Читаем без скачивания Планируемая история (Сборник) - Александр Зиновьев

Коммунистическое государство выполняло функции общие ему с государствами другого типа и специфически коммунистические. Последние заключались в обеспечении жизнедеятельности общества как органического целого. В этом отношении государство делало все то, что в западном обществе делают частные предприниматели, банки и другие внегосударственные средства самоорганизации.

Коммунистическому государству принадлежала также функция реформаторства и прогресса. Государство не просто по своей воле стремилось к этому, а вынуждалось на это в интересах самосохранения и сохранения страны, в которой оно занимало господствующее положение. Здесь все значительные преобразования осуществлялись как решения свыше. Здесь борьба против постоянной тенденции к застою и деградации принимала форму насильственных реформ сверху. При этом властям приходилось преодолевать косность и инертность масс населения.

Я обращаю внимание читателя на то, что дело тут не просто в увеличении мощи государства сравнительно с обществами другого типа, а в качественно новой роли государства в организации и функционировании общественного организма. Тут все общество оказалось организованным по принципам организации государственности или применительно к ним. Если не принимать во внимание это обстоятельство в качестве основы для понимания событий в Советском Союзе, то поразительно быстрый и катастрофический крах этого общества останется совершенно непонятным. Крах государственности тут означал с необходимостью и автоматически крах всего общества, ибо никакого общества вне системы государственности тут вообще не существовало!

Важнейшим изобретением коммунистического общества в сфере государственности явился ее структурный элемент, получивший название партии.

Слово «партия» вводит в заблуждение, поскольку оно вызывает ассоциации с партиями западных стран. В западных странах люди объединяются в партию независимо от того, в каких учреждениях или предприятиях они работают. Должности в партии не являются должностями в государственном аппарате. Если партийные функционеры как-то попадают в государственные учреждения, то они там занимают должности, не совпадающие с их ролью в партии. Пришедшая к власти партия не становится частью государственного устройства. Партийные ячейки не являются элементами социальной структуры предприятий и учреждений (клеточек общества). Партия же в коммунистической стране этим требованиям не удовлетворяла. И вовсе не по тем причинам, какие тут измыслила западная идеология и пропаганда.

Тот социальный феномен, который в Советском Союзе назвали партией, состоял из множества партийных организаций в первичных коллективах и из независимого от них партийного аппарата. Первые были элементами социальной организации населения в самом базисе общества. Они были структурными элементами первичных коллективов, клеточек. Их активность ограничивалась рамками клеточек. Но роль их здесь была огромной. Они вмешивались во все аспекты жизни коллективов, влияли на общую атмосферу в них, на поведение начальства и прочих членов коллективов. Они были важнейшей формой специфически коммунистической демократии. В них добровольно вступали наиболее активные граждане, причем в массе своей далеко не худшие, а скорее лучшие. Многие из них вступали в партию с корыстными и карьеристскими целями, но таких было не большинство. Подавляющее же большинство никакую карьеру не делало и не сделало, никаких преимуществ от своей партийности не имело. Более того, они выполняли безвозмездно огромную общественную работу сверх деловых обязанностей. Для них это само по себе имело ценность фактора их общественной жизни. Не хлебом единым жив человек! Партийный аппарат был частью системы государственности, причем частью особой. Во-первых, он был стержнем, остовом всей системы власти. Во-вторых, он был такой частью власти, которая управляла всей остальной властью, то есть властью над самой властью, властью второго уровня. Вся система власти и управления обществом находилась под контролем партийного аппарата, являлась фактически продолжением и разветвлением его. В обратном направлении она так или иначе сходилась в партийном аппарате и отражалась в нем. Так что включение в Конституцию при Брежневе статьи о руководящей роли КПСС отражало фактическое строение коммунистического государства. Но сделано это было в такой форме, что тем самым была создана лазейка для идеологического оправдания начавшегося разгрома советской государственности под предлогом ликвидации монополии КПСС на власть и введения многопартийности.

Трудно сказать, чего было больше в намерении высшего советского руководства (горбачевского) ввести многопартийную систему вместо однопартийной – обыкновенного интеллектуального кретинизма и невежества или заранее задуманной установки на предательское разрушение основ советской государственности. Настаивать на ликвидации некоей монополии КПСС на власть было равносильно тому, как если бы кто-то стал настаивать на ликвидации монополии головного мозга в управлении нервной системой организма и замены его множеством каких-то эрзацев, к тому же еще не существовавших в природе. Коммунистическое общество вообще не было обществом однопартийным, оно было, по сути дела, беспартийным. Система политических партий западного образца тут вообще не имела никаких оснований. Рассматривать советское общество в понятиях западной демократии вообще было ошибочно, это имело следствием лишь помутнение умов. Поразительно, что во всем гигантском идеологическом аппарате не нашлось ни одного человека, который заявил бы о фактической направленности идей многопартийности на разгром советской государственности. Я на эту тему начиная с 1978 года опубликовал буквально десятки работ, которые были в России истолкованы как антикоммунистические. Лишь после того, как крах советской государственности состоялся, многие российские интеллектуальные мародеры стали высказывать нечто подобное, разумеется, без ссылок на первоисточник.

Такая структура власти сложилась в Советском Союзе вовсе не потому, что будто бы одна партия захватила власть и установила однопартийную систему, как это преподносила западная идеология. КПСС вообще никакую власть не захватывала, она сложилась после захвата власти кем-то другим, сложилась именно как явление государственности, с одной стороны (со стороны аппарата), и как явление социальной структуры клеточек – с другой стороны (со стороны первичных партийных организаций). Сложилась как результат специфически коммунистического, послереволюционного творчества. И надо признать, это было, пожалуй, самым замечательным изобретением в системе государственности.

Сталинизм и брежневизм

Отождествление сталинизма и брежневизма стало одной из догм западной идеологии в ее концепции коммунизма. Полностью игнорируется тот факт, что в послевоенные годы произошла десталинизация советского общества и на место коммунистической диктатуры сталинского периода пришла коммунистическая демократия хрущевского и затем брежневского периода. Я связываю этот период с именем Брежнева, а не Хрущева, поскольку хрущевский период был переходным от сталинизма к брежневизму. Именно второй явился альтернативой первому, причем самой радикальной в рамках коммунизма и, пожалуй, единственно возможной.

Все критики советизма и коммунизма представляют советскую историю так, будто советский коммунизм был со всеми его атрибутами введен большевиками сразу же после октябрьского переворота 1917 года. А между тем это была история в полном смысле слова, история великая, хотя и трагическая, история творческая. И сталинизм не был чем-то раз и навсегда данным, застывшим и структурно однообразным. Коммунизм рождался в стране, которая находилась в состоянии разрухи и хаоса, к тому же во враждебном окружении. Та система власти, которая стала привычной в послесталинские годы, тогда еще только начинала складываться, причем совсем не в адекватном ее сути виде. Человеческий материал, доставшийся от прошлого, не соответствовал ей по психологии, образованию, культуре, профессиональной подготовке и опыту. Большинство были выходцы из низших слоев старого общества, то есть вообще люди малограмотные и имевшие представления о власти самые примитивные. Постоянно складывались мафиозные группки. Склоки. Коррупция. Пьянство. Жульничество. Бесконечные злоупотребления властью. Сама эта нарождающаяся система власти нуждалась в строгом контроле со стороны еще какой-то сверхвласти, независимой от нее и стоящей над ней. Такой системой сверхвласти и явился сталинский тип коммунистической власти.

Сталинская система включала в себя партийно-государственный аппарат управления и всячески поощряла его, но как свое орудие. Этот аппарат играл в ней роль второстепенную, подчиненную. Главным было другое, а именно аппарат личной власти, не связанный никакими законодательными нормами. Он состоял из клики людей, лично обязанных главарю (вождю) своим положением в клике и предоставленной ему долей власти. Такие клики складывались на всех уровнях иерархии, начиная от высшей во главе с самим Сталиным и кончая уровнем районов, частей районов (например, сельских советов) и предприятий. Главными рычагами власти были те, которые сейчас называют «силовыми структурами», – органы государственной безопасности, милиция и вообще силы внутреннего порядка, армейское командование, дипломатический корпус, главы учреждений и предприятий, выполняющих задания особой государственной важности, научная и культурная элита и т. п. Важнейшим элементом сталинизма была система вождизма, которую сейчас рассматривают как пример популизма. При этой системе руководитель обращался непосредственно к народу, игнорируя официальные учреждения власти. Массам эти учреждения представлялись как нечто враждебное им, как помеха их вождю-руководителю. Отсюда волюнтаристские методы руководства. Руководитель мог по своему произволу манипулировать чиновниками нижестоящего аппарата официальной власти, назначать и увольнять их, заменять другими и даже арестовывать. Причем это имело место на всех уровнях, во всех сферах общества, во всех районах страны. Взгляните на ельцинскую организацию власти! Не видите ли вы в ней нечто до мелочей похожее на сталинизм?!