Читаем без скачивания Любовь цвета боли (СИ) - Жилинская Полина

— На чем мы остановились? — склонив голову, тру переносицу пальцами, пытаясь привести мысли в порядок.

Я весьма опрометчиво посчитала, что разговаривать на столь серьезные темы, лежа под ним голышом, нецелесообразно. Но, как, оказалось, смотреть на полностью обнаженного и очень возбужденного Макара отнюдь не легче.

— На том, что ты ждешь от меня понимания, душа моя, — с явной иронией в голосе напоминает.

— Так вот. Я хочу, чтобы ты меня услышал. Я не набиваю себе цену, не добиваюсь того, чтобы ты бегал за мной, не наказываю тебя. Я лишь хочу, чтобы мое желание и решение остаться с тобой не было иллюзией. Не для тебя, не для меня. Я хочу принять его сама. Без какого-либо давления.

— Я не давлю на тебя.

— Давишь.

— Малышка, не искушай меня демонстрировать сие действие.

Макар одним движением резко садится в кровати, не сводя с меня уже крайне серьезного взгляда. Уму непостижимо, как же быстро меняется у него настроение. От напускного спокойствия не остается и следа.

— Я лишь пытаюсь донести до тебя, что мне это необходимо. Мне хорошо с тобой, ты определенно мне не безразличен, но это всё же не мой осознанный выбор.

Застывает, едва успев натянуть боксеры, и вскидывает голову, впиваясь в меня предупреждающим взглядом, словно хищник.

— Боже, Макар, я просто не так выразилась.

Он с каменным лицом молча поднимает сброшенную в порыве страсти на пол одежду и неспешно одевается, не смотря в мою сторону.

Меня с ног до головы накрывает волной сожаления от неосторожно брошенных слов.

— Макар… — замолкаю, настороженно наблюдая за его приближением.

Упершись руками в спинку массивного кресла по обеим сторонам от меня, наклоняется и до боли нежно прикасается губами ко лбу. И вот эта невесомая ласка, несмотря на задетые чувства, бьет больнее хлыста, заставляя почувствовать себя последней дрянью.

— Я не… — большим пальцем ведет по моим губам, заставляя замолчать.

— Я буду в кабинете, — лишенным каких-либо эмоций голосом говорит тихо. Отталкивается от спинки кресла и, не сказав больше ни слова, выходит из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.

Вот и поговорили.

Обхожу кресло и обессиленно плюхаюсь в него. По широкому карнизу барабанят пока еще редкие капли надвигающегося дождя. Внутри зябко и сыро, прямо как за окном спальни. В душе полная сумятица.

И от чего-то так тоскливо и грустно.

Кажется, я уже скучаю, хотя нахожусь лишь через стену.

В общем, я уже понимаю, что крупно влипла. Что безболезненно уже не получится, вздумай даже сейчас я прекратить наши отношения. Но всё же есть вероятность, хоть и довольно маленькая, что я это переживу. Уйду с головой в работу, не дам себе даже минуты свободного времени на мысли.

Только работа и сон — вот моя панацея от одиночества и оглушающей боли. Проходили и знаем, что это за фрукт и с чем его едят. Стоит только помыслить, что это один из возможных исходов нашей встречи, как в груди противно ноет.

Кидаю взгляд на круглые часы и тут же подскакиваю. Время близится к трем, а я еще даже с нарядом не определилась для сегодняшнего мероприятия.

Бегу к себе в комнату и резко торможу на пороге, во все глаза глядя на черные коробки, которые лежат по центру кровати. Нерешительно подхожу и снимаю крышку с той, что ближе ко мне. Из недр тонкой белоснежной упаковочной бумаги виднеется необычайно красивая ткань глубокого бирюзового цвета. Уже смелее рву бумагу и достаю умопомрачительно прекрасное шелковое платье в пол. Мягкий и нежный шелк легко стекает с рук, стоит провести по нему ладонью. Осторожно кладу платье на кровать и открываю вторую коробку. Разглядываю бежевые лодочки на достаточно высокой шпильке. Взгляд падает на последнюю, самую маленькую коробочку. Уже смелее и с немалой долей азарта снимаю крышку и верчу в руках невероятно сексуальное боди.

Оставляю обновки на кровати и, на ходу, развязывая поясок халата, спешу в ванную комнату, уже представляя, как приму душ и примерю всю эту красоту.

Стоя под горячими струями, прокручиваю в памяти наш разговор с Макаром. Все-таки доля эгоизма присутствует в его желании не усложнять себе жизнь моим отъездом, и в какой-то мере я это понимаю. Макар привык жить, ни в чем себе не отказывая и не имея привычки ущемлять свои интересы.

У мужчин зачастую вообще всё проще, чем у нас, женщин. Иногда мне кажется, что для сильного пола существует только два оттенка в жизни: черное и белое, а вот для нас женщин — она играет разными оттенками чувств и эмоций. Но как бы там ни было, я хочу провести этот вечер в мире и согласии, сполна насладиться обществом волнующего меня до дрожи мужчины и предстоящим торжеством.

Приняв душ, заворачиваюсь в большое банное полотенце и сушу волосы феном, вытягивая локоны расческой. Когда с укладкой покончено, спешу в спальню, прикрываю дверь в комнату и надеваю мягкое невесомое кружево.

Боди садится как влитое, красиво приподнимая полушария груди. Подхожу к комоду и нахожу упаковку с тонкими чулками телесного цвета на кружевной резинке. Благодаря чрезмерному интересу Макара к женскому нижнему белью и аксессуарам, которые служат усладой для мужских глаз, их на полочке в комоде вдоволь, хватило бы на все случаи жизни. Надеваю неспешно чулки и подхожу к кровати, с любовью оглядывая платье.

Прохладная ткань приятно струится по телу мягкими волнами, длинный разрез сбоку, до самой кромки кружевной резинки чулок, кокетливо оголяет ногу при каждом шаге. Спешу в ванную и наношу легкий вечерний макияж. Прихватываю волосы на затылке заколкой с жемчугом, оставляя по обе стороны пару прядей, и придирчиво разглядываю свое отражение в зеркале.

Уже в спальне приваливаюсь спиной к закрытой двери ванной и замираю под пробирающим до мурашек взглядом.

Макар расслабленно сидит в кресле, закинув ногу на ногу. На короткий миг у меня перехватывает дыхание. Как он хорош в черном как смоль смокинге, белоснежной рубашке и галстуке-бабочке…

Взгляд темных глаз из-под полуопущенных ресниц медленно скользит по моему телу, на пару мгновений задерживаясь на обнаженном бедре. Выражение лица Макара остается беспристрастно холодным, и это путает меня, так как направленный взгляд обжигает не хуже пламени.

Когда наши глаза вновь встречаются, он неспешно поднимается с кресла и двигается в сторону комода.

Тону в мурашках и сдавлено сглатываю от того как он смотрит.

На гладкой деревянной поверхности замечаю две бархатные коробочки. Макар невозмутимо открывает одну из них и поддевает пальцами изящную подвеску. Не проронив и слова, лишь предупреждающе сверкнув взглядом, чтобы не вздумала противиться, обводит цепочку вокруг моей шеи и ловко застегивает.

Прохладный металл приятно холодит чувствительную кожу, круглый кулон с большим черным Опалом в обрамлении более мелких драгоценных камней идеально ложится в яремную выемку на шее. Горячее дыхание опаляет щеку, обоняние дразнит терпкий аромат его кожи. Хотя наши тела не соприкасаются, могу поклясться, что ощущаю исходящий от Макара жар так остро, будто бы мы стоим, крепко прижавшись друг к дугу. Холодный металл браслета, усыпанного мелкими черными камнями, обхватывает запястье. Макар напоследок едва уловимо касается губами раскрытой ладони.

Не отпуская мой взгляд, он тянется к комоду и что-то достает из второго футляра. Я вздрагиваю, когда мужские пальцы, едва касаясь обнаженной кожи плеча, медленно скользят к запястью и нежно обхватывают ладонь. Макар, не сводя с меня испытывающего взгляда, который пробирает до самых потаенных частичек души, неторопливо поднимает мою руку. Наклонившись, нежно прикасается губами к отчаянно бьющейся жилке на внутренней стороне запястья.

— Вот теперь идеально, — улыбаясь одними губами, удовлетворенно произносит, отходя на шаг и окидывая взглядом мою фигуру. — Поехали?.

Воздух в комнате становится будто вязким, пропитанным сжигающей энергетикой близости и слегка приторным послевкусием горечи.

Беру сумочку и двигаюсь вслед за ним, на секунду задержавшись около двери. Окидываю взглядом комнату, которую, признаться честно, негласно уже считаю своей и, прикрыв осторожно дверь, вкладываю ладонь в протянутую руку Макара.