Читаем без скачивания Черный ростовщик - Олег Мушинский

— На каких условиях? — крикнул кто-то снизу.

Спросил по-испански, но с явным акцентом и напутав с ударением.

— Ни на каких! — резко ответил Санчес. — Вылезайте по одному, или сейчас гранатами закидаем, а потом спустимся и перережем тех, кто уцелеет.

Внизу послышались тихие голоса, словно спорили шепотом, потом началась какая-то возня.

— Готовьте следующую, дон Себастьян, — сказал Санчес.

Сказал громко, чтобы те внизу слышали.

— Не надо! — сразу донеслось оттуда. — Мы сдаемся.

Голос был другой, но его испанский тоже оставлял желать лучшего. Обладателя первого голоса они больше не слышали. Как позднее выяснилось, тот был настолько против безоговорочной капитуляции, что товарищам пришлось уговорить его ножом под ребра.

Снизу к выходу приставили лестницу. Она дернулась туда-сюда, пока выбирали самую устойчивую позицию, а потом в проеме показался человек. Если рассматривать по бандитским меркам, то одет он был вполне прилично. Вначале появилась широкополая шляпа с пышным фиолетовым плюмажем, затем руки в шелковых перчатках и дальше сам пират в длиннополом синем камзоле с золотой оторочкой. Широкие темно-синие штаны едва доставали до колен. Ниже были черные чулки и, наконец, короткие башмаки с золочеными пряжками.

Пират огляделся. Испанские солдаты, опасаясь подвоха, наставили на него мушкеты. Убедившись, что ситуация безнадежна, пират бросил саблю к ногам ближайшего мушкетера и медленно поднялся на палубу. Солдат наступил на саблю ногой. Двое других профессионально быстро скрутили пирату руки за спиной. Даже шляпу в процессе не свернули.

— Следующий! — крикнул Санчес. — Оружие оставляйте внизу.

Следующим был высокий волосатый мужчина, голый по пояс и сильный, как Геркулес. Хотя, с учетом того, как он зарос буйным волосом, уместнее было бы сравнение с гориллой. Спокойно подвинув в сторону оказавшийся слишком близко ствол мушкета, пират шагнул на палубу и сам сложил руки. Мол, нате, вяжите. Что и было сделано. Всего сдались двадцать два человека. Последний предупредил, что внизу еще один раненый, который не поднимется сам. Санчес коротко мотнул головой. Двое солдат спустились вниз. Через минуту один из них выглянул из люка и доложил, что внизу живых врагов не обнаружено. Зато где-то ближе к носу в днище течь, и трюм вовсю заливает.

Санчес огляделся по сторонам. Дон Хуан де Ангостура пожаловал лично осмотреть захваченный приз. С ним были падре Доминик и двое матросов. Этим двоим капитан с ходу поручил распутать перепутавшиеся снасти: при столкновении бушприт «Глории» чуть не уткнулся в грот-мачту шлюпа.

— А где Диана? — спросил Эспада у падре.

— В кают-компании. С ней все хорошо, и ей не терпится узнать, что и вы в добром здравии.

— Ни одной новой царапины, — заверил его Эспада.

— Что будем делать с этим корытом, капитан? — спросил тут же Санчес.

— На дно пустим, — ответил дон Хуан. — Нам еще за бригом гнаться. Эй, вон того, разодетого, давайте сюда. Остальных — в трюм.

— В наш? — спокойно уточнил Санчес.

Дон Хуан кивнул. Солдаты погнали пленников к сходням, переброшенным с «Глории». Всех, за исключением того разодетого пирата, что сдался первым. Этого подвели к капитану.

— Как называется шлюп? — спросил его дон Хуан.

— «Тесса», — хмуро ответил тот. — Это французский корабль и…

— Французский пират, — перебил его дон Хуан. — Какой груз?

— Нет у нас никакого груза, — резко ответил тот.

Удар прикладом мушкета по почкам побудил француза к более вежливому обращению.

— Клянусь, сеньор капитан, трюм пуст. Можете сами проверить. Все плавание никудышное вышло, и вот еще вы под финал.

Солдаты, выбравшиеся из трюма, доложили, что ничего интересного не нашли. Несколько ларей с продовольствием да пустые бочки. За одной пытался прятаться какой-то тип. Его закололи на месте. Француза последнее сообщение сильно расстроило. Он даже начал куда-то рваться, за что был бит вторично. Солдаты, добравшиеся до каюты капитана, нашли его сундучок с бумагами. Были там и деньги: серебряные испанские пиастры[36] и французские ливры.[37] Бумаги дон Хуан, не глядя, объявил своей собственностью, а деньги отослал квартирмейстеру с приказом учесть и раздать всем участникам сражения. На каждого получалось совсем немного, но сам по себе факт сильно поднял и без того довольное настроение команды. Солдатам и матросам досталось по два реала на нос. Дону Себастьяну как офицеру квартирмейстер отсчитал четыре. Заодно любезно отсыпал запас пороха выстрелов так на двадцать и поделился пистолетными пулями.

Пока матросы возились с такелажем, солдаты быстро перетаскали с «Тессы» все боевые припасы, что попадались под руку. Ядра, пули, порох, оружие, стоящее того, чтобы за ним нагнуться. Сняли даже пару вертлюжных пушек[38] с кормы. Шлюп тем временем медленно оседал в воду, с отчаянием утопающего цепляясь за испанский фрегат. «Глория» небрежно отпихнула его, отошла и отсалютовала на прощание бортовым залпом в упор. «Тесса» содрогнулась вся от киля до верхушек мачт и развалилась. Грот-мачта завалилась вперед, палубу по центру вывернуло наизнанку, и в довершение всего снизу фонтаном хлынула вода. Испанский фрегат еще не лег на прежний курс, как шлюп уже скрылся под водой. Лишь какие-то деревянные обломки все еще качались на волнах.

Темнело. Наблюдатели на мачтах всматривались в даль, но нигде не видели ни брига, ни какого другого корабля. Дон Хуан снова потребовал к себе француза. Того еще не успели заковать в кандалы и зашвырнуть в трюм к остальным, так что привели быстро.

— С вами мне все ясно, — бросил ему дон Хуан. — Поговорим о бриге, который вы захватили. Там был один человек. Его зовут Брамс.

— Первый раз слышу.

Дон Хуан нахмурился.

— Сеньор, я не собираюсь вас уговаривать. Этот Брамс нужен не мне. Он нужен Святейшей Инквизиции, и именно она будет с вами разбираться, как с соучастником еретика. Если вы не в курсе, насколько она может быть суровой, скажу: вы их на коленях будете молить о виселице.

Судя по тому, как побледнел француз, о суровости инквизиции он уже слышал, и все слышанное не располагало к личному знакомству.

— Клянусь, сеньор капитан, я — добрый католик.

— Это им будете рассказывать.

— Честью клянусь, не знаю я никакого Брамса.

— И это им расскажете.

Француз совсем понурился. Мысленно он уже перенесся в подвалы инквизиции, где на раз вспоминают такое, о чем до того и помыслить-то не могли.

— Слушайте, а, быть может, этот Брамс чужим именем назвался? — предположил Эспада.