Читаем без скачивания Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя» - Николай Дубровин

Наступал вечер, генерал Хрулев приказал подкрепить штуцерных целым батальоном и сделал все распоряжения к продолжению работ. Те же самые полки, которые работали над заложением траншей, должны были их и окончить, им сделан тот же расчет, назначен тот же порядок следования и те же места расположения. В 9 часов вечера войска должны были выступить на назначенные им места. В это время большая часть осадных батарей открыла самый жестокий огонь по правому флангу нашей оборонительной линии. Вслед за тем секреты донесли, что неприятель в своих траншеях против 5-го и 6-го бастионов собирает значительные силы.

Непроницаемая темнота ночи спустилась над Севастополем. Дым от выстрелов покрыл весь промежуток земли между неприятельскими батареями и нашими бастионами. Подольский полк, не обращая внимания на усиленный огонь французов, отправился на работы. В это время по всему протяжению траншей посыпались пули, послышались крики французов и наше русское «Ура!». По всем неприятельским подступам заиграли рожки и сигнальные трубы. Французы бросились на полуоконченные траншеи, вытеснили оттуда наших стрелков и овладели ими, прежде чем войска, назначенные для работ, могли подоспеть на помощь стрелкам.

Таким образом, приходилось теперь не французам, а нам выбивать неприятеля из своих траншей. Не теряя напрасно времени, генерал Хрулев тотчас же двинул войска. Весь Подольский полк и два батальона Эриванского князя Варшавского полка двинулись на Кладбищенскую высоту, а два батальона Житомирского и один батальон князя Варшавского полков – против ложементов у Карантинной бухты. Едва показались наши колонны, как гребень насыпи мгновенно вспыхнул, подобно молнии, и самый частый ружейный огонь засверкал навстречу нашим колоннам, освещая красные шапочки с горизонтальными козырьками французских егерей, засевших в траншеях. Расстояние было так близко, что свиста пуль уже не было слышно, но видно было их действие: справа и слева падали товарищи. Минута была решительная.

– Вперед, братцы! – крикнул кто-то сзади, и солдаты врезались в траншею.

Стремительным ударом в штыки французы были вытеснены. Отступивший неприятель собирался с новыми силами и подготовлял себе успех артиллерийским огнем своих батарей. Местность перед бастионами правого фланга горела беспрерывными огненными вспышками орудийных выстрелов, которым вторила перекатная ружейная пальба. Множество снарядов, прицельных и навесных, ложилось в наши укрепления. Французы, казалось, старались засыпать бастионы и батареи ядрами и гранатами, многие из них потерпели значительные и серьезные повреждения и по необходимости принуждены были ослабить свой огонь. Тогда французы вторично бросились в атаку – подольцы, волынцы и житомирцы и на этот раз встретили их штыками.

Борьба приняла страшные размеры, ложементы несколько раз переходили из рук в руки. Сплошное облако порохового дыма стояло над сражающимися. С бастионов и неприятельских батарей гудела самая частая канонада, один люнет Белкина выпустил в эту ночь до 3000 снарядов. Противники соперничали друг с другом, направляя огонь преимущественно по войскам и их резервам. Над головами сражавшихся взад и вперед двигалась с ревом и гулом чугунная туча; из беспрерывно пускаемых бомб образовался над полем битвы целый огненный свод. Красноватый свет выстрелов по временам освещал местность, по которой в разных направлениях двигались носильщики с ранеными и черные квадраты – то были полки, свернувшиеся в ротные колонны. Под ногами беспрестанно попадались раненые и убитые, солдаты спотыкались об их тела и наступали на раненых, вызывая болезненные стоны. Пораженные пулями, товарищи падали, их крики и возгласы слышались повсюду.

– Прощайте, братцы! – говорил один.

– Отцы родные, не покиньте! – кричал другой.

О помощи раненым нечего было и думать до окончания сражения. Теперь все заняты были только тем, как бы отразить неприятеля, наступавшего с новыми силами.

– Ишь валит! Совсем попятил подольцев, – говорили солдаты, двинутые из резервов.

Беглым шагом, с ружьем наперевес спешили наши колонны на выручку своих. Офицеры, с саблями наголо, были впереди и ободряли солдат, которые на бегу крестились и тихо шептались между собой.

«Описывать все ужасы этой ночи я не могу, – говорит один из участников боя, – потому что не разобрал ничего: строились колонны, кричали “Ура!”, командовали, наступали и отступали».

Против левого фланга наших ложементов дрались французские гвардейцы. Будучи первый раз в огне и желая сравняться с прочими полками, уже обстреленными, они дрались упорно. Доставшиеся в наши руки ружья гвардейцев были забиты грязью. Это объясняли тем, что они положили не делать ни одного выстрела, а сражаться только штыками. Схватка достигала чрезвычайного разгара. Теснимые вновь прибывшими силами, наши полки были выбиты из траншей и отступили, потеряв командира 2-й бригады 9-й пехотной дивизии генерал-майора Адлерберга. Он был убит, идя в голове колонны, направленной против неприятеля.

Находившийся на 5-м бастионе генерал Тотлебен, как только узнал о смерти генерала Адлерберга и об отступлении наших войск, тотчас же двинул им на помощь 4-й батальон Эриванского полка, поручив вести его командиру 4-го саперного батальона полковнику Гарднеру. Подкрепив отступавшие войска и устроив их, полковник Гарднер стремительным ударом в штыки отбросил неприятеля, причем солдаты Подольского полка, преследуя отступавших, ворвались во французскую траншею и часть ее разорили.

В это время генерал Хрулев, желая окончательно удержать за собой кладбищенские траншеи и зная, что участвовавшие полки понесли значительные потери, двинул в подкрепление им семь рот Углицкого и два батальона Минского полков. Лишь только подкрепления эти появились на поле сражения, как французы, подкрепленные свежими войсками, еще раз бросились в атаку. Войска наши, встретив наступающих грудью, упорно защищались. В траншеях пальба замолкла. Там слышно было только, как стучали приклады, звенели штыки, раздавались вопли, ожесточенные крики, крупная брань, и порой чувствовались брызги чьей-то теплой крови…

Обе стороны дрались с отчаянной храбростью. Траншеи пять раз переходили из рук в руки. Полки Подольский, Эриванский, Минский и Углицкий соперничали между собой и работали штыком с такой настойчивостью, что неприятель принужден был ввести в дело все свои резервы и все-таки отступить. Наши одолели и погнали французов, причем Углицкий полк кровью омыл свою недавнюю неудачу и показал чудеса храбрости. По пятам французов он ворвался в их траншеи, перебил много народа, но зато и сам понес значительную потерю. Не было ни одного офицера, который бы вышел из траншей невредимым, а из целого батальона возвратилось здоровых только 80 человек.

Бой не прекращался в течение всей ночи и стоил огромных потерь нам и союзникам. У нас выбыло из строя 77 штаб– и обер-офицеров и 2569 человек нижних чинов. Мы потеряли генерала Адлерберга. Сын этого генерала, не участвовавший в деле, но отправившийся отыскивать тело отца, был также убит.

Перед рассветом бой прекратился, траншеи на Кладбищенской высоте были заняты нами, у Карантинной же бухты – неприятелем. Артиллерийская канонада стала мало-помалу стихать, и полки возвращались за оборонительную линию, где были встречены радостными приветствиями. Несмотря на всеобщее утомление, солдаты отступали с песнями, медленно, никем не тревожимые. Было уже светло, когда войска отходили, двигаясь по местности, обстреливаемой французскими батареями, но французы не сделали ни одного выстрела. Сражавшиеся с уважением смотрели друг на друга. Как русские, так и французские солдаты всегда были справедливы к храбрости противника.

– Француз хорошо дерется, – говорили наши солдаты после жаркого боя.

Русский солдат любит брать грудью, штык предпочитает всему и не охотник прятаться за камнем и оттуда, издалека, поражать неприятеля пулями.

Взошло солнце и осветило кровавую картину. Все пространство по обеим сторонам траншеи было завалено телами убитых, но к уборке их никто не приступал по причине сильного артиллерийского огня с обеих сторон, продолжавшегося с раннего утра и до поздней ночи. К вечеру получено было сведение, что французы стягивают опять значительные силы и, по всей вероятности, намерены снова атаковать кладбищенские траншеи. Предвидя большие потери в случае дальнейшего отстаивания траншей и не находя возможности подкрепить севастопольский гарнизон новыми войсками, князь Горчаков приказал для охранения их и для окончания работ под руководством генерала Тотлебена назначить только два батальона Житомирского полка с тем, чтобы в случае атаки неприятеля в таких силах, которые невозможно будет удержать двум батальонам, отступить без боя.

Вечером 11 мая 3-й и 4-й батальоны Житомирского полка были выведены к траншеям: один батальон расположился в них цепью, другой стал в резерв. Неприятель усилил огонь, а вслед за тем, около девяти часов вечера, двинулся в атаку. На два батальона Житомирского полка шла целая французская дивизия Ловальяна, разделенная на пять колонн. Отстреливаясь, житомирцы отступили за оборонительную линию, и тогда с наших укреплений открыт был сильный ружейный и картечный огонь из орудий, предварительно наведенных на кладбищенские траншеи. Огонь этот не прекращался в течение всей ночи.