Читаем без скачивания Вирус бессмертия - Дмитрий Янковский

– Как в сказке о волшебном кольце?

– Как в сказке, Хильгер. Помните детство? Рождественский вертеп? Толстые книжки? Как вы хотели туда попасть? Правда, хотели? Все хотят.

Густав завороженно кивнул, а Богдан продолжал:

– Все сказки являются отголоском реальных чудес. Если бы вам было столько лет, сколько мне, для вас это было бы так же очевидно. Все сказки произошли у меня на глазах. Я не знаю, какое сказочное желание вы хотели бы осуществить, но…

– Но в любом случае мы сможем отменить загаданное желание, убив реципиента? И большевики останутся ни с чем? – перебил его советник.

– Такая возможность есть. Но это будет зависеть от того, насколько легко будет его убить. Насколько это вообще возможно сделать. Наверное, вам пока трудно понять, что значит исполнение любого желания. Пусть одного, но любого. Возможности реципиента могут оказаться непредсказуемыми. Или неограниченными.

– И тогда у нас не будет никаких шансов? Не останется никакого способа контролировать ситуацию?

– Если бы способа не было, я бы не стал с вами связываться, – усмехнулся Богдан. – Долгая жизнь научила меня не делать лишних движений. А уж бесполезных и подавно. Способ есть. И мне янтра нужна не менее, а более, чем вам. Однако, учитывая ваш юный возраст, я не могу доверить вам всю ответственность. Я буду выдавать инструкции шаг за шагом. Если быть полностью откровенным, то мне надоело, что по мне постоянно стреляют, так что не стану вас лишний раз искушать избытком информации. Энергия, полученная мной пять тысяч лет назад, иссякает. Я должен расходовать ее экономно, а не тратить на заживление все новых и новых ран.

– Иссякает? – насторожился советник.

– И в этом моя проблема. Форма однажды принятой янтры со временем искажается. Она изменяется от взаимодействия с текущим на огромной скорости вакуумом. Представьте, что ваши инженеры создали гребной винт идеальной формы. Он придает крейсеру огромную мощность. Но со временем, рано или поздно, от трения о воду форма винта исказится, сгладится. С каждым годом он будет выдавать все меньшую и меньшую мощность. Это понятно?

– Не совсем. Ведь янтру сразу после приема можно изобразить на бумаге, а затем восстанавливать в мозгу образ взамен искаженного.

– Вы все слишком буквально воспринимаете. Как бы вам объяснить на пальцах… Дело в том, что янтра искажается не только в мозгу. Искажается не ее образ, а она сама.

– Изменяется рисунок на бумаге?

– Нет же! Нет! – Богдан повысил голос, насколько это было возможно для его состояния. – Энтропия. Все пространство в равной степени изнашивается от текущего сквозь него вакуума. Представьте, что вы с огромной скоростью увеличиваетесь в размере. Вы сможете оценить это лишь в том случае, если будете увеличиваться только вы сами. Но если увеличиваться будет и эта комната, и город, и вся Вселенная с равной скоростью, вы этого никак не заметите. Текущий вакуум продирается сквозь Вселенную, распирает, расширяет ее и делает более рыхлой. Из-за повышающейся рыхлости трение о вакуум постепенно ослабевает и Вселенная в целом постоянно теряет энергию. Потому что любая энергия – это лишь проявление трения между вакуумом и привычными материальными объектами. Вселенная остывает. Когда-нибудь она износится об вакуум окончательно, остынет и превратится в ничто. Гребной винт мироздания сотрется до штока.

– Вы хотите сказать, что янтра, расширяясь вместе с проточенной вакуумом Вселенной, теряет свои свойства?

– Совершенно верно! – кивнул Богдан. – Вы расширяетесь вместе с изображением на бумаге, поэтому не замечаете никаких изменений. Но на самом деле, расширяясь вместе с Вселенной, янтра становится рыхлой и перестает высекать искры из вакуума.

– А луч, исходящий от небесного тела, передает новую фигуру, более эффективную? – догадался Хильгер.

– Более свежую, менее сточенную течением вакуума. Поэтому я и считаю, что источником сигнала является некая идеальная янтра, тот энергетический Пуп, о котором я уже говорил. Он сохраняет эффективную форму потому, что в образном понимании имеет слоистую структуру, как зубы бобра. Мягкие слои снаружи, твердые внутри. Мягкие стачиваются быстрее твердых, поэтому от трения о вакуум Пуп Мира не тупится, а наоборот, заостряет грани, сохраняя всегда идеальную форму и передавая ее в потоке энергии. Когда-нибудь Вселенная сотрется, а Пуп Мира останется, продолжая высекать огонь из самого Пространства. Энергия сконденсируется в вещество, родится новая, не расточенная Вселенная, и все повторится сначала.

– Если находиться в рамках вашей теории, то все звучит более чем логично. Однако современная физика…

– Современная физика? – Богдан ухмыльнулся. – Шарлатанство, как и пять тысяч лет назад.

– Допустим, но я не об этом. Получается, что янтры, которые индусы используют в своей магии, бесполезны?

– Они сточены вакуумом. Не до конца, конечно, но энергии, которую они могут высечь, едва хватает на показ всем известных индийских фокусов. Эффективность янтр, запечатленных в индийских текстах, не больше, чем эффективность давно изношенного мотора. Он может разве что тарахтеть, а тяги почти никакой. Та янтра, благодаря которой я получил энергию для бессмертия, тоже почти сточилась. Ее хватает лишь на медленную регенерацию. Если бы я получил две пули тысячу лет назад, входные отверстия заросли бы раньше, чем образовались выходные.

– А-а… Так вот зачем вам нужна новая янтра?

– При этом я готов поделиться с вами энергией, которую можно выделить из нее. Но без меня вы не получите ничего.

– Мне кажется, я понимаю силу вашей позиции, – тон Хильгера стал деловым. – И дело не только в информации, которой вы обладаете. Так?

– Очевидно. Лишь только в тот момент, когда реципиент проявит себя, мы можем быть уверены, что образ янтры находится у него в мозгу. Однако с этого момента ни вы, ни кто-либо другой уже не сможет с ним запросто справиться. Тут не обойтись без меня и моей энергии.

– Так-так-так… – Хильгер задумался, снова прокручивая весь разговор в памяти. – Ага! Что, если большевики не смогли воспользоваться вашими инструкциями? Если они не подготовили реципиента? В этом случае янтра потеряна?

– Да. Потеряна. И помочь может только чудо.

– Какое? Какое чудо? – нервничая, склонился над Богданом Густав. – Говорите скорее!

– Наличие случайного реципиента. Еще до моего рождения Голос Бога услышал никому не известный отшельник по имени Утнапишти. Случайно, сам о том не подозревая.

– И вы не исключаете повторения подобной случайности?

– Даже древние боги не могли исключить случайность из числа сил, вращающих колесо Вселенной, – усмехнулся Богдан. – Дело смертных – не упустить возможность воспользоваться этой силой.

– Да. Тут есть над чем поработать, – сказал Хильгер, выпрямляясь. – Меня тоже всегда учили не пренебрегать случайностями.

ГЛАВА 18

30 декабря 1938 года, пятница.

Пароход «Normandie». Гавань Нью-Йорка

Пароходный гудок мощно толкнул воздух, распугав чаек над пристанью. Пассажиры, сгрудившись у борта, махали шляпами, платочками, сдували с ладоней последние воздушные поцелуи. Карла не провожал никто – в его американской жизни не было людей, готовых ради проводов проделать путь от Детройта до Нью-Йорка; не было у него знакомых и в самом Нью-Йорке. Он вздохнул, взял чемодан и, не тратя времени, спустился туда, где располагались каюты второго класса.

После вечеринки у Ребера, после внезапной потери сознания и утомительного пути в голове немного шумело, поэтому больше всего пассажир второго класса Карл Шнайдер хотел поскорее добраться до каюты и отдохнуть в тишине.

Стюард выдал ему ключ и проводил до каюты. На ходу он рассказал Карлу распорядок, принятый на лайнере, но Карл ничего из сказанного не запомнил, кроме того, что обед будет в пять часов, а завтрак не предусмотрен.

Войдя в каюту, Шнайдер закрыл за спиной дверь, щелкнув английским замком. Задвинул чемодан в багажную нишу, скинул пальто и шляпу, поставил трость в угол, разулся и лег на кровать поверх одеяла.

«Черт возьми, – подумал он. – Только сейчас я до конца понял, как надоела мне эта проклятая Америка. Как надоели мне эти туповатые потомки фермеров, пытающиеся выглядеть аристократами, как надоели машины, небоскребы, безвкусица и вульгарность».

Карл закрыл глаза. Было удивительно приятно лежать не раздевшись, сохраняя ощущение неуютности и неудобства позы. Ощущение путешествия. А если быть точным, то ощущение возвращения. Это было главным. Он возвращался домой! И этот, лишь теперь осознанный, факт заставил сердце биться быстрее. Фантазия Карла пробудила в памяти поблекшие образы отца, матери, родственников, друзей.

«Как там все? – думал он. – Я ведь давно уже знаю о доме только из заголовков газет».