Читаем без скачивания Убийство императора. Александр II и тайная Россия - Эдвард Радзинский

Из камеры Петропавловской крепости Чернышевский продиктует целому поколению – что ему делать! И герой романа окажет невиданное доселе, фантастическое влияние на русскую молодежь.

И тотчас – поворот!

О чем думал в это время наш реформатор? О том, о чем часто думают все реформаторы: «Зачем я все это начал!!!»

Он лихорадочно ищет новых решений.

Но, наполнив камеры в Петропавловской крепости (победа ретроградов!), наш двуликий Янус неожиданно для них остановился. И взглянул совсем в противоположную сторону. И как далеко взглянул!

В то жаркое лето, окутанное дымом столичных пожаров, разгоравшееся крестьянским бунтом и выступлениями молодежи, Александр вызывает главу Кабинета министров Валуева.

Он приказывает министру в совершеннейшем секрете подготовить следующий проект: назначаемый царем Государственный Совет должен быть преобразован. Он должен стать двухпалатным законосовещательным учреждением с участием выборных депутатов.

Валуев потрясен – это проект первого высшего выборного учреждения в России! Самодержец начинает идти к парламенту, к Конституции! Но исполнительный Валуев царские приказы не обсуждает и вопросы задает только в дневнике. Человек-флюгер тотчас и с огромным увлечением включается в работу.

И пока усердный министр готовит проект для России, Александр спешит. Он решает опробовать конституционную идею на границах империи.

И брат Костя, и великая княгиня Елена Павловна опять рядом с государем.

«Русский витязь»

Для «конституционного полигона» он избирает царство Польское и Великое княжество Финляндское. До включения в состав России оба государства имели государственное устройство куда более передовое, чем завоевавшая их империя. Они имели Конституцию.

Начинает царь с Польши. Он решает резко расширить польское самоуправление – то, против чего всегда восставал отец, так ненавидевший вечно мятежных поляков.

В конце июня 1862 года главный либерал в семье, великий князь Константин Николаевич отправился наместником в царство Польское – проводить реформу самоуправления.

Но поляки не желают «жалких подачек». Почувствовав ветер перемен, они захотели все и сразу. Они не хотят русского наместника, они хотят независимости.

И вот уже в брата Костю стреляют в театре! К счастью, великий князь легко отделался – пуля слегка задела плечо и повредила золотой эполет с вензелем отца. Великий князь тотчас вспомнил отцовские традиции – покушавшегося немедленно повесили, чтобы другим неповадно было.

Но выстрел оказался только прологом к худшему.

Александр был на балу, когда узнал, что по всей Польше началось восстание. Мятежники образовали национальное правительство и провозгласили независимость. Костя мало подходит для роли жандарма-усмирителя.

Великий князь робко, безуспешно пытается подавить мятеж.

Александр был в ярости. И он решил напомнить «неблагодарным мятежникам» времена отца. Он посылает в Польшу генерала Михаила Муравьева.

Муравьев создан устрашать. Огромный, тяжело дышащий, с лицом бульдога и тигровыми глазами. Он – в лидерах той самой «ретроградной партии». В бытность губернатором в западных провинциях, Муравьев беспощадно проводил политику русификации. Один из немногих, открыто объявлял неодобрение реформам нового императора. После отмены крепостного права Муравьев демонстративно вышел в отставку.

Дальнего родственника Муравьева повесили по делу декабристов. И Муравьев справедливо сказал о себе знаменитую фразу: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, я из тех, кто сам вешает». И обещал: «Для меня лучший поляк – это поляк повешенный».

Муравьев поставил условия: отзыв из Варшавы великого князя и предоставление диктаторских полномочий в Польше. Александр все безропотно выполнил.

Муравьев-Вешатель отправился в Польшу – усмирять.

Стотысячная русская армия под командованием Муравьева наголову разгромила плохо вооруженные польские повстанческие отряды. После чего он начал зверскую «зачистку» Польши. Вешали, отнимали у шляхтичей поместья, высылали в Сибирь целыми семьями, закрывали монастыри; муравьевские солдатики весело, c прибаутками гнали из келий монахов и монахинь, помогавших повстанцам.

Было казнено, сослано на каторгу, повешено больше двадцати тысяч поляков.

Несколько тысяч участников восстания сумели бежать в Европу. С польским самоуправлением было покончено. Польша управлялась теперь из Петербурга, русский язык стал обязателен для всех чиновников.

«Патриотический сифилис»

И после всех этих зверств произошло поразительное: Александр вновь почувствовал… одобрение общества!

«Ай да Муравьев! Ай да хват! Расстреливает и вешает. Вешает и расстреливает. Дай Бог ему здоровья», – радостно писал публицист-славянофил Кошелев.

Это была древняя нелюбовь православной Руси к католикам-полякам и прошлые обиды. В памяти народной было и Смутное время, когда поляки сажали на престол самозваных царей, и время недавнее, когда они сражались вместе с Наполеоном… «Семейная вражда славян между собою» называл Пушкин отношения России с покоренной Польшей. Но Европа отказалась признать муравьевские зверства «семейным делом».

Бежавшие поляки рассказывали в Европе о польских ужасах.

Франция, Англия и Австрия, унизившие Россию в Крымской войне, выступили с протестом против зверств в Польше. И тотчас усмирение Польши стало очень популярным в обществе.

«Русский витязь», «Борец с Европой, которая хочет воспользоваться поляками для нового унижения Русской земли», – так писала наша печать о Муравьеве.

«Патриотический сифилис» – так назвал Герцен реакцию русского общества.

Но давление Англии, Франции и Австрии нарастало. Державы заговорили языком ультиматума. От «кровавых варваров» (так называли Россию французские газеты) потребовали амнистии участникам восстания, автономии Польши и так далее. Горчаков ловко отбивался хитроумными посланиями. Он усердно раскланивался перед державами в заверениях дружбы и пылких обещаниях… но в будущем. Не без издевки пообещал Англии, что в Польше будет введен конституционный строй наподобие английского… правда, впоследствии.

Читая ноты вчерашних врагов, Александр мог только вздыхать. Воевать он не мог. Так что пришлось вновь бросаться в объятия так хорошо понимавшей его Пруссии: «Дорогой дядя и друг» король Вильгельм также владел захваченными польскими землями.

И вскоре тон Европы поменялся. Не захотели сражаться из-за Польши с русско-прусским союзом. Александр с облегчением понял: Европа поступила «конструктивно» – она предала Польшу. И царь уже строго объяснил французскому послу: «Я хотел предоставить Польше автономию. И что из этого вышло? Поляки вновь захотели создать свое государство. Но ведь это означало бы распад России».