Читаем без скачивания Мое! - Роберт Маккаммон

— Знаете ли, — сказал он задумчиво, — я иногда думаю про этих людей из шестидесятых. Вы знаете, о ком я; они ненавидели все и всех, хотели разнести мир на куски и начать все заново по своему вкусу. Они жили этой ненавистью день за днем. Они дышали ею на своих чердаках и в подвалах, где жгли свои благовония и свечи. Я все думаю, куда им было девать свою ненависть, когда свечи погасли. Касл собрал фотографии и закрыл в конверт.

— Думаю, мне надо выйти на растерзание репортерам. Я им много не дам, только чтобы чуть возбудить их аппетит. Вы работаете в «Конститьюшн», верно?

— Да, верно.

— Тогда вы понимаете, о чем я говорю. Я не прошу вас выходить со мной. Отложим это на потом. Чем дольше мы будем поддерживать у прессы интерес, тем больше у нас шансов быстро найти Мэри Террелл. Так что пока нам придется с ними поиграть. — Он улыбнулся. — Такова жизнь. Мистер Клейборн, вы не выйдете к ним со мной?

— Почему я? Меня даже не было тогда в палате!

— Верно, но вы представляете интерес с точки зрения людей. К тому же вы не можете детально ответить ни на один вопрос. Все подробности я беру на себя. О'кей?

— О'кей, — неохотно согласился Дуг. Касл встал, и Дуг собрался, готовясь выдержать атаку. Был еще вопрос, который Лаура должна была задать.

— Когда… когда вы ее найдете… Дэвид не пострадает?

— Мы вернем вам вашего ребенка, — сказал Касл. — Можете считать, что он уже у вас.

И они с Дугом пошли туда, где их ждали репортеры.

Отец Лауры, держа ее за руку, тихо говорил какие-то ободряющие слова, но Лаура едва его слышала. Ей представлялась сумасшедшая на балконе, держащая ребенка, и снайпер, выжидающий верный выстрел. Она закрыла глаза, вспоминая хлопки двух выстрелов и разлетающуюся голову младенца.

Такого с Дэвидом быть не может.

Нет.

Не может.

Нет.

Она поднесла руки к лицу и разразилась рвущими сердце слезами, а Франклин сидел рядом с ней и не знал, что делать.

Глава 4

НАДЕЙСЯ, МАТЬ

В Ричмонде, в большом доме из красного кирпича постройки тысяча восемьсот пятьдесят третьего года, зазвонил телефон.

Время близилось к девяти часам вечера в воскресенье. Ширококостная женщина с седыми волосами, с лицом, изрезанным морщинами, и носом острым, как шпага конфедерата, сидела в кожаном кресле с высокой спинкой и смотрела на своего мужа ледяными серыми глазами. По телевизору шла очередная серия Перри Мейсона, и женщина и ее муж Эдгар наслаждались игрой Раймонда Барра. Мужчина сидел в кресле-каталке в ставшей ему слишком большой синей шелковой пижаме, голова склонилась в сторону и кончик языка вывалился. У него был уже не тот слух, как до удара шесть лет назад, но женщина знала, что он слышит телефон, потому что у него глаза полезли из орбит и он затрясся больше обычного.

Они оба знали, кто звонит. И не стали снимать трубку.

Телефон замолчал. Не подождав и минуты, он зазвонил опять.

Звон наполнил особняк и отдался эхом в его двадцати трех комнатах, как голос, кричащий во тьме. Натали Террелл сказала: «О Боже мой», встала и по черно-алому восточному ковру прошла к телефонному столику. Эдгар пытался следовать за ней взглядом, но не мог повернуть шею до конца. Она взяла трубку сморщенными пальцами, украшенными алмазными кольцами.

— Алло? Молчание. Дыхание.

— Алло?

И тут он донесся. Ее голос.

— Привет, мать.

Натали окаменела у телефона.

— Я не собираюсь разговаривать с…

— Не вешай трубку, пожалуйста, не вешай. Ладно?

— Я не собираюсь с тобой разговаривать.

— Они следят за домом?

— Я сказала, что не собираюсь с тобой…

— Следят ли они за домом? Просто скажи мне, да или нет. Пожилая женщина закрыла глаза. Она прислушивалась к звуку дыхания своей дочери. Мэри осталась ее единственным ребенком с тех пор, как Грант покончил с собой, когда ему было семнадцать лет, а Мэри — четырнадцать. Натали боролась секунду — правильное против не правильного. Но что есть что? Она уже этого не знала.

— На улице стоит фургон, — сказала она.

— Давно он там стоит?

— Два часа. Может быть, побольше.

— Они прослушивают телефон?

— Не знаю. Во всяком случае, не изнутри дома. Не знаю.

— Кто-нибудь к тебе приставал?

— Сегодня был репортер из местной газеты. Мы поговорили, и он ушел. Я не видела ни полицейских, ни фэбээровцев, если ты это имеешь в виду.

— ФБР в том фургоне. Уж можешь мне поверить. Я в Ричмонде.

— Что?

— Я сказала, что я в Ричмонде. Звоню из автомата. Про меня уже говорили по телевизору?

Натали поднесла руку ко лбу. Она была на грани обморока, и ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.

— Да. По всем каналам.

— Они разнюхали быстрее, чем я думала. Теперь все не так, как прежде. Ну конечно, у них же теперь все эти переносные компьютеры и всякая фигня. Теперь это настоящий Старший Брат, верно?

— Мэри? — Ее голос дрожал и угрожал оборваться. — Зачем?

— Карма, — сказала Мэри, и это было все. Молчание. Натали Террелл услышала тонкий плач младенца в трубке, и у нее свело живот судорогой.

— Ты спятила, — сказала она. — Совсем спятила! Зачем ты украла ребенка? Ради Бога, неужели у тебя нет хоть капли порядочности?

Молчание, нарушаемое только плачем ребенка.

— Родителей сегодня показывали по телевизору. Показывали мать, покидающую больницу, она была в таком шоке, что даже не могла говорить. Ты улыбаешься? Это тебя радует, Мэри? Отвечай'.

— Меня радует то, — спокойно сказала Мэри, — что мой ребенок у меня.

— Он не твой! Его зовут Дэвид Клейборн! Это не твой ребенок!

— Его зовут Барабанщик, — сказала Мэри. — Знаешь почему? Потому что его сердце стучит, как барабан, и потому что барабанщик бьет призыв к свободе. Так что теперь он Барабанщик.

За спиной Натали ее муж издал неразборчивый вскрик, полный ярости и боли.

— Это отец? Судя по звуку, он сильно сдал.

— Да, он сильно сдал. И это твоя работа. Это тебя тоже должно радовать.

Приблизительно через восемь месяцев После удара Мэри позвонила неизвестно откуда. Натали рассказала ей, что произошло, и Мэри выслушала и повесила трубку, не сказав ни слова. Через неделю пришла открытка с приветом, по почте, без обратного адреса и подписи, отправленная из Хьюстона.

— Ты не права. — Голос Мэри был ровным, без эмоций. — Отец сам с собой это сделал. Он стольким закомпостировал мозги, что его голова взорвалась от резонанса, как перегоревшая лампа. И что ему теперь толку от всех его денег?

— Я больше не буду с тобой разговаривать. Мэри ждала в молчании. Натали не положила трубку.