Читаем без скачивания Железная маска: между историей и легендой - Жан-Кристиан Птифис

Однако Эрандел не возвращался. 24 июня (во Франции 4 июля по новому стилю) Карл II, охваченный нетерпением и готовый на многочисленные уступки, вновь берется за перо и пишет Генриетте: «Мне будет очень трудно сказать вам что-либо относительно предложений до тех пор, пока не возвратится сюда Эрандел, и если он высказывает много возражений, которые в своей совокупности представляются неоправданными, то вы не должны удивляться, поскольку это человек, не слишком опытный в государственных делах и потому испытывающий множество сомнений, не имеющих отношения к нашему вопросу… Завтра я еще напишу вам письмо, которое доставит аббат Приньяни, а пока что заканчиваю…»[273]

Эрандел тогда уже был на пути в Англию. Он вез с собой любезное письмо от Людовика XIV Карлу II, датированное 28 июня 1669 года:

«Монсеньор мой брат!

Я был несказанно рад, получив от вас письмо, и не бывает большего удовольствия, чем то, которое испытал я, услышав все, что вы велели конфиденциально сообщить мне человеку, доставившему мне ваше послание. Вы достаточно узнаете из моих ответов, которые он передаст вам, добавлю лишь, что вы поступили совершенно справедливо, выразив свое пожелание, которое я полностью разделяю, связать нас взаимными узами еще более тесного союза, ибо и сам я не меньше, чем вы, желаю этого нового сближения наших сердец и наших интересов, ведь в конце концов нет никого, кто бы ценил вашу дружбу сильнее и искреннее, чем я».[274]

К этому письму, подписанному в Сен-Жермене Людовиком XIV (заметим, день в день за месяц до подписания ордера на арест Эсташа Данже), были приложены три меморандума на французском языке, которые ясно показывают, на какой стадии находились переговоры. Они написаны рукой аббата Монтегю, который ранее перевел для Людовика XIV предложения английского короля. В первом меморандуме король Франции благодарил своего английского кузена за доверие, которое тот оказал ему, сообщив о своем желании стать католиком, и уверял, что его секрет во Франции будут неукоснительно хранить до тех пор, пока ему будет угодно. Затем он упомянул первые переговоры, начатые с Эранделом. У Людовика XIV сложилось такое впечатление, что оговорка относительно Тройственного союза сводила на нет все его предложения. Что одной рукой давали, то другой тут же забирали. Именно по этой причине он во втором меморандуме предлагал объявлять о переходе Карла II в католичество не раньше, чем Англия вступит в войну против Голландии. Он потребовал также четких разъяснений относительно договора, который Карл заключил с этой страной в январе 1669 года. Совсем не понравилось французскому королю предложение о прекращении, хотя бы и временном, строительства военных кораблей. В третьем меморандуме Людовик XIV напоминал, что может предоставить своему английскому кузену 1 миллион 200 тысяч ливров и прислать на подмогу армию в четыре тысячи человек, но лишь после того, как Англия вступит в войну против Голландии — это же должно быть предварительным условием и для объявления о переходе Карла II в католичество.

Надо полагать, получение от короля Франции письма и трех меморандумов (вероятно, 6 или 7 июля) побудило английского короля потребовать от Приньяни, собиравшегося после провала своей миссии возвращаться во Францию, несколько отсрочить отъезд с тем, чтобы захватить с собой его ответ Генриетте. Сколько именно дней итальянский монах еще оставался в Лондоне? Мы этого не знаем. 17 июля Юг де Лионн писал Кольберу де Круасси, что ожидает его прибытия «с минуты на минуту».

Наконец, Приньяни выехал. Кроме ответа Карла II Генриетте Английской, он вез два письма Кольбера де Круасси, датированные 4 июля, одно — Лионну, а другое — королю, а также датированную 6 июля записку Бекингема Генриетте. 27 июля Лионн в очередном письме Кольберу де Круасси сделал приписку: «Аббат Приньяни не слишком-то спешил, судя по тому, что передал мне ваше письмо от 4 июля спустя несколько дней после того, как я уже получил письма от 8-го и 11-го числа. В беседе с этим посланником я не услышал ничего более приятного, нежели то, что он говорил о вас всем, а именно, весьма лестно отзывался о ваших способностях, о вашем усердии в делах и очень хвалил то, как вы относитесь к нему».[275]

Особенно привлекает к себе внимание совпадение дат. 19 июля оповестили Сен-Мара о скором прибытии Эсташа в Пинероль, а ордер на арест, выданный Воруа, датирован 28-м числом того же месяца… Если предположить, что Эсташ и был тем самым выездным лакеем Генриетты Английской, который должен был доставить совершенно секретное послание своей хозяйки Карлу II, то, возможно, именно эти три документа, написанные на французском языке, он и видел — по оплошности или из любопытства?

Английский король не доверял обычной почте и потому пересылал свои письма с доверенными людьми, священниками или дворянами, направлявшимися во Францию. Мы не знаем, как звали посыльных Генриетты, но известно, что она не могла регулярно посылать в Англию своих домашних слуг, поскольку постоянно находилась под наблюдением своего ревнивого, развратного и тиранического супруга, в интересах которого за ней шпионил его любовник, шевалье де Лоррен. В письме Кольберу де Круасси от 13 февраля 1669 года Лионн упоминает «человека королевы Англии» (Генриетты Марии, жившей на положении изгнанницы во дворце Коломб).[276] Хотя Кольбер де Круасси был в курсе лишь торгового соглашения, однако курьеры, пересекавшие Ла-Манш, могли одновременно служить эмиссарами и короля Англии, и посла Франции. 16 февраля Лионн сообщал де Круасси: «Я имел возможность писать вам в прошлый вторник… Вы найдете вложенные в мои депеши две копии, оригиналы которых еще не отосланы отсюда, поскольку Мадам (Генриетта Английская. — Ж.-К. П.) еще не нашла достаточно надежного способа, чтобы отослать их. Я полагаю, что решатся направить в качестве нарочного слугу графа Сент-Олбанского».[277]

Эсташ Данже, по-видимому, был одним из таких эмиссаров, возможно, человеком Генриетты Марии, возможно, слугой графа Сент-Олбанского, а может, и лакеем Мадам, а посему его могли знать при королевском дворе Франции. Мадам часто общалась с Людовиком XIV, который время от времени ездил во дворец Коломб, чтобы повидаться с тетушкой, а та, в свою очередь, часто приезжала ко двору, чтобы поболтать со своей дочерью. Все знали друг друга, и Эсташ вращался в их среде.

Особо следует отметить, что великий секрет, в который до той поры во Франции были посвящены шесть человек: Людовик XIV, Мадам, Тюренн, граф Сент-Олбанский, аббат Монтегю и Лионн, 13 или 14 апреля стал известен еще двоим: Ле Тейе и его сыну, Лувуа, молодому государственному секретарю военных дел, который спустя три месяца организует арест человека в Кале…[278]

Возникает вопрос, не было ли в июле 1669 года какого-либо непредвиденного события. Дело в том, что все письма Карла II к Мадам, написанные после письма, датированного 4 июля 1669 года, в котором он уведомлял ее, что пошлет ей ответ с аббатом Приньяни, пропали. Историки неоднократно предпринимали попытки разыскать их, однако безуспешно, тогда как все предшествующие письма сохранились, в частности, в Архиве Министерства иностранных дел в Париже и в Библиотеке Ламберта в Лондоне. С 4 июля 1669 года и до подписания в июне 1670 года договора в Дувре корреспонденция была обильной, учитывая, что брат и сестра, как известно, писали друг другу не реже двух раз в неделю. С другой стороны, Карл II, которому не терпелось заключить соглашение с Людовиком XIV, даже ценой больших уступок, больше месяца тянул с ответом ему. Причина этой странной задержки так и остается необъясненной.

Похоже, что в июле отношения между Людовиком XIV и Мадам, прежде очень хорошие, несколько испортились. Генриетта оставалась в Сен-Жермене до 23 июля, когда она уехала в Сен-Клу, где собиралась рожать. 27 августа она произвела на свет девочку, Анну Марию, мадемуазель де Валуа.

В письме Бекингему от 24 сентября она несколько туманно сообщала, что какое-то время тому назад проинформировала своего брата о неких тревожащих ее «подозрениях», в результате чего наступило охлаждение в отношениях между нею и французским королем, который отстранил ее от дальнейшего ведения переговоров.[279] Это охлаждение, не зная его причин, отмечал и посол Монтегю. 26 июля (по новому стилю), то есть за два дня до подписания Людовиком XIV ордера на арест Эсташа Данже, он писал о Мадам курировавшему его министру, лорду Арлингтону: «Она такова, что в этой стране ее, кажется, любят все, кроме короля и его брата, и вы не можете представить себе, сколь мало эти двое ценят ее достоинства. Я полагаю, что она слишком умна, чтобы жаловаться или позволить себе проинформировать о чем-либо короля (своего брата Карла II. — Ж.-К. П.), и я пишу вам об этом, чтобы вы, воспользовавшись случаем, побудили Его Величество оказать ей поддержку, и не только как своей сестре, но прежде всего как сестре, которая заслуживает этого, ибо всегда изо всех сил отстаивает его честь и интересы».[280]