Читаем без скачивания Коронованная распутница - Елена Арсеньева

Анна обратила глаза к Катерине. В них читался вопрос, но та молчала. Не до страданий Анны было – самой бы остаться живой! Анна невзначай убила старуху – и поделом той, ведь она зло умышляла! А сама Катерина разве судья? Она ведь тоже прикончила своего бывшего мужа Иоганна Крузе, и тоже невзначай, и тоже за то, что он умышлял злодейство! И к слову, очень хорошо, что так вышло, потому что разве действительным считался бы ее брак с Петром при живом муже? Нет! А теперь он мертв.

Хотя… хотя если Иоганн был еще жив в ту пору, когда их с Петром венчали, значит, венчание все же недействительное, а Катерина вовсе не жена императора и не императрица, а просто двоемужница.

На миг она содрогнулась, а потом с привычной легкостью отмахнулась и от этой мысли. Иоганн мертв, и нечего об сем печалиться. Того мертвеца, коего нашли в проулке насаженным на кол от плетня, небось давно уже свезли на ближние божедомки… И никто не озаботился, конечно, дознанием, кто сей человек и откуда, тем паче что Иоганн сам же сказал, что жил под чужим именем.

То есть эти двое – и он, и старуха – просто получили по заслугам. И хватит о них думать, и не стоит о них переживать. Другое заслуживает размышлений.

Кто, кто был тайный недоброжелатель Катерины, который едва не свел ее со свету? Кто послал письма к Петру и Виллиму? Кто подстроил ловушку?

Да ведь по всему выходило, что больше некому, как тому же Иоганну Крузе, бывшему супругу русской императрицы! Как это Катерина прежде видела в нем лишь недалекого неудачника?! Что и говорить, годы и злоба на бывшую супругу, которая бросила его и не пожелала поддерживать, навострили его ум, хитрость и лютость. И вот он осуществил свою месть…

Что ж, коли так, то Иоганн Крузе вполне заслужил ту яму, в которую упал.

Он ее сам вырыл.

Так вот, значит, кто был той большой белой змеей, которая привиделась ей в кошмарном сне, разгадывать который она, на свою беду, побрела прямиком к черту в зубы, вернее, к той самой змее в смертельные кольца! Сон-то чуть не сбылся… Но, слава тебе, Господи, не сбылся все ж. Змея – Иоганн Крузе – раздавлена!

И с этой минуты Катерина перестала думать о нем.

Теперь куда важней улестить Петра. Пока он не желал с женой даже разговаривать. А впрочем, Катерина не сильно беспокоилась. Они с Петром и прежде ссорились и мирились, как-нибудь и теперь помирятся. Небось он и сам в глубине души уже размышляет, как бы поскорей поладить с любушкой Катериною.

Что же до Виллима…

Дрожь пробрала ее, стоило представить, что было бы, коли застали бы их вместе. Ах, не сносить им головы, как не сносила ее в свое время бедная Марья Гаментова.

Позади раздался какой-то странный звук, и Катерина резко обернулась, вся вмиг захолодев, от кончиков пальцев до глубины души. Показалось – ну вот, глупости лезут в голову! – показалось, что позади зашипела змея.

Да нет, ну откуда тут взяться змее? Это всего лишь тяжкий вздох раздался с постели, на которой лежала Анна Крамер.

Катерина рассеянно подумала, что, конечно, нужно будет вознаградить чем-нибудь бедняжку – деньгами, камушками…

Она была бы немало изумлена, коли узнала бы, что Анна Крамер в эту самую минуту тоже думает о Марье Гаментовой.

Почему? Ну почему… Да кто же может проследить прихотливое течение мыслей, тем паче – чужих!

История Марьи Гаментовой

Зеркало колебалось, дрожало. Дрожало и лицо, в нем отраженное. Зеркалом служила темная вода в кадке. Вокруг царил полумрак, и отражение казалось загадочным и удивительно красивым. Не было видно теней, залегших под глазами от многодневных страданий, впалых от недоедания щек, потемневших от долгих слез век, и узнице показалось, что красота, утраченная в заточении, вернулась к ней. А уж когда она туго-натуго заплела в косы темные волосы, когда надела белое платье, украшенное черными лентами (по просьбе узницы ей нарочно принесли это платье, так и висевшее в ее комнате во дворце со времени ареста), когда светлый отблеск белого шелка озарил ее измученное лицо, ей показалось, что красоты такой вовсе не видывал мир и что государь, конечно, не останется к ней нечувствителен. Сердце его дрогнет, он вспомнит, он вспомнит… И смилуется над несчастной преступницей!

О да, конечно, она совершила тяжкий грех… Вернее, она совершила много тяжких грехов. Разве она одна такая – великая грешница? Просто ей не повезло – она попалась. А другие умудряются вершить свои тайные делишки шито-крыто, и если даже кто-то о чем-то догадывается, в точности-то никто и ничего не знает. А она попалась по глупости, по слабости… И теперь предстоит держать ответ.

Но ведь даже в Писании сказано: «Кто без греха – пусть бросит камень!» А кто без греха? Разве сам государь? Разве он не убил собственного сына так же, как это сделала узница? И убил он несчастного царевича Алексея якобы ради государства… На самом же деле – ради себя и своей жизни, которую, конечно, не помиловал бы Алексей, кабы добрался до власти. Ну так и она, несчастная преступница, девка Марья Гаментова, чьей голове назначено сегодня быть отделенной от тела, совершила смертоубийство, и даже не одно, ради себя и своей жизни. Чем же она отличается от Петра? Почему он живет и царствует, а она обречена умереть?

Нет, это несправедливо. Государь не сможет совершить такую страшную несправедливость – тем более по отношении к ней… ведь он любил ее, он не просто брал ее к себе в постель, он истинно любил ее, пусть недолго, но очень сильно, страстно, и она ни от кого не слышала таких горячих, таких безумных слов, как от государя. Не слышала даже от Ивана. Зато сама наговорила Ивану этих жарких слов несчетно, потому что… потому что любила его больше собственной жизни!

Заскрежетало железо – узница вздрогнула. С двери снимали засов.

– Выходи! – послышался голос стражника.

Ну вот, уже…

Она пошла не чуя ног, и это было так чудно – ступать, земли не ощущая, что она все время боялась упасть и подбирала подол, глядя на ноги – да при ней ли они еще, может, отсохли от ужаса, смертного ужаса, который владел всем ее существом?..

Она не помнила, как вывели ее на Троицкую площадь близ Петропавловской крепости. Очнулась только, когда сырой ветер коснулся лица. Утро было туманное.

Марья огляделась. Близ крепости собралась толпа народу, привычного к казням и жаждущего нового душераздирающего, будоражащего зрелища. Боже, ни одного сожалеющего лица! Одно любопытство… Ну спасибо, что нет хотя бы осуждения, не слышно криков и проклятий. А в некоторых мужских глазах она прочла даже неприкрытое восхищение своей красотой. И снова зашлось в судорожной надежде сердце…

Ее подняли на эшафот. У подножия возились с какой-то простоволосой бабой, которая на помост восходить не желала. Она с некоторым изумлением узнала Катерину, свою бывшую прислужницу. Ох как плачет, бедная, да что проку?