Читаем без скачивания Сказки старого Вильнюса II - Макс Фрай

Кто, кто. Глупая обида. Как в детстве. Как вообще всегда.

На день приезда сестры, конечно, заранее договорился о выходном. Хотя чтобы встретить ее, доставить домой и вернуться на работу, хватило бы и одного часа, аэропорт очень близко от центра. А уж на час можно отлучиться вообще без вопросов. Но решил — уж первый-то день точно надо провести вместе. Покажу ей город — быстро, бегом, зато все самое лучшее сразу, чтобы знала потом, куда возвращаться для неторопливых прогулок. И где самый лучший кофе, тоже покажу, для Стаси это важно, она же хлещет эспрессо в итальянском режиме, чуть ли не каждый час. И лавку с отличными льняными штанами и сарафанами в ее вкусе. И холм с густой травой, где приятно лежать, находившись. И еще…

Встретил сестру, привез домой, сварил кофе, пока она плескалась в душе. И уже открыл было рот, чтобы предложить: «А теперь пошли», — но Стася его опередила. Сказала: «Чур только сегодня я гуляю одна! У меня правило: первый день в незнакомом городе непременно нужно бродить в одиночку. Это как первое свидание — не факт, что от него действительно все зависит, но все равно очень важно, чтобы никто не мешал».

Расстроился, конечно, неописуемо. При том, что и сам всегда любил в одиночестве шляться по незнакомым городам. Но только потому, что в этих городах не жила Стася. А если бы жила, сам бы стал упрашивать: «Погуляй со мной, покажи, расскажи».

А вот она не стала.

Виду, конечно, не подал. По крайней мере, сестра не заметила его обиды. Щебетала беззаботно: «Я читала в Интернете, у вас есть район, где живут художники, такая игрушечная республика[34] с отличной игрушечной конституцией: „Человек имеет право жить возле реки“, „Собака имеет право быть собакой“, — и так далее.[35] Республика Ужупис, правильно? Ну вот. Ужасно туда хочу. Как от тебя добираться?»

Вот тогда и брякнул: «Проще всего трамваем. Там, за углом, на улице Соду, остановка».

Хотя никаких трамваев в Вильнюсе нет с двадцать шестого года, когда городские власти, соблазнившись новомодными автобусами, решили разобрать рельсы, а вагоны распродать горожанам для хозяйственных нужд.[36] А жаль! Трамвай — единственное, чего не хватает этому городу для полного совершенства. А, ну и еще моря. Но море человеческими силами не устроишь, а вот почему виленчане не спохватились и не вернули себе утраченный трамвай — неведомо.

Но Стасе-то откуда было об этом знать. Обрадовалась, что все так просто, помахала брату на прощанье и пулей вылетела на улицу, прежде чем он успел сообразить, что шутка вышла совершенно дурацкая. Ну свернет она за угол, ну увидит, что ни трамвайной остановки, ни даже рельсов там нет; возможно, метнется на соседнюю улицу, потом примется расспрашивать прохожих, выяснит, что трамвай искать бесполезно. И что? В каком месте следует смеяться?

Неуверенно подумал: «Может, все к лучшему? Может, вернется или просто позвонит, скажет — ладно, с трамваем все ясно, а теперь прекращай выпендриваться и просто покажи мне дорогу». Впрочем, зная сестру, мог спорить, что уж теперь-то точно не вернется. А если позвонит, то только затем, чтобы назвать дураком. Совершенно заслуженно, кто бы спорил.

Конечно, не вернулась. И конечно, не стала звонить. А когда, не выдержав напряжения, принялся названивать сам, вместо сестры ответил унылый робот женского пола. Начал что-то рассказывать по-испански. Вероятно, древнюю легенду о храбром абоненте, безрассудно покинувшем зону действия сети.

Ну и сходил потом с ума до самой ночи. Неужели так обиделась, что телефон выключила? Или просто деньги на счету внезапно закончились? Или нечаянно уронила телефон в речку? Или чертов аккумулятор разрядился? Или?.. Или — что?! Дорогое воображение, пожалуйста, заткнись. И без тебя тошно.

И совершенно зря, получается, паниковал. Только окончательно испортил себе и без того незадавшийся выходной. Зато Стася вернулась живая, здоровая и совершенно не сердитая. Напротив, такая счастливая, какой он ее с детства не видел.

Спросил:

— Ты по-прежнему сторонница концепции, что кофе после полуночи действует как снотворное? Тогда я сварю.

Улыбнулась, кивнула. И вдруг снова повисла у него на шее. Второй раз за вечер. То есть, строго говоря, за последние пять минут. И за последние тридцать пять, что ли, лет — смотря что брать за точку отсчета. Как будто вдруг спохватилась, вспомнила, что у нее есть такой прекрасный брат, а она им совершенно не пользуется, и решила срочно наверстать упущенное. Что ж, лучше поздно, чем никогда.

Пошла за ним на кухню. С ногами забралась на диван. Косы растрепаны, глаза прикрыты, с губ не сходит мечтательная улыбка. Всегда знал, что на самом деле Стася — такая и есть. И только притворяется посторонней теткой с неизменным ироническим прищуром и идеально прямой спиной. Увы, чрезвычайно убедительно.

Никогда не был мастером варить кофе. И пил-то его обычно в кафе, чтобы не возиться, а дома просто заваривал чай, прямо в кружке. Но с утра, надо сказать, кофе получился превосходно, потому что варил для сестры. Сказал себе: отлично, значит, и сейчас все получится. Главное — не нервничать. Но при этом стараться.

Спросил:

— Ну и как тебе Ужупская конституция?

— Совершенно прекрасная. Особенно, конечно, пункты о правах и обязанностях ангелов. «Ангелы имеют право петь когда вздумается, не беспокоясь о том, слышат ли их люди. Ангелы имеют право быть падшими, но это не обязательно». И так далее.

— Ну надо же. Наверное, совсем недавно дописали. Раньше там про ангелов ничего не было, только про людей, кошек и собак, я точно помню.

— И синяя черепица на крышах — это, конечно, чума, — сонно сказала Стася. — Никогда ничего подобного не видела. Даже на картинках. Странно, кстати, что в Интернете фотографий ваших синих крыш нет. Или я плохо искала?

Рассеянно отозвался:

— Ну, известно же, что Интернет — это такое прекрасное место, где есть абсолютно все, кроме того, что тебе в данный момент позарез необходимо.

И только потом спохватился. Какая синяя черепица? Где она ее отыскала? Или выдумывает? Продолжает мстить за трамвай? Ладно, чего уж там, имеет полное право. Пусть.

— А этот красный дом с росписью-комиксом из жизни русалок! — продолжала сестра. — А речные кафе на плотах! И по всему городу зеркальные тенты. Полный привет! Нигде больше ничего подобного не видела. Хотя, казалось бы, такая простая идея…

— Погоди. Что за тенты? Не припомню таких.

По правде сказать, он и красного дома с русалками не припоминал. А ведь думал, что изучил старый центр до последнего камешка. И кафе на плотах в глаза не видел; с другой стороны, после того как встретил в Старом городе пивную на колесах, которую приводили в движение крутящие педали посетители, и ресторан на платформе, регулярно взмывающий к небу при помощи подъемного крана, зарекся удивляться чудесам виленского общепита.

— Может, ты просто внимания не обращал? Под таким тентом сесть надо, чтобы заметить. Снаружи обычные полосатые, а снизу обшиты осколками зеркал. Или обклеены? Не знаю, что за технология, сделано очень аккуратно, никаких швов. И каждый задравший голову посетитель может любоваться своим многократно повторенным отражением. Потрясающий эффект. Глаз не отвести.

— Где ты такое нашла?

— Да много где. Знаешь, сколько раз я останавливалась выпить кофе? Пальцев на руках не хватит сосчитать. И мне показалось, это у вас такой актуальный тренд… А, ну вот, например, на улице Синих Звезд совершенно точно.

— Какой-какой улице?!

— Синих Звезд, — повторила она, принимая из его рук дымящуюся полосатую чашку. — Мне официант название перевел, я потому и запомнила. И потом уж везде просила перевести — официантов, полицейских, просто прохожих. Слушай, какие красивые названия у ваших улиц: улица Лисьих Лап, улица Сиреневых Дев, Вчерашняя улица. Обалдеть. Слов нет. Почему ты мне никогда не рассказывал? Про всякую ерунду писал, а такие штуки — нет. Неужели решил, что мне неинтересно? Обижаешь, братишка.

Подумал: «Не может быть, чтобы все эти люди — официанты, полицейские и прохожие — заранее сговорились между собой разыграть мою сестренку. Значит, что? Совершенно верно, значит, это она сама сочинила, месть за дурацкий трамвай, стало быть, продолжается. Самая элегантная месть, какую только можно вообразить. Молодец, что тут скажешь. Я бы так не сумел».

Хотел сказать: «Ладно, все, хватит, я был дураком, когда послал тебя на трамвай, прости, больше никогда, а теперь, пожалуйста, угомонись». Но Стася была так довольна, так увлечена своей болтовней, что решил не портить ей удовольствие. Пусть выдумывает все, что пожелает. Это гораздо лучше, чем если бы она забилась в угол и дулась до послезавтрашнего утра.

— А на площади Трех Ветров, — говорила тем временем Стася, — у вас сегодня была ярмарка. Ты знал? Так и думала, что нет. Ну ничего, завтра опять будет, до позднего вечера, я спросила. Так что можем пойти вместе после твоей работы. Там продают грушевый сидр, яблочный сыр, пчелиный хлеб и еще какие-то удивительные штуки. И поставили кривые зеркала, только не те, которые делают людей худыми или толстыми, а такие, что изменяют возраст. Не знала, что уже такое изобрели! Теперь ясно, что из меня получится симпатичная старушка, можно не бояться дней рождения. А вот девчонкой я была на редкость противной. Даже не догадывалась насколько!