Читаем без скачивания Женщины у колодца - Кнут Гамсун

Оливер тотчас же отошёл назад.

— Я только хотел услышать, откуда ты? — возразил он. — Я ведь тебя почти не знаю. Или, может быть, знаю?

— Я оттуда же, откуда у тебя пух! — засмеялся он.

Оливер смирился, видя, что он ничего тут не добьётся, и кротко ответил:

— У меня нигде нет пуховых гнёзд. Этот пух я скупал постепенно в течение двадцати лет. Вот это я могу сказать. К сожалению, я не такой человек, чтобы охотиться за гнёздами. Ты ведь видишь, что я не такой человек, который может искать гнёзда. Я ведь калека.

Длиннобородый человек отвернулся от него и заговорил с женщиной.

— Лучше не могло сойти! — сказал он ей. — Дождь перестал и он скоро уже достигнет своей лодки... Без него они не могут уехать, иначе они будут выброшены. Нет, лучше не могло сойти, ни на чуточку! И он был бы уже на пароходе, если б его не задержала выплата денег. Слышала ты что-нибудь подобное? Пух? Краденое добро? Тебе не холодно? — вдруг он спросил её.

— Нет.

— Так не будь же такая унылая! Что это с тобой? Он уедет, а мы расстанемся, вот и всё! Он парень ловкий.

— У него так сильно болели зубы, — вмешался Оливер, желая угодить им. Но длиннобородый не обратил на него никакого внимания.

— Что за свинская погода была, когда мы, в полном неведении, решили тут встретиться с ним! Отчего ты не взяла у него резиновый плащ, когда он предложил его тебе?

— Мне не хотелось брать от него.

— Ну да, тебе не хотелось. Но он не имел дурного намерения.

— Я ничего не хочу брать от него.

— Разве он не твой возлюбленный? Что ты тут болтаешь?

— О, помолчи же!

— Я думаю, что ты имеешь право встречаться со своим возлюбленным. Во всяком случае, никто из нас не может что-нибудь сказать против этого. Мы спокойно шли своей дорогой и случайно встретили его. Ничего тут дурного нет! Но разве мы останемся тут стоять на дороге?

— Если б я всё это знала!

И вдруг длиннобородый совершает неожиданный поступок. Он вытаскивает из кармана губную гармонику и начинает на ней играть какую-то мелодию. Он это сделал, быть может, для того, чтобы ободрить её, или же, чтобы подчеркнуть свою беспечность и представить в невинном освещении своё пребывание на улице ночью. Это невероятно, но это так, и Оливер слушает музыку. Желая его задобрить, Оливер восклицает:

— Это великолепно! Я объездил весь свет и ничего подобного не слышал.

Длиннобородый остановился и, обратившись к Оливеру, спросил:

— Чего же ты ждёшь здесь?

Калека понял, что этот человек относится к нему враждебно, и потому ответил:

— Ничего. Я пойду теперь вниз, хочу посмотреть, как отойдёт пароход.

Оливер ушёл, но в голове у него зародились подозрения. Теперь он знал, кто был этот бродяга. Он вспомнил, что слышал его игру в юношеские годы и всякие легенды, которые распространялись про этого игрока на гармонике. Это был уроженец города, сын кузнеца Карлсена, виртуоз на губной гармонике и бродяга, которого можно было увидеть на всех железнодорожных и шоссейных работах. Что он тут делал теперь этот бродяга? С ним была его сестра, а его брат Адольф, тот самый, который имел корабельный сундук, находился на судне. Хороша вся эта банда, нечего сказать! Оливеру было досадно, что он не может сказать им в глаза того, что думает о них.

В глубоком раздумье Оливер пришёл домой. Кто знает, стоит ли ему так много размышлять о том, что имели в виду все эти люди? Он мог только радоваться, что его собственное дело кончилось удачно и карман его был набит деньгами. Ведь это была награда за его прилежание, за то, что он из года в год отправлялся на острова к птичьим гнёздам. Оливер дошёл уже до самого дома, когда послышался снова длительный звук сирены и английский пароход отошёл, наконец, от пристани.

Это был день, полный событий для Оливера, и он испытывал такое же самодовольное чувство, как тогда, когда он привёл потерпевшее аварию судно. Он бы очень хотел, придя домой, похвастаться всем, что он сделал. Ведь он вернулся домой с деньгами и, кроме того, напал на след какой-то тайны. Но Петра спала и весь дом спал, когда он вернулся. Петра вовсе не была его поверенной, вот ещё! Однако, в этот момент ему очень хотелось, чтобы она слушала его. Он бы с важным видом шепнул ей кое-что и заставил бы её встрепенуться. Но она спала, бедняжка, вероятно утомлённая своими посещениями адвоката Фредериксена, с которым вела переговоры о доме. Она, должно быть, вернулась только недавно и сейчас же сладко и крепко заснула.

Оливер разбудил её, намеренно уронив костыль на пол. Полный сознанием собственной важности в эту минуту, он сказал ей недовольным тоном:

— Ты бы могла припасти для меня какое-нибудь тёплое питьё, когда я прихожу домой после важного дела. Я совсем закоченел.

Петре надоело его вечное хвастовство своими важными делами и она сердито ответила ему:

— Что-нибудь тёплое? Но ведь я тоже ничего тёплого не нашла, когда вернулась домой.

— Так! Тебя тоже не было дома?

— Ведь я должна была опять идти к адвокату!

— Что же, ты никогда не кончишь с ним, с этим адвокатом?

Петра молчала.

— И о чём вам столько времени переговариваться? Неделя за неделей проходят, а дело всё не подвигается. К чёрту, наконец! Теперь он меня увидит! Ну, если он мне станет говорить что-нибудь, то я заткну ему глотку деньгами, — воскликнул Оливер. — Ты мне не веришь? В сущности, мне наплевать, веришь ли ты мне, или нет. Ты ещё меня не знаешь! Я вовсе уже не так глуп, как ты думаешь...

Но Петра не отвечала.

Тогда Оливер решил попробовать дружеский тон, чтобы заставить её заговорить:

— Ну вот, — сказал он, — английский пароход уже отправился...

Но тут он увидал, что она действительно спит.

Да, для него всё было испорчено в эту минуту! Хороша радость вернуться домой подобным образом к своей семье, с туго набитыми карманами! Никто и внимания не обратил на него...

Оливер снял мокрое платье, отвязал свою деревянную ногу и улегся рядом со своей женой. Она спокойно и глубоко дышала и от её тела исходила такая приятная теплота. Однако, Оливер всё-таки не мог заснуть, его ночное приключение слишком занимало его, и когда, наконец, рассвело, то он немедленно достал деньги и повернувшись спиной к кровати, начал их пересчитывать. Но он так был недоволен на Петру, что ничего не стал ей говорить. Она имела возможность узнать кое-что, но проспала, следовательно, лучшего не заслуживает. Однако, тут преимущество оказалось не на его стороне, потому что Петра сама сообщила ему утром о неслыханном событии в городе. Она пошла к колодцу и не успела наполнить ведро, как уже услышала о том, что почтовая контора была вчера ночью ограблена. Почтмейстера нашли на лестнице в каком-то доме далеко в городе, он сидел без шляпы и, по-видимому, был не в своём уме.

В другое время Оливер, конечно, тотчас же взялся бы за свой костыль и заковылял бы в город. Но он был зол на Петру за то, что она помешала ему торжествовать, и потому остался дома. Он даже не хотел показать ей, что сколько-нибудь интересуется её рассказами о ночных грабителях. Он завтракал, стараясь выказывать полное равнодушие, и ни о чём её не расспрашивал, хотя любопытство его было страшно возбуждено. Впрочем, и Петра была сердита. Она даже не захотела ему налить ещё чашку кофе, хотя видела, что он уже выпил. Пусть он сам заботится о себе! Наконец, она обратилась к нему:

— Что, ты потерял язык сегодня ночью? — спросила она.

— Это как тебе угодно, — отвечал он. — Я не знаю, о чём я должен говорить с тобой.

— Разве ты не слыхал, что я рассказывала?

— Я? Да я знаю гораздо больше!

Она удивлённо взглянула на него и вдруг у неё мелькнула мысль:

— Уж не был ли ты сам при этом? Не впутался ли тут?

Это превосходно! Он сидит здесь, невинный, как ребёнок, с чистыми руками, и вдруг на него взводится подобное подозрение? Он с достоинством выпрямился и воскликнул:

— Заткни свою глотку!

— Я ведь ничего дурного не хотела сказать. Я только спросила!

— Слушай, придержи свой язык! — повторил он, вставая с места.

Петра с досадой вышла из комнаты и отправилась к бабушке, чтобы поделиться с нею своей новостью.

Весь город был в большом волнении по случаю последних событий, и потому в складе не было почти никакой работы, так что Оливер имел время всё обдумать. Хорошо, что он не имел возможности обо всём рассказать ночью. Петра, наверное, разнесла бы это повсюду и примешала бы его к ограблению почты. И тогда он мог бы иметь неприятности из-за денег, полученных за пух, несмотря на свою невинность. Но теперь надо соблюдать осторожность, не делать никаких особенных расходов, не покупать нарядов. Ярко-красный галстук, выставленный в витрине магазина вышивок, не будет красоваться у него на шее...

Обо всём этом Оливер раздумывал теперь. Он не сомневался в том, что в кармане у него лежит часть похищенных денег, но ведь не он же их похитил! Быть может, дети кузнеца Карлсена могли бы дать какие-либо объяснения по этому поводу, но уж конечно Оливер не станет указывать на них! У Оливера были достаточно развиты отеческие чувства и он не хотел навлекать на Карлсена ещё новое горе, если впутает его детей в это дело. Возможно, впрочем, что дети Карлсена тоже не были виновны и один только второй штурман знает больше всех. Но его-то никто не знает здесь. А между тем, он и Адольф наверное были преступниками. Хорошо, что он не повёл Петру на английский пароход, хотя они просили его об этом, говоря, что не съедят её. Мало ли чему она могла подвергнуться там, в этой разбойничьей берлоге! Нет, он не из таких, которые водят своих жён в подобные места!