Читаем без скачивания Король на краю света - Артур Филлипс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Король встал, неуклюже подошел, оберегая правую ногу, и Тэтчер подумал, не падал ли он когда-нибудь с лошади. Яков пристально осмотрел Тэтчера, и тот опустил взгляд в пол, но сначала увидел пятна и кусочки пищи на королевском наряде. Белокурый юноша, оставшийся стоять у трона, наблюдал, прикрыв рот рукой.
— Мистер Споттисвуд, — сказал король. — Вы знали, что магометане говорили о наших святых таким образом? Что им известны такие подробности об истинной вере?
Мужчина в черном одеянии протестантского священника до предела опустил уголки рта вниз, прежде чем ответить:
— Они действительно изучают эти вопросы, ваше величество, но только из-за своего особого безумия: они думают, что способны нас превзойти. Как наш Господь Иисус превзошел и заменил закон и Священное Писание евреев, так и люди Мухаммеда верят, что их книга дополняет и отменяет, улучшает Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна.
— Это правда? Они действительно так думают? — Король от изумления громко рассмеялся, и многие последовали его примеру. — Так ли это на самом деле, доктор Тэтчер, скажите? Я не могу поверить, что Споттисвуд прав.
— Я сожалею, что это так, ваше величество. Магометане — народ, сбитый с толку ложными учениями, пленники невежества.
Король перестал смеяться, казалось, ему сразу сделалось больно от этой отвратительной новости.
— Это необходимо исправить. В тот самый момент, когда я стану королем всей Британии, мы начнем карать за такое безумие и наставлять заблудших на путь истинный.
После минутного изучения взглядов и поз друг друга присутствующие пришли к единому мнению, что король говорит серьезно, а не затеял какую-то сложную остроумную игру, и поэтому не было смеха, а только кивание и торжественное согласие.
— Да, да, — сказал светловолосый фаворит в золотом колете. У него был акцент, который Тэтчер не смог определить. Юноша прямо спросил короля: — С чего вы начнете? Какой урок преподадите им в первую очередь?
Яков, оживленный разговором о своем будущем правлении, о бесчисленных английских армиях, которыми он собирался командовать, показался намного моложе, чем Тэтчер предположил поначалу. Король, в свою очередь, внимательно осмотрел своего нового врача.
— Доктор Тэтчер, мы с вами поговорим об этом, и я узнаю от вас, какой образ мыслей присущ магометанину.
— Для меня будет честью, ваше величество, поделиться с вами своими скромными знаниями и помочь в ваших усилиях по просвещению погруженной во мрак нации.
— Мистер Споттисвуд — самый ученый Божий человек в моем королевстве и великий ум в нашей церкви. Итак, мистер Споттисвуд, скажите нам, пожалуйста, сколько их насчитывается, этих приверженцев Мухаммеда?
Споттисвуд не стал колебаться или прочищать горло, а сразу же заявил:
— Едва ли три миллиона, мой король. Гораздо меньше, чем в царстве праведных, даже если не брать в расчет папистов.
— Во всех странах? Аравия, Турция, мавры? Так мало? Впрочем, это не важно… и все же, почему ни один государь в христианском мире не взял на себя задачу указать им верный путь на протяжении стольких веков?
У Тэтчера закружилась голова, им овладела неуверенность по поводу происходящего и собственного положения. Неужели они все молча смеялись над ним? Неужели готовились все эти долгие недели ожидания к какому-то жестокому розыгрышу, которого он не понимал? Если король и весь его двор насмехались над ним, значит, он уже провалил задание Леверета, и его судьба скоро будет решена. Или, может быть, он потерял представление о мире за годы изгнания? Неужели мелкотравчатый властитель знал что-то такое, чего сам Тэтчер не ведал? Возможно, за десять лет мир перевернулся с ног на голову. Эззедин покинул страну, которая затыкала за пояс христианский мир, смеясь над историями о вечно проигрывающих, но злобных и жестоких крестоносцах. Однако уверенность короля в том, что этот крошечный остров — точнее, это куцее украшение верхушки крошечного острова — может каким-то образом обратить в другую веру народ, численность которого, как знал бы любой путешественник, неисчислимо велика… Мысли доктора превзошли возможности слов, и в его голове возникли образы: его сад, плечи султана, клинки отряда янычар в строю, муравьи вдоль ножки стола…
— Что вы думаете, доктор? Поскольку вы первый из всех, кого мы знаем, кто справился с заблуждениями, известными ему с детских времен, чему вы можете научить нас о народах Мухаммеда и их детях, чтобы мы могли повторить ваше великое обращение в огромном количестве и с большой скоростью?
— Я должен это обдумать, ваше величество.
— И я уделю вам все свое внимание. Мы обсудим этот вопрос вместе. Это станет чрезвычайно важной задачей, когда я окажусь в Лондоне.
Тэтчер низко поклонился. Если они не издевались над ним, то он, возможно, совершил самый трудный шаг, порученный Леверетом. Если вскоре ему предстоит обсудить религию наедине с этим молодым человеком, то вполне возможно, что Яков опишет, как христианский Бог открыл Себя королю Шотландии. Все может сложиться весьма просто, и больше никаких отчаянных действий предпринимать не нужно.
Будущее, если о нем вообще можно сказать, что оно существует, несомненно, отчасти формируется воображением. В ту ночь, оставшись один в маленькой комнате, Тэтчер позволил себе представить — впервые за много лет — что может случиться с ним дальше. Он лег на кровать и закрыл глаза. Он повернул голову, чтобы уловить эхо далекого шума, и годы дисциплины и болезненной муштры растаяли без следа. Он позволил себе узреть свое возвращение — видение все эти годы ждало, когда Тэтчер ослабнет…
Вода и мост, камни перед его домом, которые нагревались до позднего вечера и сохраняли свое тепло даже после захода солнца, и влага собиралась на них бусинками. Он приложил ладони к закрытым глазам, чтобы насладиться тем, что происходило под веками, запечатать видения, прежде чем они исчезнут, прежде чем к нему вернутся силы и он прогонит все эти образы как работу дьявольских искусительниц.
4
Мэтью Тэтчер ждал королевского приглашения, поручения стать доверенным лицом Якова VI по вопросам теологии, в ходе обсуждения которых надлежало получить односложный ответ, срочно необходимый мистеру Леверету: «католик» или «протестант». При наличии ясности, если доктор сможет с уверенностью отчитаться перед мистером Леверетом, не имело значения, какое слово он скажет. Оно в любом случае приведет Махмуда Эззедина в