Читаем без скачивания Том 8. Усадьба Ланиных - Борис Зайцев

Ксения. Это дедушка сейчас рассказывал. Какая-то барышня. Еще при крепостном праве… Как, право, это странно все.

Наташа. Мама, не могу! (Хватается за сердце, кричит, убегает.) Не могу!

Елена. Что такое?

Ксения (встает, беспокойно). Как она нервна! (Хочет идти за ней.)

Елена. Погоди. Я сама… (В тоске.) Ах, ее надо услать отсюда, конечно. Правда, Ксения?

Евгений. Да, ушлите, Елена.

Ксения. Почему ты так говоришь?

Евгений. Я же чувствую.

Елена. Все запуталось! Я плохая мать, Ксения… (Ходит в волнении.) Я сама не знаю, что это с нами делается такое.

Ксения. Не волнуйся, Елена, все уладится.

Елена. Не могу. Не могу не волноваться. Посмотри, что с Натальей!

Ксения. Я знаю.

Елена. Куда ж я ее отправлю? И Николай не уедет… ему теперь здесь как раз интересно.

Евгений. Вам, Елена; надо уехать самой, и увезти с собой Наташу.

Елена. Мне? самой? Как же я… (досадливо). А-а, это все пустое! (Решительно, переходя вдруг в спокойный тон.) Ну, там видно будет. Ничего я не знаю. Может быть, уеду, может быть, нет, посмотрим. (Озирается.) Я легкомысленная женщина. Я полагаю, что надо ехать на пикник. Поцелую Наташу и еду. Пора. Солнце село. Вы будете?

Евгений. Я – нет.

Ксения. И я.

Елена. Ну, конечно. Иду. Закат-то, закат! (Уходит.)

Евгений. Елена запуталась, действительно. Не может понять, мать ли она, влюбленная ли.

Ксения. Может быть. (Пауза.) Ты ее осуждаешь?

Евгений. Нет, по какому праву? Мне ее жаль скорее. Правда, она попала в тяжелое положение.

Ксения. Как у нас тут все смешалось, в самом деле.

Евгений (целует ей руку). Не только у нас, моя родная. Всюду. Это – жизнь. Знаешь, Ксения, я вот теперь много думаю о наших отношениях.

Ксения. И я.

Евгений. Я думаю так: «скоро вся она будет моею. Я – ее». Знаешь, у меня голова кружится от этого. (Пауза.) Это такое счастье…

(Ксения обнимает его и прислоняется щекой к плечу.)

Евгений. Ну, вот. Дальше. Для меня прийти к тебе – это погрузиться в тихий, дивный свет. Будто коснуться вечной правды.

Ксения. Ты слишком любишь. Оттого так говоришь.

Евгений. Нет, это только правда. Но потом я рассуждаю: а имею ли я право на все это? Я, маленький человек, полный страстей, греха?

Ксения. Что ты говоришь, Евгений!

Евгений. Ты, ведь, многого во мне не знаешь. А во мне есть страсти, есть мучительное, тяжкое, только глубоко запрятанное. Что несу тебе я?

Ксения. Любовь. Это главное. Ты, ведь, сам сказал, что ее силой побеждается все.

Евгений. Да, конечно. И любовь моя крепка. Но… меня все же берут сомнения… Нет, не в любви – в этом я уверен. Но я недостаточно себе нравлюсь, я б хотел быть во сто раз лучше, чище, выше. Одна есть у меня надежда. Мне кажется, что ты… так сильна, что если в жизни я начну плутать, ты меня выведешь на ясный путь.

Ксения. Я простая девушка. Ничего такого замечательного во мне нет, я могу сказать только одно – что тебе я отдаю и жизнь, и душу – все. Все бери, что мне принадлежит.

Евгений. Я так и думал. Видишь, сейчас темнеет, парк становится смутным… даже немного жутким. Вслушайся, может, услышишь здесь жизнь… эту старую жизнь, мятежную, темную… Тут всюду были страсти, может быть, убийство, здесь девушка тонула. Через такую-то жизнь и мы с тобой пойдем. А вон – встает звезда – вечерняя, любовная звезда. Это – ты. Ты меня поведешь, твой свет тихий, ровный. И он очистит меня? Очистит?

Ксения. Я никому тебя не отдам, если б на тебя и нападали. Евгений, я в одно страшно верю: в силу любви своей. Если на тебя посягнут злые силы – я тебя прикрою… любовью.

(За сценой шум, вбегает Фортунатов)

Фортунатов. Где же Елена Александровна?

Евгений. Что с вами?

Фортунатов. Там, Бог знает, что происходит… Боже мой, какая неприятность…

Ксения. Что такое, Диодор Алексеич?

Фортунатов. Опять Коля… Он такой несдержанный. Вы знаете… он ударил Николая Николаевича… и вызвал его на дуэль.

Ксения. За что же он его ударил?

Фортунатов. За то, за то… (молчит). Николай Николаич, конечно в шутку, поцеловал мою жену. Ксения Александровна, разумеется, это было нехорошо, но, ведь… это в шутку. Не мог же он сделать этого всерьез.

(Появляются Коля, которого держит под руку Тураев, Елена, Наташа)

Коля. Петр Андреевич, я все равно убегу… больше я не могу. Может, это и подло, но я не мог сдержаться.

Тураев. Не волнуйся. (Елене.) Во-первых, надо скрыть от Александра Петровича. Он старик, и так уж довольно слаб… Дуэли, конечно, никакой быть не может.

Коля. Я ударил человека… Но зачем он… топтать так грубо!

Фортунатов. Однако, Коля, это была шутка с его стороны. Николай Николаевич знает, что Мари моя жена.

Наташа (Фортунатову). Вы… вы… (Машет руками, от волнения не может ничего сказать.)

(Входит Николай Николаевич Он очень взволнован, но владеет собой)

Николай Николаевич. Я требую удовлетворения. Я не могу этого так оставить.

Коля. Как угодно, извиняться я не буду.

Николай Николаевич (спокойно). Я сумею этого добиться.

Тураев. Во всяком случае, сейчас ничего нельзя сделать.

Николай Николаевич. Почему?

Тураев. Надо подождать до завтра.

Николай Николаевич. Нет, не до завтра.

Ксения (подходит к Николаю Николаевичу). Конечно, не до завтра. Этого откладывать нельзя.

Николай Николаевич. Разумеется.

Ксения. Ты должен извиниться перед Колей.

Николай Николаевич. Я?

Ксения. Ты.

Николай Николаевич. Да… ты понимаешь, что говоришь?

Ксения. Вполне. Ты должен извиниться, потому что ты больше виноват, чем он.

Николай Николаевич. Ну, прости, это глупо.

Тураев. Не так особенно… Во всяком случае, своеобразно.

Николай Николаевич. Что вы, сговорились, что ли?

Ксения (тихо). Когда ты подумаешь хорошенько, Николай, ты со мной согласишься. Ты видишь, тому… другому Николаю… очень больно… он ударил человека… но его вина меньше, чем твоя.

Николай Николаевич. Это просто какое-то полоумие.

Ксения. Нет. Это… правда.

(Молчание.)

Фортунатов. А если не шутка, то…

Большая высокая терраса со стороны, противоположной первой террасе. Со средины ее боковые лесенки в сад. Зрителю видна часть цветника перед террасой; у подножия ее – скамейка. Вечер, свадебный ужин на террасе; на всем розовый отсвет заката, окна дома освещены, позднее на стол ставят свечи в колпачках. Центр стола – Ксения и Евгений, против них Ланин, затем остальные; много гостей, есть подростки, кадеты. Цветы, богатая сервировка; шум, смех, чоканье.

Молодой помещик. Господа, тише, потише, пожалуйста! Михаил Федотыч просил слова.

Барыня в пенсне. Слушаем! Милый Михаил Федотыч – он хочет говорить!

Ланин (звонит по бокалу). Ти-ши-на!

Михаил Федотыч (помещик, старик; в дорогой поддевке и красной атласной рубашке). Я уж что там… какой я там оратор, изволите видеть. (Встает с бокалом). Просто… вот с Александром Петровичем мы соседи, ну… там друзья старые, и Ксеничку я помню с самого детского возраста… мамашу покойную знал – достойнейшая была женщина. Я и хочу, тово… от души пожелать ей, как новобрачной, так сказать, счастья, ну, там радостей, детей… Благослови Бог. Я говорить не мастер, но от всего сердца, ей Богу. (Подходит к ней с бокалом, обнимает, целует.) От всего сердца.

(Кричат браво, чокаются, веселая суматоха)

Ланин (хлопая Михаила Федотыча по плечу). Федотыч-то у нас… оратор. Мне, пожалуй, отвечать придется, подвел-таки. Мы тут с тобой самое старье… (тихо смеются). Самое старье.

Михаил Федотыч. Ты этак с красноречием, чтобы чувствительно. Я облом деревенский, а с тебя больше спросится.

Ланин. Я облом тоже. Мохом здесь зарос… Ну, что же, и мы пару слов. Видно, надо.