Читаем без скачивания Круг замкнулся - Джонатан Коу

— Мне здесь нравится, — заявил он. — Здесь есть что-то величественное. Со скидкой, разумеется, на общий мелкий масштаб Западного Мидлендса.

— Да, тут неплохо, — согласилась Клэр, после чего взяла Бенжамена под руку и повела прочь от паба к повороту на Ворчестер-роуд. — Не скажу, что именно в этих местах я мечтала навеки поселиться. Скорее уж в Милане. Или в Праге. А может, в Барселоне. Словом, где-нибудь там. И сегодня вечером мы выпивали бы в каком-нибудь… лиссабонском «Алькантаре»… сказочное заведение, я была там один раз с парнем, с которым у меня так ничего и не вышло… сплошь ар деко — я о кафе говорю, — а всего в паре шагов атлантический прибой. Но… вот, где мы с тобой оказались. — Клэр остановилась у дверного проема. — Гостиница «Герб Фолея» в Малверне. Это, вероятно, определяет нам цену, не так ли, Бенжамен? Этого, вероятно, мы и заслуживаем.

Они сели на террасе, откуда открывался головокружительный вид на долину Северна, бескрайнюю, утопающую в вечернем солнечном свете, подернутую легкой дымкой после жаркого дня. И Бенжамен подумал, что по доброй воле не променял бы эту панораму на самые распрекрасные окрестности Лиссабона. Свои мысли, однако, он оставил при себе. Клэр же, когда та вернулась из бара с бутылкой тепловатого белого вина и двумя бокалами, он спросил (не сумев скрыть легкого раздражения в голосе):

— Ну как ты можешь говорить, что я хорошо выгляжу? Я в ужасном состоянии. Вот уже больше года у меня тяжелейший кризис.

— Бенжамен, у тебя вся жизнь — тяжелейший кризис. И конца этому не видно. Так что ты меня не удивил. А выглядишь ты действительно хорошо. Уж извини, но это правда. — Она подала ему наполненный бокал и добавила, смягчившись: — Давай рассказывай, в чем дело. На этот раз.

— Дело во мне и Эмили. — Отвернувшись, Бенжамен прихлебывал вино и рассеянно глядел на долину.

Клэр молча взялась за бокал.

— Наш брак разваливается, — уточнил Бенжамен на тот случай, если собеседница сама еще не поняла. Но отклика опять не последовало. — Что же ты молчишь?

— А что тут скажешь?

Бенжамен сердито глянул на нее, затем покачал головой:

— Не знаю. Ты права. Ничего.

— Я все это проходила с Филипом. И мне известно, какой это запредельный кошмар. Мне жаль, Бен, правда, очень, очень жаль. Но делать большие глаза я не стану: у вас с Эмили давно не все в порядке.

Подавшись вперед, Бенжамен страдальчески уставился на Клэр:

— Я чувствую себя таким… таким… не могу подобрать слова…

— Виноватым.

— Да, — изумленно подтвердил Бенжамен. — Чувствую себя виноватым. Каждую минуту и сутки напролет. Как ты догадалась?

— Я уже говорила, ты ни капельки не изменился. И я всегда знала: случись нечто подобное — чувство вины тебя захлестнет. В этом отношении тебе равных нет. У тебя талант — виноватиться. И этот талант оставался невостребованным до поры до времени, но сейчас, разумеется, ты наверстаешь упущенное.

— Но почему я должен чувствовать себя виноватым? В чем моя вина?

— Тебе лучше знать.

— Я не изменял Эмили.

— Разве?

— По крайней мере, я ни с кем, кроме нее, не спал.

— Это не одно и то же, — вздохнула Клэр. — Так что произошло? С чего все началось?

— Началось все в прошлом году. — И Бенжамен поведал Клэр о дневниках Фрэнсиса Рипера и о банальном объяснении «чуда», в которое он верил тайно и беззаветно на протяжении двадцати шести лет.

Клэр помолчала, обмозговывая услышанное.

— То есть… ты больше не веришь в Бога?

— Не верю, — с нажимом произнес Бенжамен.

— Черт возьми, как же ты меня порадовал. Нет, за это надо выпить! — Она попыталась чокнуться с Бенжаменом, но тот уклонился.

— Похоже, ты не понимаешь, — сказал он. — Тут ведь не просто рассыпавшаяся в прах иллюзия, хотя само по себе это достаточно печально. Речь идет о нас с Эмили. Отныне у нас нет ничего общего. Она верит. Я нет. А ничто другое нас никогда не связывало.

— Но вы все еще вместе, верно? Год прошел, а вы пока не расстались. Это что-нибудь да значит. Очевидно, есть еще что-то, на чем можно выстраивать отношения.

— Со стороны, наверное, так и кажется, но это неправда. Год прошел отвратительно, гнусно. Мы почти не разговариваем друг с другом. Дома мы еще кое-как приспособились к этой ситуации: оба на работе целый день, а вечером телевизор или я ухожу наверх работать, — словом, отвлекаемся. Но через месяц мы собираемся на две недели в Нормандию, и я просто в ужасе. Постоянно находиться бок о бок с человеком, к которому не испытываешь… ни капли привязанности, ни тепла — что может быть хуже!

— Что? — взвилась Клэр. — А как насчет голода? Или гибели возлюбленного от бомбы самоубийцы-террориста?.. — Опустив глаза, она грустно улыбнулась. — Да, знаю, опять я читаю мораль. Я тоже ничуть не изменилась.

Бенжамен потянулся было с намерением погладить ее по руке, но дружеский интимный жест снова не задался, а Клэр будто ничего и не заметила.

— Так почему ты до сих пор с ней? — вернулась она к теме разговора.

— Хороший вопрос.

— Да, но… ведь у вас нет детей, за которых пришлось бы переживать.

— Нет, — удрученно согласился Бенжамен. — Я не знаю ответа на этот вопрос: почему я до сих пор с ней?

— Хочешь, я отвечу? — Она подлила вина обоим. — Потому что, скорее всего, тебе страшно. Потому что ты прожил с ней пятнадцать лет и понятия не имеешь, как жить иначе. Потому что во многих отношениях такая жизнь тебя устраивает. Потому что у тебя есть собственная комнатушка на чердаке с письменным столом, компьютером и звукозаписывающими примочками, и тебе очень не хочется со всем этим расставаться. Потому что ты не помнишь, как пользоваться стиральной машиной. Потому что смотреть идиотскую передачу о садоводстве вдвоем не так скучно и уныло, как смотреть ее одному. Потому что в глубине души ты привязан к Эмили. Потому что на самом деле ты предан ей. И потому что ты боишься остаться в тоскливом одиночестве.

— Я не останусь в тоскливом одиночестве, — обиженно возразил Бенжамен. — Найду кого-нибудь.

— Это так просто?

— Ну, не знаю… Конечно, потребуется время. Клэр оживилась либо притворилась таковой:

— Слишком уверенно ты об этом говоришь. Есть кто-нибудь на примете?

Бенжамен поколебался секунду, а потом подался вперед:

— Есть. Она работает рядом с нашим домом. Парикмахерша.

— Парикмахерша?

— Да. Потрясающая. У нее по-настоящему… ангельское лицо. Лицо ангела и одновременно человека, умудренного опытом, как ни дико это звучит.

— И сколько ей лет?

— Не знаю. Около тридцати, наверное.

— Как ее зовут?

— Тоже не знаю. Я пока…

— …с ней не разговаривал, — закончила за него Клэр безгранично усталым тоном. — Господи, Бенжамен, что ты творишь! Черт возьми, ведь тебе пятый десяток пошел…

— Только-только.

— И ты втюрился в долбаную парикмахершу, с которой даже не знаком. Ты что, всерьез намереваешься зажить с ней одной семьей?

— Я этого не говорил. — Клэр отметила, что у него по крайней мере хватило совести покраснеть. — И не надо судить о людях предвзято. У нее очень интеллигентный вид. Она похожа на аспирантку философского факультета, а в парикмахерской просто подрабатывает.

— Ясно. И ты уже видишь, как между мытьем голов вы увлеченно беседуете о Прусте или Шопенгауэре?

Если Клэр надеялась таким образом растормошить Бенжамена, ее ждало разочарование. Он лишь все больше и больше мрачнел.

— Брось, — наконец пробормотал он с горечью. — Я настолько отстал от жизни, что уже забыл, как люди знакомятся.

— Познакомиться с парикмахершей легче легкого, — заметила Клэр. — Нужно только зайти в салон и попросить, чтобы тебя подстригли и высушили феном.

Над этой фразой Бенжамен размышлял неожиданно долго, словно Клэр поведала ему пароль, открывающий потайную дверь в мир неизведанных возможностей.

— Кстати, — добавила она с некоторым смущением, — тебе и впрямь не мешает подстричься. — А потом замялась, чувствуя, что пора направить беседу в более серьезное русло. — Бенжамен… — вкрадчиво начала она. (Задача ей предстояла непростая.) — Ты ведь понимаешь, в чем проблема, да? Реальная проблема?

— Нет, — ответил он. — Но уверен, ты с удовольствием мне растолкуешь.

— На самом деле без удовольствия. — Клэр залпом осушила бокал. — Думаю… ты все еще не забыл ее. Двадцать два года минуло, но душою ты до сих пор с ней.

Бенжамен пристально смотрел на Клэр:

— С ней? Надо полагать, ты имеешь в виду…

— Сисили, — кивнула Клэр.

Наступила пауза, а имя — запретное, недозволенное имя — повисло в воздухе. В конце концов Бенжамен немного сердито и с несвойственной ему категоричностью выдал одно-единственное слово: