Читаем без скачивания Мое! - Роберт Маккаммон

Он сложил руки, а Лаура начала снова проглядывать фотографии.

— У особо разыскиваемых вырастают глаза на затылке. Они умеют чуять запах ветра и слушать гул рельсов. Наверное, они не очень хорошо спят по ночам, но они всегда настороже. Видите ли, у большинства людей, в том числе блюстителей порядка, есть один большой недостаток: они забывают. А ФБР не забывает никогда. У нас есть компьютеры, чтобы освежать нашу память.

— А кто это на заднем плане? — спросил Дуг, глядя на фото Мэри Террор.

Касл взял фотографию, и Лаура тоже посмотрела. Мэри Террор стояла на росистой зеленой траве, обутая в грубые сандалии. Над головой ее было голубое небо, слегка выцветшее, и на траве — тонкая тень того, кто держал фотоаппарат. Но на заднем плане на зеленом бугорке стояла размытая фигура, замахнувшаяся одной рукой, собираясь бросить» летающую тарелку «.

— Не знаю. Похоже, что снимали в…

Лаура взяла фотографию из рук Касла. В первый раз она смотрела на лицо женщины, а потому этого не заметила. Все равно это было очень нерезко и трудно разглядеть.

— Мне нужна лупа.

Дуг встал. Касл наклонился вперед, прищурился.

— На что вы смотрите?

— Вот сюда.» Летающая тарелка «. Видите? — У нее заколотилось сердце. Дуг принес ей лупу, и она направила ее на желтую» летающую тарелку «, отведя назад до максимального увеличения на самой грани потери фокуса. — Вот это, — сказала она. — Видите?

Касл посмотрел.

— Да, вижу.

На краю» летающей тарелки» были нарисованы две черные точки глаз и полукруг рта. «Улыбка», готовая лететь в неизвестном направлении.

Лаура перевела увеличительное стекло на лицо Мэри Террелл и внимательно всмотрелась в него.

Теперь она знала своего врага.

Да, время изменило эту женщину. Она потяжелела, от гладкой кожи не осталось и следа, время срезало всю ее миловидность, оставило грубое и подлое. Но осталось подлинное сходство в ее глазах, этих серо-голубых зеркалах души. Нужна была лупа, и то пришлось смотреть близко и пристально. В этих глазах застыла смертельная, горячая ненависть. Глаза не сочетались ни с блондинистыми кудрями хиппи, ни с рекламной улыбкой зубной пасты. Это были те же глаза, которые смотрели на Лауру, когда она отдала своего ребенка в окровавленные руки. Да. Да. Те же глаза, хоть и старше. Те же.

— Это она, — сказала Лаура.

Касл оказался на коленях рядом с ней, глядя на фото с ракурса Лауры.

— Вы уверены?

— Я…

Никаких сомнений. Эти глаза. Большие руки. «Улыбка» на заднем плане. Сомнений нет.

— Это Джинджер Коулз.

— Вы опознаете Мэри Террелл как женщину, похитившую вашего ребенка?

— Да. — Она кивнула. — Это она. Та самая женщина. Лауру трясло от двух сильных переживаний: облегчения и ужаса.

— Вы позволите позвонить с вашего телефона? — Касл взял фотографию и пошел на кухню. Через секунду Лаура услышала его слова: «У нас положительный результат опознания. Сядьте, чтобы не упасть».

Когда Касл вернулся, Лаура сидела с посеревшим лицом, обхватив себя руками, а Франклин поглаживал ее по спине. Дуг стоял у окна на другой стороне комнаты, как изгой.

— О'кей. — Касл снова сел и положил фотографию на кофейный столик. — Мы собираем все данные по Мэри Террелл. Все, что есть: фотографии, отпечатки пальцев, семейные обстоятельства, родственников — все. Но я думаю, что вам следует знать кое-что, о чем я могу рассказать прямо сейчас.

— Просто найдите моего ребенка. Прошу вас. Это все, чего я хочу.

— Понимаю. Но я должен рассказать вам, что Мэри Террелл — Мэри Террор — совсем недавно, по всей видимости, убила десятилетнего мальчика в лесу возле Мэйблтона. Она забрала его винтовку, и мы проверили номер у продавца. Таким образом, это три известных нам совершенных ею убийства, не считая других.

— Других? Каких других?

— Насколько я помню, шесть или семь офицеров полиции, университетский профессор и его жена, и кинодокументалист. Все эти убийства имели место в конце шестидесятых и начале семидесятых годов. Мэри Террелл была членом Штормового Фронта. Вы знаете, что это такое?

Да, Лаура об этом слышала. Военизированная террористическая группа, вроде Симбиотической Армии Освобождения. Марк Треггс рассказывал о ней в «Сожги эту книгу».

— Я в те времена служил в Майами, но следил за этими событиями, — продолжал Касл. — Мэри Террелл была политическим убийцей. Она верила, что является палачом, действующим от имени масс. Они все в это верили. Вы знаете, как это бывало: собирается группа хиппи, балдеют от травки, слушают дикую музыку, и рано или поздно им приходит мысль, до чего же клево будет кого-нибудь убить.

Лаура рассеянно кивнула, но краем сознания припомнила, что когда-то сама была хиппи, балдела от травки, слушала дикую музыку, но ей никогда не хотелось никого убивать.

— Бюро ищет ее с начала семидесятых. Почему она вышла из подполья и захватила вашего ребенка, не знаю. Я, наверное, забегаю вперед, потому что у нас не будет полной уверенности, пока мы не сравним пальчики, но одно я вам должен сказать: Мэри Террелл очень, очень опасна.

Он не сказал ей, что репутация Мэри Террелл в Бюро такова, что в тире Бюро в Квантико есть мишень в виде ее фигуры. И не сказал он ей также, что за час до того, как он покинул свой офис, вашингтонское Бюро сообщило, что отпечаток большого пальца на вентиле душа соответствует отпечатку Мэри Террелл по четырем позициям. Но он хотел, чтобы Лаура сама опознала Мэри Террор на фотографии, чтобы все сошлось вместе. Забавно, что он не разглядел «летающую тарелку» с «улыбкой». Большие начальники в Вашингтоне наверняка носом землю рыли, работая над этим делом, особенно после того, как погиб их сотрудник.

— Мы сделаем все, чтобы найти ее. Вы нам верите?

— Мой ребенок. Она не сделает ничего дурного моему ребенку?

— Я не вижу причин для этого. — , 0н подавил мысль о ящике с искалеченными куклами. — Она взяла вашего ребенка для каких-то своих причин, но я не думаю, что она собирается причинить ему вред.

— Она сумасшедшая? — спросила Лаура. Это был трудный вопрос. Касл пошевелился на стуле, обдумывая ответ. Ящик с куклами говорил о том, что она вполне могла спятить, как зверь, слишком долго просидевший в норе, грызя старые кости.

— Знаете ли, — сказал он задумчиво, — я иногда думаю про этих людей из шестидесятых. Вы знаете, о ком я; они ненавидели все и всех, хотели разнести мир на куски и начать все заново по своему вкусу. Они жили этой ненавистью день за днем. Они дышали ею на своих чердаках и в подвалах, где жгли свои благовония и свечи. Я все думаю, куда им было девать свою ненависть, когда свечи погасли. Касл собрал фотографии и закрыл в конверт.