побрил наголо своего сына, который попросил у него денег на расческу, на что его мать сказала, мол, скажи спасибо, что ты на зубную пасту не попросил.

Северные берберы называются риффи, и о них рассказывают другие анекдоты. Например, как риффи приехал в Европу и увидел на земле монетку в одно евро. Прошел, махнув рукой, потому что, раз тут деньги на улице валяются, зачем нагибаться из-за евро. Или как риффи приехал в Европу и присел в кустах по нужде. Подошедший полицейский выписал ему штраф, а риффи потом долго удивлялся европейскому сервису – сразу бумажку дали. А когда риффи пошел покупать телевизор, продавец ему ответил, что риффи они телевизоры не продают. Потому что только риффи может телевизор с микроволновой печью перепутать. Кстати, Самир долго был убежден, что чукчи – это такие русские берберы, только ездят они не на осликах, а на собаках.

Машина коллега Мимуна – тоже риффская берберка. Мимуна – старшая из девяти сестер. Замуж вышла первой, причем родители были очень недовольны, потому что выбрала она в мужья араба из Касабланки. К тому же муж ее еще более упертый, чем сами берберы, а все, что связано с Марокко и традициями, его всю жизнь бесит. Откровенно заявил будущему тестю, что против женитьбы вообще и махра в частности, но что делать, раз у его избранницы такой старомодный папаша. Кстати, махр (подарок невесте) Мимуна потратила на мебель в их с мужем доме вместо традиционного золотого пояса, отчего ее мама чуть не напилась из моря. Напиться из моря – это марокканский эквивалент нашего «убиться об стену».

У самой Мимуны синдром «свободной женщины Востока». То есть она такая вся из себя «железная леди». Откровенно презирает женщин, которых содержат мужья, и тех, кто остается дома, когда болеет. Мол, если тебе доктор не прописал постельный режим, то ты здоровый. Ну и как-то муж поехал на велосипеде отвозить старшего в школу, а она младших собирала на втором этаже к бабушке и сама собиралась на работу. Вдруг слышит, муж снизу кричит, что ему нужна помощь, он упал с велосипеда. Она ему крикнула, чтобы не маялся дурью и ехал на работу, надоело его нытье из-за каждого насморка. Вышла из дома, гордо виляя шикарной марокканской задницей, посадила детей в машину и уехала. Муж, который, как оказалось, сломал ногу, потом с удовольствием рассказал теще и всем друзьям, какая у него жена стерва.