Читаем без скачивания Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы - Андрей Азов

Видимо, о моем письме стало известно в Гослитиздате, так как директор, т. Котов, пожелал рассмотреть «криминальные места» моего перевода лично, – что и сделал, в моем присутствии, по копии тех текстов, которые я приложил к вышеупомянутому моему письму, – и признал, что возводимые на мой перевод обвинения истине не соответствуют. Этот вывод он сообщил тут же, при мне, вошедшему в кабинет главному редактору т. Пузикову.

В результате 8 глав ДЖ были включены (на время! о чем дальше) в Однотомник Байрона, и его составитель проф. Р.М. Самарин, и специальный редактор, поэт В.А. Рождественский, отозвались о моем переводе так:

«В однотомное издание произведений Байрона, которое подготовлялось под моим наблюдением в Гослитиздате в 50–51 гг., я, среди прочих переводов Г.А. Шенгели, включил также и отрывки из романа “Дон Жуан”, выбрав этот перевод как наиболее близкий к подлиннику и дающий наиболее полное – в сравнении с другими русскими переводами – представление об этом произведении Байрона.

Среди отрывков, включенных мною в Однотомник, есть также и “суворовский эпизод” романа, – описание осады и штурма Измаила, просмотренный по моей просьбе переводчиком в целях большей точности перевода».

«Приглашенный Гослитиздатом в качестве литературного редактора переводов Г.А. Шенгели, включенных в Однотомник Байрона (ряд поэм, “Чайльд Гарольд” и “Дон Жуан”), я, по сопоставлении русского и английского текстов, имел возможность убедиться в том, что переводчик проявил исключительную добросовестность, как правило всюду следуя принципу максимальной смысловой точности.

В частности, переводя ДЖ (труд, уже получивший положительную оценку в советской печати), Г.А. Шенгели не отступил от этого принципа, несмотря на большие технические трудности.

Прозвучавшее недавно утверждение, что переводчик “исказил образ Суворова и русских солдат” (в главах ДЖ, посвященных взятию русскими Измаила) лишено оснований. Переводя соответственные места, Г.А. Шенгели стремился соблюсти надлежащую точность и сказал о Суворове и русских солдатах всё то, что о них сказано Байроном, в том же духе и колорите, без пропусков и “нажимов”, – в пределах, возможных для стихотворного перевода.

Таким образом, об ошибках переводчика в трактовке образа Суворова и его бойцов, данного Байроном, а тем более об “искажениях” не приходится говорить».

Оба эти документа находятся у меня (как и все вышецитированные) и могут быть предъявлены любой комиссии.

И всё же Кашкин разразился статьей «Удачи и неудачи», помещенной в февральской книжке «Нового мира» за 52 год.

В этой статье (отзыв об «Избранном» Байрона в издании Детгиза) он заявил, что редакция Детгиза, включившая в крохотную книжку несколько отрывков из моего ДЖ (всего 92 строфы из разных глав),

устранила самые вопиющие переводческие ошибки, опустила наиболее неудавшиеся в переводе строфы и целые сцены, вместо которых остались в тексте лишь многозначительные троеточия («Новый мир», № 2, 1952 г., 267, 2, 3).

Всё, сказанное Кашкиным в этой тираде, сплошная ложь и шулерство.

Если из 2.000 строф редакция избирает менее сотни, то можно ли утверждать, даже при минимальной стыдливости, что остальные 1908 строф суть «наиболее неудавшиеся в переводе»?

Если сказано, что редакция «устранила самые вопиющие ошибки», то это не может не относиться к напечатанным строфам (что же «устранять» в ненапечатанных?). Но ТЕКСТ НАПЕЧАТАННЫХ СТРОФ ОСТАЛСЯ НЕПРИКОСНОВЕНЕН, – в чем может убедиться каждый, сличив его с текстом отдельного издания (чтобы облегчить эту процедуру, укажу, что Детгиз напечатал Посвящение полностью; из песни II взял строфы 11–14, 27–31, 38–41, 46–55, 60–68, 91–97, 100–101, 103–108; из песни IX 24–28; из песни X 58–70; из песни XII 3-20). Две-три поправки (устранение слова «жид»; замена слова «телескоп» словами «подзорная труба», чтобы школьник не подумал об астрономическом телескопе, и еще что то) сделаны мною самим. Таким образом «устранение вопиющих ошибок» – чистейшая кашкинская ЛОЖЬ, – сознательная или бредовая, решать не берусь.

Далее. Когда печатаются отрывки, то начала их означаются троеточиями вообще. Так, в переводе Вильгельма Левика (отрывки из «Чайльд Гарольда»), напечатанном в том же сборнике и расхваленном Кашкиным в той же статье, таких троеточий – 34. ПОЧЕМУ ЖЕ там они не «многозначительны» и не означают пропуска «наиболее неудавшихся строф»? ЯВНОЕ ШУЛЕРСТВО!

Вдобавок, приведенные из моего перевода цитаты искажены: вместо «миг» напечатано «мир», так что получается бессмыслица (267,2, поел, абз.); на полуфразе вместо запятой стоит точка (268, 1, шестая снизу стихотворная строка), – опять бессмыслица. Опечатки здесь или нарочитое искажение, не знаю, но думаю, что «здесь нет описки», – судя по общей манере Кашкина и учитывая, что и в его статье в «Литгазете» (1 декабря 1951 г.), где мне мимоходом «влетело», приведена строка, которой – в таком виде – у меня нет (столбец 5, абз. 1).

И это благоуханное варево «Новый мир» преподнес своему читателю! Когда я указал, с материалами в руках, на всё это замредактору «Нового мира» Тарасенкову, он стал убеждать меня, что всё это «пустяки», что опровергать их «не стоит», а лучше-де мне написать «принципиальную статью» о переводе, – но тут же оговорил, что я не должен принимать этот совет за «заказ статьи».

Я ожидал, что «Новый мир» принесет в моем лице извинения своему читателю за его дезинформацию, но журнал предпочел вторично, в декабре 52 г., предоставить свои страницы уличенному клеветнику. Получается, как в Америке (в параллель словам Г.М. Маленкова): «сперва мы вас изругаем, а потом вы будете нами обруганы».

Рассказав эту Vorgeschichte, перейду к ИОС в последней кашкинской редакции.

Байрон был противником войн, если они ведутся не за свободу:

…except in Freedom’s battles,Are nothing but a child of Murder’s rattles. (VIII, 4)

Дословно:

<война>, за исключением битв за Свободу,Есть лишь порождение похвальбы Убийством[122].

В моем переводе:

…война (не за Свободу!) – зло;Ее – хвастливое Убийство родило.

Байрон находил, что

The drying up a single tear has moreOf honest fame, than shedding seas of gore. (VIII, 3)

Дословно:

Осушение единственной слезы более заслуживаетПодлинной славы, чем пролитие морей крови.

В моем переводе:

Нет! отереть хотя б одну слезу с любовью —Почетней во сто раз, чем мир обрызгать кровью.

Байрон утверждал:

And such they are – and such they will be found:Not so Leonidas and Washington,Whose every battle-field is holy ground,Which breathes of nations saved, not worlds undone.How sweetly on the ear such echoes sound!While the mere victor’s may appal or stunThe servil and the vain, such names will beA watchword till the future shall be free. (VIII, 5)

Дословно:

Таковы они [войны][123] и такими будут всегда;Но не так у Леонида и Вашингтона,Чье каждое поле сражения – святое место,Кто спасали жизнь [букв, «дыхание»][124] народов, а не разрушали миры.Как сладки для слуха эти отзвуки!Пока обычные победители пугают и ошеломляютРаболепных и пустых [людей], подобные именаОстанутся лозунгом, покуда будущее не станет свободным.

В моем переводе:

Мы знаем цену вам, «заслуги боевые»!Но славные поля, где бился Вашингтон,Где бился Леонид, – навек места святые:Не мир там рушили, там был народ спасен!Как услаждают слух нам имена такие!Они останутся (среди других имен,Приятных для рабов, заманчивых для моды)Бессмертным лозунгом грядущей в мир Свободы!

Будучи противником войн, будучи гуманистом, Байрон восставал и против всякой милитаристской бутафории и демагогии. Это звучит в десятках мест. Но, обличая ужасы войны, он умел разбираться в их причинах. Так, мы читаем:

Two villanous Cassacques pursued the childWith flashing eyes and weapons……And whom for this at last must we condemn?Their natures? or their sovereigns, who employAll arts to teach their subjects to destroy? (VIII, 92)

Дословно:

Два свирепых казака преследовали ребенка,Со сверкающими глазами и саблями……Но кого, в конце концов, мы должны обвинять в этом?Их натуру? или их государей, употребляющихВсякие хитрости, чтобы научить своих подданных уничтожать?

В моем переводе:

Два диких казака, как будто на врага,Сверкая саблями, на девочку бежали……Но кто здесь виноват? кого б мы обвиняли?Природу? иль царей, умеющих внушатьБезгласным подданным, что надо – убивать?

Негодуя на ужасы войны, Байрон сочувственно говорит о проявлениях личной доблести, о воинском таланте, о пробуждении добрых чувств и т. п. В частности, говоря о Суворове и русских солдатах, он во многих местах подчеркивает эти моменты.