Читаем без скачивания Воин Забвения. Гранитный чертог (СИ) - Елена Счастная

Однако сейчас резкие слова всё равно так и норовили сорваться с губ.

— Ради того, чтобы лишний раз поразиться этой девке, ты покинул меня? — она с игривой обидой надула губы. Хоть и догадывалась, что это не подействует: Кирилл не из тех мужчин, кто легко покупается на женские капризы. — А ведь мы могли бы ещё разок…

Не докончив, Геста поддела пальцем его массивный, в узорчатых бляшках пояс и слегка потянула на себя.

— Мне нужно идти, — вдруг заторопился князь. — Можешь пока остаться здесь, если хочешь. Лешко принесёт завтрак.

Он уверенно отстранился и, не произнеся больше ни слова, даже не обернувшись, ушёл. Геста вздрогнула от грохота захлопнутой двери. Отчаяние отвратительно стылой рукой поползло от груди, охватывая всё тело. Глаза невольно защипало от подступивших слёз. Раз от раза утренние расставания с Кириллом становились всё прохладнее. Князь давно уже перестал сам звать Гесту к себе — лишь милостиво принимал ласки, если она приходила, истосковавшись по нему.

Жестокое унижение для дочери великого конунга Ингвальда. Знал бы отец!

Геста утёрла скатившуюся по щеке слезу и горько усмехнулась сама себе. Кого обманывать… Даже если бы конунг узнал, то ничего не стал бы делать. Слишком выгодным для него был пусть и такой хлипкий, но всё-таки союз дочери и правителя молодого, но уже грозного княжества. Раньше он едва не каждое лето водил свои драккары по Нейре и нападал на здешние деревни и сёла. А когда появился Кирилл и объединил под своей рукой все племена на сотни вёрст окрест, Ингвальд посчитал, что безопаснее и вернее будет завести с новоиспечённым князем дружбу, как и с его отцом в Новруче.

Вот тогда и пригодилась Геста. Но, ослеплённая величием Кирилла, она и подумать не могла, что для него это тоже окажется всего лишь расчётом. Причём настолько незначительным, что князь даже не потрудился довести дело до свадьбы.

— Принести тебе завтрак, госпожа? — прозвучал за спиной голос Лешко.

Геста обернулась, ярясь на мальчишку за то, что тот пришёл так не вовремя — она даже не успела толком одеться. Так и стояла у окна, закутавшись в шерстяной платок. Отрок же смотрел на неё с совершенно скучающим видом: мол, не первый раз уже видит госпожу едва не в чём мать родила. А что поделать, если вокруг, кроме служанок, одни только мужчины — целая орава. Случается всякое. Такова участь невесты князя, как лицемерно в глаза называли её местные девицы. А за спиной уже давно величали подстилкой. И всё посмеивались — не холодно ли правителю на ней лежать?

Геста о злых разговорах челяди всё знала, но ничего не могла с этим поделать. И высекла бы их всех с радостью, только не могла себе этого позволить. Она — никто. А за лета, что провела здесь, все вокруг уже позабыли даже о её высоком происхождении.

— Нет, я сейчас уйду, — помолчав, ответила она отроку.

Тот одно что безразлично плечами не пожал — вернулся в свою комнатёнку по соседству.

Находиться в пустой светлице Кирилла было невыносимо. Так Геста ещё больше ощущала себя чужой. Она оделась и направилась в свои покои, куда каждый раз приходилось идти из восточной части замка до западной. На пути ей постоянно попадались стражники и служанки, с раннего утра уже принявшиеся за работу, и Геста с вызовом встречала каждый взгляд, в котором ей чудилась насмешка.

Она облегчённо закрыла за собой дверь светлицы, будто отгородилась от неприветливого мира снаружи. Путь до своей комнаты со временем становился для неё всё тяжелее. И только здесь было спокойно. Почти как дома. Приехав сюда вместе с князем, Геста попыталась принять чужеземный уклад. И только когда жизнь в Кирияте потеряла первое очарование, она начала придавать своим покоям более привычный вид. Украсила стены полотнами, вытканными ещё матерью, которой она, впрочем, почти не помнила. Достала из сундука шкуры волков, пойманных охотниками Клипбьёрна, и приказала сшить из них покрывало для постели. Меха для зимней одежды просила только с северных земель. Эти мелочи создавали вокруг Гесты обманчивую видимость обжитости, основательности. Но столь зыбкая опора постепенно теряла прочность.

Геста не сразу заметила, что, кроме няньки Торы, в покоях её дожидается ещё одна женщина. Швея. На сегодня с ней была уговорена встреча. Не так давно Геста купила на Торге редкостной красоты голубой атлас, вытканный тончайшим цветочным узором. Только увидев его, она решила, что точно сошьёт себе платье к грядущему через несколько лун празднику Валра. Раз уж все вокруг: и ненавистный Хальвдан, и дружинники, и даже самая распоследняя чернь — называют её ледышкой, то так тому и быть.

И какое дело до того, что Кирилл нового платья, скорей всего, и не заметит?

Молча Геста кивнула швее, а та тут же вскочила со своего места, готовая выслушать все пожелания. На столе уже лежал свёрток атласа, который достала из сундука Тора. Тусклый утренний свет нехотя струился по шёлковым нитям. Геста приостановилась, залюбовавшись узором, а потом вздохнула:

— Приступим.

Швея тут же засуетилась вокруг неё, снимая мерки. Бормотала что-то о том, какая у Гесты замечательная точёная фигурка — для такой шить одно удовольствие, не то что для рыхлых боярских да купеческих дочек. Нахваливала цвет кожи, к которой восхитительно подойдёт эта небесно-голубая ткань, за которую госпожа, небось, отдала целое состояние. А Геста только поворачивалась, как нужно. Не опускаться же до болтовни с бабой, которая, поди, происходила из восточных немеров — те любого заговорят до смерти.

Закончив с мерками, швея откланялась:

— Всё будет готово в срок, госпожа, — и тут же ушла, прихватив атласный свёрток.

Служанка Тора, как сова на ветке, зашевелилась позади в своем кресле, будто призывая обратить на себя внимание. Геста же, снова надевая поверх платья хангерок, не торопилась встречаться с ней взглядом. Не хотелось видеть в нём обычный упрёк. Тора давно уже была против того, чтобы она ходила к Кириллу: считала это недостойным и даже постыдным. Правду сказать, осуждение старой няньки расстраивало Гесту больше всего. Ведь служанка с детства воспитывала её после смерти матери, а через много лет отправилась с ней далеко от родного края, где прожила всю жизнь.

И неизбежным стало то, что именно Тора знала секреты, о которых лучше было бы не вспоминать. Обо всём, на что Геста пошла, чтобы быть с Кириллом. И сейчас нянька всё сильнее увязала вместе с ней в ворохе лжи, которым та заполняла свою жизнь.

— Сходи к Квохару, — ровным тоном обратилась к служанке Геста. — Передай, что я хочу с ним увидеться. Там же. И прикажи лошадей седлать. На Торг поедем.

Тора даже не двинулась с места.

— Давно пора прекратить встречи с ним, — ворчливо отозвалась она. — У него ж на лице написано…

— Я видела его лицо не раз! Хватит об этом.

Тора никогда не упускала случая высказать своё отношение к княжескому казначею Квохару. Уж он и хитрый, и подлый, раз за спиной Кирилла видится с его невестой, а до чего мерзкий на вид — словами не опишешь. Не пристало конунговой дочке якшаться с человеком, у кого и рода приличного за плечами нет. Только в одном служанка его не могла упрекнуть — в недостаточном уме и смекалке. Да чему удивляться. Иначе он не стал бы казначеем при самом князе — так и остался бы в Хилтаре замызганным писарем при каком-нибудь мелком вельможе или купчишке, который не посчитал нужным за всю жизнь и грамоте обучиться.

Тора ещё немного посидела, насупившись, но всё-таки встала. Неспешные чуть шаркающие шаги стихли за дверью. Вокруг воцарилось полное безмолвие… Геста же начала перебирать платья, решая, что надеть для Квохара. Но скоро в голову вернулись мысли о Младе, назойливые, как скрип несмазанной дверной петли.

Слова Кирилла о том, насколько его поражает эта девица, подлили масла в огонь подозрительности Гесты, и без того возросшей с её появлением. Как никогда сильно она чувствовала угрозу в другой женщине. Хоть любой здравомыслящий человек сказал бы, что князю не по роду слишком приближать к себе простолюдинку. И потому миловидные служанки Гесту никогда не беспокоили. А вот воительница, о которой уже говорили на всех углах — чем не повод поступиться с древними устоями? Да хотя бы прижить с ней бастарда. Ведь в этом Геста соперничать с Младой не могла, как и с любой другой женщиной. Понимание этого кольнуло под сердцем. Задумка, которая уже однажды мимоходом посещала Гесту, вспыхнула снова, да так ясно, что не было никаких сил с ней бороться.

Наверняка, с Младой можно было справиться, сделать так, чтобы её выгнали из детинца с позором и запретили здесь появляться. У каждого человека, если он не простая домашняя челядь, есть свои тайны. Стоит только вынуть их на поверхность — и вот он уже не всеобщий любимец, а изгнанник. Всем своим видом Млада просто кричала о том, что тайн у неё полно и, скорей всего, не самых безобидных. Копнуть глубже — и может случиться так, что вскроется целый ворох того, о чём эта девка решила умолчать, придя в детинец. То, что не вышло у деревенского остолбня Ждана, у Гесты могло и получиться.