Читаем без скачивания Великая легкость. Очерки культурного движения - Валерия Пустовая

Собственно, разнообразие религий доказывает как раз не то, что истины нет. А только большую или меньшую проницаемость для света разных земных обстоятельств.

Меня всегда поражало не то, что методов достижения просвета или просветления, чистоты или пустоты так много, а то, что критерии самого этого Достижения – одинаковы.

Самое интересное и актуальное – как вера помогает душевной терапии.

Католик и писатель Гилберт Кит Честертон рассказывает о парадоксах веры Франциска Ассизского, а католик и психотерапевт Берт Хеллингер открывает тайные закономерности семейных и родовых отношений. Агиография и какое-то языческое родовое проклятие – что может быть общего?

Но оба автора говорят об одном. О чуде и радости. О благословенном даре жизни, который надо уметь принять, приумножить и отпустить с миром, как никогда тебе не принадлежавший воздух. О прощении, которое искупает любую вину. О любви, которая одна наполнит дни смыслом, если только сумеешь не перепутать ее с любовью к себе.

«Святой Франциск Ассизский» Честертона и «Источнику не нужно спрашивать пути» Хеллингера – одна параллель. А вот другая: две великие эпопеи – «Война и мир» Толстого и «Сто лет одиночества» Маркеса.

Казалось бы, куда как далеки: девичьи шалости на фоне огромной, в небо, метафизики – цветочные узоры на бесконечном платке, – и тесная, как латиноамериканский сериал, история дома, обживаемого поколениями страстных любовников и душегубов.

И однако обе книги, по темпераменту разные, рассказывают об опасности и тщете страстей, даже духовного происхождения. Болконский гибнет, как полковник Аурелиано Буэндиа, и «одиночество» Маркеса в христианской литературе перевелось бы не иначе как «гордость».

Кем бы ни была душа по природе, жизнь всегда на стороне Бога – и против того, что непроницаемо для Его воли, что замедляет пропускную способность, заваливает ходы, сопротивляется току.

Желая настоять на своем, на желаемом, на самом себе – человек упускает то, что ему единственно нужно, проходит мимо пути.

Желая настоять на божественном, обретает себя.

Вся великая литература об этом – о тайных закономерностях, которые ум неймет, а сердце видит.

Вся мелкая литература – о своем.

…Каждый человек хотя бы раз в жизни захочет «блуждающим огнем» встречаться людям – как святой Франциск «на дорогах Италии». Но, как пишет Честертон, святой был «эксцентрик потому, что стремился к центру».

Залог успешного общения[76]

Вот советуют: тренинги. Отличный способ узнать новых людей и с новой стороны себя. Люди придумывают и разыгрывают ситуации, разжимая прищепки неловкости и боязни. И воспаряют, как веселые пижамные штаны, сорвавшиеся с веревки.

Нужно, однако, очень сильное воображение, чтобы со случайным партнером по упражнению проработать все нюансы жизненного испытания. Самые взрывные психологические игры не оставляют следов. И обнимая по заданию случайных прохожих, в конечном итоге сближаешься только с собой. От подруги услышала про командные тренинги: попробовали бы они вместе что-то сделать – вот было бы настоящее испытание. О том же – что незнакомым людям, собравшимся вместе, хорошо бы заняться реальным делом – я подумала, когда встречала Новый год с участниками добровольческой организации «РеставросЪ». Большую холодную комнату в деревенском доме, и пол, и скамейки вдоль батареи, выстелили более чем тридцатью спальниками – на подмосковную станцию Виноградово, в помощь храму святых Косьмы и Дамиана, высадился рабочий десант. Акцент в сообщении об организации вполне психологический – приходите общаться, показать себя и завести новых друзей. Нынешний руководитель «Реставроса» Константин Лобачев, возглавивший и новогоднюю смену, в своем приглашении затронул романтическую ноту: девушки вдохновлялись поехать, когда узнавали, что священник, который принимал добровольцев, «когда-то удачно заглянул в “РеставросЪ” и нашел здесь свою матушку»… Но знакомства и разговоры тут не самоцель – молодых людей собирают, чтобы помочь реставраторам и строителям в восстановлении храмов и монастырей.

Интересно, что именно это и облегчает общение, помогает раскрыться. Когда никто не стоит у тебя над душой, науськивая улыбаться, экзаменуя тебя в роли лидера, и приветливость, и активность стимулируются сами собой. Здесь много естественных поводов заговорить – передать через десять голов твою кружку, замутить в огромной кастрюле обед на себя и местных строителей, взяться нести вдвоем одну доску. Опыт публичного проговаривания самых важных для тебя вещей получаешь на чтении утреннего и вечернего правила – последования молитв, которые участники смены читают по цепочке. А артистические таланты будут проявлены не только под гитару после вечернего чая, но и, скажем, во время раскопки ледника для монастырских продуктов: общий труд – повод для шуток, которые понятны всем, ассоциаций, которые станут опознавательными воспоминаниями, и идей, тут же реализуемых. Каждый участник смены чувствует себя нужным и в то же время оставленным в покое – нет риска стать изгоем или некстати оказаться на виду.

Скажу, что сама нашла в добровольческой организации – с детства не хватало шумного общения в больших дружных компаниях. Как-то всегда получалось, что сверстники объединялись вокруг интересов, которые я не могла разделить. О «Реставросе» узнала в июле и срочно взяла отпуск под ближайшую смену – поехали в город Ворсму Нижегородской области, монастырь (почти руины, восстановлена для богослужений церковь) стоял на озерном острове, тропы вымостили досками – до сих пор помню впечатление ветреного, корабельного раскачивания земли. «РеставросЪ» оказывает неквалифицированную рабочую помощь – очень неквалифицированную, шутила про себя я. Освоила лопату (за самую тяжелую работу в глинистой «яме» – том самом леднике – соревновались, сменялись, упрашивая покопать), пилу (тренинг на упорство и желание допилить дело до конца) и устройство плетня из ореховых прутьев (интеллектуальная многофакторная задача). С ребятами так сдружились и в буквальном смысле спелись (хит смены – песня «Арии» «Засыпай»: как засыпай, кричал командир, когда мы – раскапываем??), что уже не жалела о параллельной смене в Карелии. Не пожалела и о том, что на эту новогоднюю ночь и первые дни января отправилась из дома с рюкзаком (рабочие сапоги и перчатки, три шерстяные кофты, кастрюлька с длинной ручкой вместо миски, тазик постного винегрета на общий стол), воодушевленная обещанным по телефону «будем вскрывать полы».

Полы вскрывать при мне так и не начали – я уехала до конца смены. Но запало в душу слово «гвоздодер», работу которого мне один из юношей пытался показать на пальцах, так что надежды не теряю. Пилили и таскали доски – девушки, которые количественно могут восполнить нехватку мужской силы, носили по трое, а то и впятером («эй, кто там на байдарке?» – прикалывались парни). Во время экскурсии в ближний монастырь открыли новый фронт работ – очистить от цементного покрытия кирпичные стены в одной из комнат трапезной, чтобы затем рабочие смогли покрыть их известкой. В детстве я читала в сказке про Хоттабыча о футбольной команде «Зубило» – теперь узнала, как оно выглядит и работает. «Лучший дятел Подмосковья!» – носился над поднятой пылью и перестуком голос со стремянки, в конце рабочего дня мы фотографировались с молотками и ободранными стенами («Что сделал “РеставросЪ”? А, разнес целый монастырь!»), рабочие прочувствованно звали приехать еще, обещая девушкам научить штукатурить.

Сам Новый год, ощущение которого в домашнем быту достигается столькими ухищрениями, смена встретила на молебне в пустом ночном храме. Слышались местные фейерверки, но смысл Новогодью в кои-то веки придавали не они, а слова священника о том, что требование и возможность обновления заложены в Христовой вере, что каждый христианин, через покаяние и причастие очищаясь от грехов, обновляется и может оставаться вечно юным, сохранять душу живой и восприимчивой. От новогодней истерии излечивало и то, что ребята ожидали более значимый для них праздник, Рождество, многие девушки готовились петь на клиросе во время торжественного ночного богослужения.

Запомнилась и встреча с другим священником – старообрядцем. Почти каждый день смена ездила на экскурсии по подмосковным храмам. В самый морозный день было намечено посетить сохранившиеся деревянные храмы. Два из них были старообрядческими – по виду оба напоминали обычные дома с неожиданным куполом на крыше. Напряжение, которое сохраняется в отношениях двух обрядовых традиций одной, впрочем, религии, столь давно расколовшейся, чувствовалось уже в том, как осторожно и подробно выспрашивал командир об условиях посещения храмов. В первый, яркий, как игрушка, расположенный в исконном поселении старообрядцев, девушек пустили только в притвор. Закрепилось бы чувство недоверия и нездорового любопытства, если бы во втором храме не служил священник строгий, но достаточно молодой. Он позволил войти нам всем, хотя, конечно, запретил креститься троеперстно, прикладываться к иконам. Группа не упустила случая наладить контакт – священника засыпали вопросами, бесхитростными и потому провокативными. Как часто бывает, одному пришлось отвечать за всех, всю Церковь, да еще и от начала ее истории. Но человек оказался вдумчивый, а потому твердый в принципах и в то же время умеющий понять сторонний взгляд. Прониклась к нему после ответа на вопрос нашего командира: молятся ли «у них» за крещенных в иной вере, – служба совершается «за всех людей, за мир во всем мире». Мы долго выясняли тонкости, разделяющие нас, но оказались едины в понимании религии, значения храмового действа – «в храм приходят, как на концерт, а в нем надо молиться». Предупрежденный одним из участников смены, что старообрядцы считают светское «спасибо» кощунством, наш командир сказал на прощание: «Спаси Христос» – священник, мне показалось, оценил это и ответил в тон: «Благодарю вас».