Читаем без скачивания Гарсиа Лорка - Лев Осповат

Молчание. Несколько жидких хлопков, неразборчивые возгласы, шум. И почти сразу же за стеной, в коридоре, – торопливые шаги и два голоса. Один голос знаком Федерико – это президент Атенея, дон Энрике, взывает растерянно:

– Ну куда же вы, сеньор Коссио? Дон Мануэль! Погодите немного!

– Простите, дон Энрике, но я пойду, – отвечает другой, старческий голос – если бы еще злой, брюзгливый, а то он только дрожит от обиды, совсем по-детски, и колющая жалость на миг вытесняет из сердца Федерико все прочие чувства. – Как-то горько мне все это слушать. Знаю, знаю, исконная наша страсть к преувеличениям, задор молодости... И все же, когда в стране Манрике, и Гарсиласо, и Лопе – да что перечислять! – объявляют чуть ли не гением человека, выпустившего одну книгу юношеских стихов!..

– Все мы удивлены, – соглашается президент Атенея, – сеньор Гильен пользовался до сих пор репутацией вдумчивого и строгого критика. А все-таки, дон Мануэль, задержитесь хоть ненадолго, прошу вас!.. Ну, вот и прекрасно! А я отправлюсь за нашим гением.

Чтобы избежать встречи с ним, Федерико опрометью выскакивает из комнатки, делает несколько шагов в полутьме кулис и внезапно оказывается на сцене, лицом к лицу с публикой, которая разом смолкает при его появлении. Отступать некуда. Он всей кожей чувствует множество глаз, берущих его на прицел, но именно это чувство и возвращает ему присутствие духа. Побеждая смятение, нарастает в нем знакомая страсть: объединить всех этих людей, заставить их радоваться, тосковать, мечтать вместе с собой! Шагнув к самому краю сцены, Федерико начинает читать стихи – так, как читал бы одному-единственному человеку.

Он читает стихи о канте хондо, следя за тем, как разглаживаются морщины на лицах, напряженно вслушиваясь не в аплодисменты, взрывающиеся после каждого стихотворения, а в тишину, паутинкой повисающую в зале, как только он вновь открывает рот. Читает отрывки из книги «Песни» – полную черной тоски «Песню всадника» и ту, задорную, которую посвятил Ирене Гарсиа, служанке, и горькую – «Деревце, деревцо»:

Деревце, деревцок засухе зацвело.Девушка рвала оливынад вечереющим полем.И обнимал ее ветер,ветреный друг колоколен.На андалусских лошадкахехало четверо конных,крылья чернели на куртках,на голубых и зеленых.«Едем, красавица, в Кордову!»Девушка им ни слова.Три матадора шагали,станом – лоза полевая;шелк отливал апельсином,сталь серебром отливала.«Едем в Севилью, красавица!»Девушка им ни слова.Когда опустился вечер,лиловою мглою омытый,юноша вынес из садарозы и лунные мирты.«Радость, идем в Гранаду!»И снова в ответ ни слова.Осталась девушка в полестоять оливой в тумане,и ветер серые рукисомкнул на девичьем стане.Деревце, деревцок засухе зацвело.

Но лишь окончательно уверившись в своей власти над аудиторией, он решается вывести на подмостки Пресьосу-цыганочку, ветер и море:

Пергаментною луноюПресьоса звенит беспечносреди хрусталей и лавровбродя по тропинке млечной.И, бубен ее заслыша,молчанье бежит в обрывы,где море в недрах колышетполуночь, полную рыбы.Стрелки на черных утесахзастыли в сонном молчаньина страже у белых башен,в которых спят англичане.А волны, цыгане моря,играя в зеленом мраке,бросают к узорным гротамсосновые ветви влаги.Пергаментною луноюПресьоса звенит беспечно.И оборотнем полночнымк ней ветер спешит навстречу.Нагой Христофор-святитель,в венце неземных звучаний,своей колдовской волынкойцыганочку он встречает.– О, дай мне скорей, Пресьоса,откинуть подол твой белый!Раскрой в моих древних пальцахлазурную розу тела!

Кто это выдумал, будто кастильцы суровы и замкнуты? Поглядите-ка на них сейчас, когда они заворожены сказкой, рождающейся у них на глазах и увлекающей их в свой мир!

Пресьоса роняет бубенИ птицей летит по склонам.Вдогонку ветер несется,свистя мечом раскаленным.Застыло дыханье моря,забились бледные ветви,запели флейты ущелий,и гонг снегов им ответил.Пресьоса, беги, Пресьоса!Все ближе зеленый ветер!Пресьоса, беги, Пресьоса!Он ловит тебя за плечи!Сатир из звезд и тумановв огнях сверкающей речи...Пресьоса, полная страха,бежит по крутым откосамк высокой, как сосны, башне,где дремлет английский консул.А следом, подняв тревогу,на крики спешат солдатыв заломленных набок шляпах,в широких плащах крылатых.Несет молока ей консул,холодной воды в бокале,подносит ей рюмку водки —Пресьоса не пьет ни капли.Она говорит, рыдая,про все, что случилось ночью...А ветер хрипит на кровлеи рвет черепицу в клочья.

...Поздно ночью, когда банкет в честь Гарсиа Лорки и его друзей подходит к концу, когда речи и тосты, произнесенные вальядолидцами, далеко оставили за собой все сказанное Хорхе Гильеном, Федерико тихонько просит Гильермо узнать, нет ли среди присутствующих сеньора Мануэля Коссио.

– Сеньора Коссио из газеты «Кастильский Север»? Его здесь нет, он ушел, как только было прочитано последнее стихотворение. А что такое?

– Да нет, ничего, – растерянно говорит Федерико. Лицо его сумрачно.

10

Свое двадцативосьмилетие Федерико встречает с родными, в отцовской усадьбе Даймус, затерянной среди оливковых рощ и свекловичных полей. Лето выдалось на редкость жаркое и сухое – зелень выцвела, почва растрескалась, и кажется, что равнина вот-вот заполыхает со всех четырех концов. А на душе у Федерико холодно и тревожно.

Двадцать восемь лет! Не время ли задуматься, оглядеться, посмотреть на себя со стороны? Не пора ли остепениться? – читает он каждый день в суровом взгляде отца, в глазах матери, любящих и печальных. Да и в самом деле – ну, что он собой представляет, великовозрастный «сеньорито» без определенных занятий?! Автор двух книг, об одной из которых стыдно вспомнить, а другую он давным-давно перерос... Автор двух пьес – первая провалилась, а вторая не может увидеть сцены: сам Мартинес Сьерра, наговорив комплиментов, сказал откровенно, что только самоубийца решится в нынешних условиях поставить «Мариану Пинеду», которая, несомненно, будет воспринята как памфлет против диктатуры Примо де Риверы («Свобода? Конституция? – да вы что, с луны свалились, дружище?»)... А еще он – «последний хуглар», как прозвали его друзья, сочинитель песенок и романсов – их заучивают на память, передают из уст в уста; говорят, даже испанские студенты в Париже декламируют «Неверную жену» на вечеринках, – но следует ли удивляться тому, что родителям эта слава кажется сомнительной и неверной?

Ну, до каких пор можно жить на средства отца, во всем от него зависеть и всякий раз, обращаясь к нему за деньгами, чувствовать себя мальчишкой?

Нет, решает Федерико, необходимо что-то предпринять. Юриспруденция не для него, но разве не смог бы он, к примеру, преподавать литературу, как Хорхе Гильен?.. Идея! Именно к Хорхе Гильену и обратится он за советом!

«Я решил, —без предисловий пишет он другу, жирной чертой подчеркивая слово «решил», – подготовиться к конкурсу на должность преподавателя литературы, так как думаю, что имею к этому призвание (оно постепенно во мне рождается) и способен воспламенять слушателей.

В то же время мне хочется стать независимым и завоевать самостоятельное положение в семье, которая, разумеется, исполняет любые мои желания и всячески облегчает мне жизнь. Как только я сказал об этом дома, родители мои очень обрадовались и обещали, если я вскоре начну заниматься, дать мне денег на поездку в Италию, о чем я мечтаю уже несколько лет.

Я полон решимостии хочу, чтобы эта решимость стала еще сильней, но я не имею понятия о том, как делаются дела.Мне приходится сейчас отчаянно ломать голову над осуществлением этого плана, потому что я ничего не смыслю в чем-либо, кроме Поэзии. И вот почему я обращаюсь к тебе. Как ты думаешь, что нужно мне для того, чтобы, самым серьезным образом подготовившись, стать учителем... да, учителем поэзии? Что должен я предпринять? Куда направиться? Что изучать? За какие наукивзяться? Отвечай».

Хорхе не медлит с ответом. Он советует Федерико начать с планомерного изучения необходимых трудов, посылает их список, однако предупреждает, что дождаться подходящей вакансии не так-то просто – нужно запастись терпением. Последнее не устраивает Федерико – видимо, Хорхе недостаточно представляет себе его положение.

«Не считаешь ли ты, – спрашивает он Гильена, наспех поблагодарив его за советы, – что, помимо упорядоченного чтения, мне следовало бы поработать с кем-то? Поехать куда-нибудь? Выступить с лекциями? Дело в том, что сидеть в Гранаде, почитываяи ожидая вакансии, кажется мне нестерпимым – ты понимаешь?.. Кроме того, надолго это затянется? Вот что важно. Потому что мне необходимо определиться.Представь себе, что я захотел бы жениться. Мог бы я позволить это себе? Нет. И вот вопрос, который мне нужно решить... Не думай, я не связансейчас ни с какой девушкой, но ведь этого не миновать!»