Читаем без скачивания До поворота (Кровавый Крым) - Кирилл Якимец

— Давай за сумкой, там фонарик был! И этого потащили, — сказала Мила из темноты.

Пришлось протискиваться обратно, железо скрябнуло по рубашке и оторвало последние пуговицы.

— Что ты там нашла?

— Черт его знает. Темно.

Задумавшись, Слава остановился перед щелью. Как туда этого-то протаскивать? Мила с сумкой была уже там, приглушенно доносился ее мат — обо что-то стукнулась. Уперев ноги о скалу, Слава потянул дверь на себя, но два сантиметра брони даже не дрогнули. Скрученными буграми напряглись мышцы, пот тек на лицо, но подлая дверь держалась крепче, чем камень. Связанный обидно рассмеялся. Разозлившись, Слава подхватил пленника под мышки и сунул в шель верхнюю часть туловища, потом за ноги протолкнул остальное.

— Ага, молодец. Я его поймала, — пленник все равно неестественно смеялся, его одолевал безудержный и безостановочный хохот, расходившийся волнами под невысоким потолком. Мила зажгла фонарик и посветила им в перекошенное лицо, — Ты что?

— Темноты боюсь. — Смех прекратился.

Оставив связанного лежать в неудобной позе, Мила обвела широким лучом стены — камень и провода, туннель, как в метро, только узенький, и колея для железной дороги есть.

— Это то сокровоще гномов?

— Каких еще гномов? — Мила посветила Славе прямо в глаза, и он на минуту ослеп. — Здесь таблички на немецком. Слушай, а вдруг тут заминировано? — она отступила назад.

— Кто не рискует…

Слава рванул вверх какой-то рубильник, невольно дышать перестал, но ничего не произошло.

— … Тот не пьет! — закончил он и на всяий случай вернул рычаг в прежнее положение.

— Лампа перегорела, — осветив потолок, Мила разглядывала ряд подвешенных дутых стекляшек. — Ну, что? Пойдем? — острый язычок принялся облизывать губы, потом закатал их внутрь, к зубам.

— Зачем? — сделав вглубь пару шагов, Слава внимательно посмотрел под ноги — голый камень. Ровный, гладкий, с небольшими зазубринами, где недавно, лет пятьдесят назад, отбойный молоток прошел. Сам туннель казался старше.

Мила нервно переминалась на месте:

— Мин нет! Пошли же! Только к рельсам не прикасайся. Иди по камню…

— Боюсь, — честно ответил Слава. Драки с бандитами стали для него уже чем-то привычным, обычной частью странного путешествия. Но от темного камня веяло настоящей жутью, которая страшнее самой смерти. И внезапно из самой глубины этой жути раздался каркающий голос:

— Ауф ди берге вилль их штайген, Во ди фроммен хюттен штеен, Во ди бруст зих фрай эршлиссет, Унд ди фраен люфте веен.

Слава испуганно оглянулся и понял, что голос принадлежал пленному бандиту. Бандит неестественно дернул головой и продолжил:

— Хайне. Ди Харцрайзе. Путешествие на Гарц.

— И что это значит? — Слава догадался, что бандит процитировал какой-то немецкий стишок.

— Гейне. Я хочу подняться в горы, где живут простые люди, там, где грудь вольготно дышит и свободно веют ветры. Да. Ветры, как показывает опыт, веют в основном не из груди, а из задницы. Но Гейне был романтик. И дурак. И гений.

— Ты чего? — Мила осторожненько пнула бандита носком туфли, — забылся?

— Руками не трогать. Под напряжением! — глядя на табличку, перевел парень.

— Ага, значит, и мины есть?

— Не знаю, здесь не написано, — бандит снова ухмыльнулся, потянувшись, — но я на проводах лежу, а ноги на рельсах, значит — тока нет…

— Слушай, может, ты сам пойдешь?

— Конечно пойду.

— Нет, — остановил ее Слава, — он ногами дерется!

— Ага, — подтвердил связанный, — красный пояс был.

— Но ведь он же темноты боится…

— Ничего, — острые мурашки пошли по спине, как будто кто-то смотрит сзади, Слава даже оглянулся, — Полежит.

— Не, я лучше впереди пойду, — мирно улыбался парень. — Грудью на мины! Считайте меня комсомольцем!

— Нет, — но Слава опоздал, Мила уже распустила ремень и помогала парню подняться. Сделав пару приседаний, тот помахал в воздухе ногами. По гримасе, пробежавшей через его лицо, Слава понял, что ему больно.

— Пошли, — парень смело шагнул вперед, как будто и руки у него свободны.

— Дойче зольдатен, унтер официрен…

— Да тише ты!!!

Впереди, вроде, что-то посыпалось. Или нет. Просто эхо от шагов. Коридор уводил все ниже, плавно петляя. Иногда в стенах появлялись двери, одна из них была открыта. Слава заглянул — вниз уходила крутая железная лесенка.

Наконец, коридор перестал кружить и оборвался длинным низким залом. Луч фонарика выхватывал из темноты пузатые тяжелые диваны со сгнившей обивкой, большие одинаковые ящики и кучи какого-то странного тряпья. С одной из стен лупил злобный пустой глаз черный нарисованный орел, сидящий на кружочке со свастикой.

— Все, пришли, — остановился посреди небольшого пространства парень, — устал.

Он сел на один железный ящик и, откинувшись к стене закрыл глаза.

— Может, и руки мне тоже развяжем?

— Нет.

— Потом, — шаря слабым лучом по стенам, Мила остановливалась на табличках, укрепленных на ящиках. Не выдержала и, пододя к одному, попыталась открыть, даже нож достала.

— Смотри-ка, герметика!

Боясь оторвать от пленника взгляд, Слава постоянно чувствовал, как за ним что-то наблюдает, но не решался еще раз оглянуться. Тоже сел на холодный ящик, рука опустилась вниз и ухватила какие-то тряпки, круглый металл. Его он поднял и поднес к лицу, чтобы лучше рассмотреть, круглую тяжелую чашу — каска. Желтый свет проплыл по его коленям, рядом скалился череп, остатки военной формы, хорошо сохранился ремень и еще кости, фаланги пальцев на автомате.

— Фу, гадость какая! — вскочив, он невольно задел этот странный куль, и тот осыпался на пол неясной грудой, только череп откатился к ногам связанного бандита.

— Не тревожьте праха славных солдат, — филосовски заметил пленник и добавил еще что-то по-немецки.

— М-да, — задумчиво произнесла Мила, — ничего интересного. Одни Йорики!

Она осветила фонариком еще несколько похожих кучек тряпья. На одном черепе сохранился клок кожи с волосами.

— Помещение было закупорено герметично…

— Море под носом, а воздух сух!

— Должна быть вентилляция, и она работает!!!

Слава попытался найти еще штольню.

— Значит, и напряжение должно быть! — парень отодвинулся от близких проводов.

— А мины?! — дрогнул луч фонарика. — Может, лучше обратно двинем?

— Нет, — гордо вскинулся парень, — развяжите руки!

— Нельзя.

Славе никак не удавалось отделаться от ощущения, что мертвецы наблюдают за ними и смеются, зная, что назад дороги не будет.