Читаем без скачивания Гордые сердца - Мэрилайл Роджерс

Тихий, приглушенный голос Беаты прервал раздумья Водери о враге, оказавшемся слишком уж привлекательным. Ни один честный француз не полюбил бы печально знаменитого Уилликина Уилдского. Можно уважать его за отвагу, но ни в коем случае не любить этого смертельного врага.

Водери повернулся к Беате и увидел, что золотистые глаза, ставшие почти бархатисто-коричневыми, наливаются слезами.

— Это прекрасно, любимая, что у вас появилось занятие! — С успокаивающей улыбкой Водери нежно погладил длинные шелковистые пряди, свободно спадающие на спину, погладил ее как ребенка, да ведь она и была ребенком, когда он спас ее. — Именно о такой прогулке я мечтал все эти дни.

Его лицо потеплело при виде робкой надежды, светящейся в глазах Беаты. Она не виновата, что он Раздражен, и не должна от этого страдать. От легкого кивка белокурый локон упал ему на лоб. Беата мгновенно оказалась на расстоянии вздоха от Водери, протянула руку и мягким, как шепот, прикосновением убрала золотисто-рыжеватую прядь.

Водери инстинктивно отстранился, чтобы избежать прикосновения Беаты. С тех пор как он появился в Уилде, она с каждым днем все больше выходила из состояния эйфории, а с недавнего времени начала проявлять нормальные, непритупленные инстинкты — постоянно пристально смотрела на него, старалась оказаться поближе, а при удобном случае и коснуться его. Перед этими искушениями было трудно устоять, но поддаться им значило бы нарушить данную клятву и запятнать свою гордо хранимую честь.

Беата отпрянула от человека, отвергшего ее прикосновение. Если не ее отказ сыграть в шахматы разочаровал Водери, то дело, очевидно, в чем-то другом. Ей пришло в голову самое нелепое предположение. За последнее время ее состояние улучшилось настолько, что она смогла понять: ее неспособность вспомнить все, что происходило с ней с детства и до того времени, когда ее спас Водери, — ненормальна и именно это разочаровывает Водери. Большую часть прошедших двух недель она молча старалась вызвать воспоминания, таящиеся в дальних уголках души, хотя была уверена, что в этом причина ужасных снов, которые служат ключом к восстановлению всей картины.

Но что, кроме ее воспоминаний, может быть настолько серьезным, что Водери всегда отшатывается от нее? Может быть, она совершила что-то нехорошее, что вызвало его отвращение? Или она связана какими-то клятвами? А может быть, она монахиня, почти как леди Нэсса? Или…

— У меня есть муж, о котором я забыла? Поэтому всякий раз, когда я приближаюсь к вам, вы отталкиваете меня?

Это предположение причиняло боль, но по расширившимся лазурным глазам она поняла, что так и есть.

Видя возрастающее смущение Беаты, Водери, однако, был удивлен точностью заключения, к которому она пришла. С торжественным лицом он сказал ей:

— Когда-то вы были замужем, но сейчас вы свободны! — Он не был уверен, надо ли ей рассказывать больше, и решил подождать, пока она все вспомнит. Отвлекая ее внимание, он продолжил: — Я тоже был женат.

Это увенчалось успехом: Беата застыла, вопросительно склонив голову набок.

— Что же случилось с вашей женой?

— Наш брак с Матильдой был устроен нашими семьями с целью упрочить ценные связи.

Беата знала, что так заключались браки у всех знатных людей. Может быть, он предупреждает ее, что даже свободная крестьянка никогда не станет подходящей партией для знатного рыцаря? Она взволнованно сдвинула брови, а Водери решил, что виной тому мысль о другой женщине в его жизни. С чуть заметной улыбкой он пояснил:

— Мы поженились вскоре после того, как мне минуло пятнадцать лет. Она была почти на двадцать лет старше. Матильда прежде была замужем, но детей не имела, поэтому мой дядя решил, что она бесплодна. Я не разделял его мнения. Фактически я был женат на женщине, с которой у меня не было ничего общего, но я считал своим долгом произвести потомство, и мне это удалось.

Услышав это признание, Беата поняла, что их разделяет: он женат!

— Так у вас есть жена и дети? — Беата прикусила губу, удерживая страдальческий стон.

— Нет, любимая! — Водери поспешил объяснить: — Она и младенец умерли при родах.

Увидев слабый отголосок боли в небесно-голубых глазах, Беата устыдилась, что причинила любимому страдание своими расспросами. А ведь она не видела от него ничего, кроме добра! Водери — ее блестящий рыцарь, ее спаситель, и она понимала, что и на этот раз он хочет сделать ей добро. Беата снова подошла к нему и провела рукой по его напряженному лицу, стараясь разгладить морщинки боли.

Опустив ресницы, Водери не мог думать ни о чем, кроме изящного существа, находящегося в такой соблазнительной близости.

Он чувствовал, как ее рука мягко движется по его щеке, начинающей зарастать бородой. Это было опасно и слишком маняще для человека, не готового к подобному соблазну. Он накрыл ее руку, намереваясь прервать путешествие ее нежных пальчиков, но ошибся. Открыв глаза, он наткнулся на взгляд бархатистых глаз, в котором читалось вековое, никогда не забываемое знание. Не задумываясь о последствиях, он, вместо того чтобы отвести ее руки, повернул голову и прижался губами к ее ладоням.

Беата доверчиво нагнулась к нему, обвила рукой его широкое плечо и, проведя другой рукой вверх, вплела пальцы в его блестящие волосы. Уткнувшись лицом в его грудь, она провела губами по гладкой коже, виднеющейся в разрезе рубахи.

В жилах Водери закипела кровь, когда их тела соприкоснулись. Он слишком долго желал ее, и ощущение ее губ на своем теле было для него невыносимо соблазнительным. Он отпустил ее руку и крепко обнял ее, прижимая все ближе. Наконец Водери нашел ее губы и потребовал от них пламенного ответа.

Беата с радостью ответила ему. Что бы ни случилось в ее прошлом, она была уверена, что никогда не испытывала ничего, подобного этой сладостной муке.

Как бы глубоко ни окунулись они в пучины страсти, при скрипе отворяющейся двери тотчас же отпрянули друг от друга. Беата с удивлением подняла на Водери глаза, и тот виновато покраснел. Он поклялся не касаться этого хрупкого существа, но все-таки попался на этом. Гордо распрямив плечи, Водери повернулся, готовый встретить гнев Уилла и полный решимости потребовать ответа на свое предложение руки и сердца.

— Я… простите… — заикаясь произнес Кенуорд, буквально просверливая своим смущенным взглядом дыры в полу. — Я… я только пришел вынуть хлеб из печи, пока он не подгорел!

Облегчение нахлынуло на Водери, как долгожданный дождь в жаркий летний день, хотя, вероятно, это лишь временная передышка: несомненно, мальчик расскажет об увиденном своему господину.

Желая по крайней мере уменьшить смущение Беаты, Водери решил отвлечь внимание Кенуорда: