Читаем без скачивания «Если», 2011 № 09 - Журнал «Если»

Когда я подошел к ним, раздался треск. Яркая вспышка — и в первое мгновение я подумал, что молния ударила в развалины. Меня отбросило назад, я потерял сознание. Когда пришел в себя, услышал твой плач. Ты застрял в щели между частями разрушенной стены. К счастью, все было в порядке. Ты быстро успокоился. Я отнес тебя домой, а родителям сказал, что мы просто попали в грозу.

Когда я с тобой на руках уходил от «проклятого места», то на земле, метрах в пяти от северной стены, заметил выжженный на земле круг диаметром около метра, но тогда это показалось мне просто интересным. Теперь же, несколько раз перечитав тексты Яковлева, которые ты найдешь в моем столе во втором ящике, я понимаю, что это не просто интересно — возможно, это редкое явление, свидетелями которого стали мы и этот несчастный сумасшедший. Возможно, ты как человек, значительно более подкованный в естественных науках, займешься этим. И кто знает, может, мы, друг мой, на пороге нового открытия.

Вот тебе, Костя, данные — и твое право, использовать их или положить на полку до лучших времен. Но, пока эти лучшие времена не настали, придержи письма Яковлева.

Надеюсь, при встрече мы сможем обсудить это.

Твой дядя Г.К.»

Глава 2

Константин Петрович верил в совпадения — в вероятность того, что одно событие или явление может совпасть во времени и пространстве с другим. Но он никогда не верил и не мог поверить в то, что совпадений может оказаться больше одного.

Следовательно, его с Ильей связывало нечто более серьезное, чем каприз Судьбы.

Он и Яковлев были похожи как близнецы. Им обоим было около 45 лет. Оба они в возрасте между двумя и тремя годами находились в момент грозы в паре метров от выжженного на земле круга.

И самое главное — у них было общее пространство снов.

Березин потер лоб руками, но мысли беспорядочно метались в голове. Тогда он взял пачку листов, карандаш и принялся записывать, изредка дорисовывая схемы.

Через пару часов Константин Петрович положил перед собой список необходимых действий:

1. Забрать оставшиеся письма у Челышева.

2. Выяснить, является ли пространство снов общим, или только я могу переходить в прошлое к Яковлеву (для этого предпринять попытку перемещения вещей между временами в различных комбинациях: Н — Пр., Пр. — Н., Н. — Пр. — Н., Пр. — Н. — Пр.).

3. Выяснить, являемся ли мы с Ильей родственниками.

4. Уточнить информацию об острогожском мальчике (для этого попросить Илью еще раз поговорить с Н.Р.).

5. Съездить в Острогожск — посмотреть «проклятое место».

Первый пункт отпал сам собой — буквально через пару минут после того, как Березин откинулся на стуле и вытряхнул из пачки последнюю сигарету, позвонил Челышев.

— Здравствуй, Константин Петрович, — строго начал он. — Мне тут жена сказала, ты меня искал, а потом позвонил Семен Алексеич и сообщил, что ты автограф Косину отдал. Что ж это ты, Костя?! Ведь знаешь, как Жора относился к Косину…

Березин пробормотал что-то извиняющимся тоном.

— Этот документ — клад! — продолжал уже менее грозно, скорее с грустью Челышев. — Полдокторской! Косинской докторской!

Константин вновь принялся извиняться, и Челышев понемногу успокоился.

— Когда домой-то, Андрей Сергеич? — осторожно спросил Березин.

— Да задержусь дня на три, — ответил Челышев задумчиво. — Дела… И расстроил же ты меня, Костя… Ладно, сделанного не воротишь. А зачем я тебе нужен?

— Вы бумаги дядины с собой взяли, — виновато пробормотал Березин, — а там ксерокопии…

— А-а, яковлевские письма, — мгновенно оживился Челышев. — Презанятные. А тебе зачем? Уж не Косину отдать?

Березин хотел было вновь пустить в объяснения, но Челышев рассмеялся своей шутке, и у Константина отлегло от сердца.

— Андрей Сергеич, — попросил он, — отправь мне по факсу. Нужно очень.

Челышев пообещал поискать факс и прислать письма в течение дня. День был на исходе. Факс молчал. Стараясь успокоиться, Константин лег на диван и мгновенно провалился в сон.

Яковлев спал, и Березин, как и в первую ночь, сам зажег свечу на столике. Коробок он по привычке бросил на стол и уже склонился к Илье Александровичу, чтобы разбудить, но передумал.

Вместо этого обошел комнату и дотронулся до каждого предмета ее небогатой обстановки: и стул, и стол, и шкаф, и чернильница на столе — все было удивительно реальным. Шкаф был покрыт коричневым лаком и под пальцами чувствовались комочки и неровности, чернильница была тяжелой и холодной — когда Березин поставил ее на стол, на ладони остались следы чернил. По мере того как он приближался к двери или к окну, комната начинала расплываться, словно он видел ее через тонкую завесу текущей воды. Он потрогал дверь, ожидая почувствовать шершавую древесину, но рука прошла сквозь дерево. Тогда Константин просунул голову за дверь — в непроглядную темноту. Сколько он ни вглядывался, за дверью ничто не менялось. Значит, пределами сна следовало считать комнатку маленького человека.

Березин склонился над изголовьем и принялся рассматривать спящего. Они действительно были похожи. Илья казался старше — на висках у него поблескивала седина, на щеках виднелись следы оспы, но сходство было поразительным.

Березин склонился ниже, надеясь найти какое-нибудь значимое различие.

Капля воска упала на подушку. Яковлев открыл глаза.

— Константин Петрович, любезный, — пробормотал он. — Ни в чем не виноват. Все сделал, как ты просил. Наталья Михайловна о моем здоровье справляться приходили, так я с нею и словом не обмолвился, о чем вы заказывали…

Яковлев вскочил с постели и набросил халат. Но увидев, что Березин опустился на стул, тоже сел, смиренно сложив руки на коленях.

— Все правильно ты сделал, Илья Александрович, — успокоил его Березин. — Только с Натальей Михайловной поговорить тебе все-таки нужно. Выспроси у нее еще, сколько получится, про того мальчика из Острогожска.

— Про опаленного? — переспросил Илья.

— Да, про опаленного, — подтвердил Березин. — Где его нашли? Что с ним случилось?

Илья послушно кивал, и глаза его внимательно следили за Березиным, словно в его движениях и выражениях он думал прочесть, не обманывает ли его гость из грядущего.

Константин решил, что и без того достаточно испытывал веру своего нового знакомого, достал письмо Коношевского.

Он давно уже закончил чтение, но Яковлев сидел на кровати, прижав ладони к щекам.

— На все воля Божья, — прошептал он наконец. — Пути Его неисповедимы и чудеса непознаваемы!