Читаем без скачивания Пропавшая без следа - Карл Вадасфи

Но если проникновение в чужой дом вернет мне Дженни, какое все это имеет значение? Неужели преступление имеет хоть какое-то значение, если я могу спасти ее? Я готов на все, чтобы найти Дженни, я убить готов за нее, и взлом и проникновение на чужую территорию – это всего лишь цветочки. И я делаю это. Я ищу ее, и никто меня не остановит.

Прямо передо мной дверь, через которую я выхожу из кухни. Повернув налево, оказываюсь в гостиной, которая одновременно выполняет роль столовой. Справа располагается обеденный стол, а слева – несколько шкафчиков. Подхожу к ним, открываю дверки, выдвигаю ящики и начинаю вытаскивать наружу их содержимое. Так они непременно догадаются, что в их отсутствие в доме кто-то побывал, и мне надо сделать это должным образом. А если это означает, что я должен все здесь разбросать, то так тому и быть.

Найдя в ящике бумажные конверты, я вытаскиваю их и небрежно бросаю на пол. Счета, письма, некоторые из которых были получены несколько месяцев, а то и лет назад, все адресованы Вонам. Кипы бумаг, которые я специально раскидываю по полу. Здесь столько всего, что у меня просто не хватает сил перечитать, просмотреть и систематизировать информацию. Мне попадаются несколько фотоальбомов. Я раскрываю их. Здесь множество фотографий, на которых запечатлены Воны в разных городах и странах: в Нью-Йорке, Лас-Вегасе, Италии, Ирландии, Риме, Флориде.

Но здесь нет ни одной фотографии Дженни.

Я беру одну фотографию, на которой они стоят в центре Таймс-сквер, сбоку видны афиши с рекламой спектаклей и мюзиклов. Слева – «Верджин мегастор», еще открытый в то время. А у них за спиной – неоновая вывеска «Кока-колы». Над дверями и окнами зданий высвечиваются котировки акций фондовой биржи NASDAQ[10]. Мимо них проходят толпы людей. Я кладу фотографию в карман.

Я ухожу, оставляя на полу беспорядок. Проходя в зону гостиной, вижу справа трехместный диван, а слева телевизор, камин и секционный шкаф. На верхней полке шкафа стоит магнитофон, под ним расположен сервант. Я распахиваю дверцы и, не обнаружив ничего интересного, выбрасываю вещи на пол. В результате по всей комнате разлетаются бумаги.

Мое внимание привлекает дверь, расположенная напротив входа в гостиную. За ней я обнаруживаю стенной шкаф под лестницей. Открываю его и заглядываю внутрь. Естественного света, проникающего сюда из комнаты, мне достаточно, чтобы рассмотреть содержимое шкафа. Здесь, как и везде, полно бумаг. Никогда еще я не видел столько бумаг. Слишком много, чтобы откопать хоть что-то важное. Начинаю терять терпение и разрываю в клочья некоторые из этих бумаг, а затем бросаю на пол. А остальные разбрасываю по сторонам, когда мои глаза настолько устают, что я не в силах прочесть ни одного слова. Туфли, пальто, коробки. Я вытаскиваю наружу всю обувь и раскидываю по коридору. Я обшариваю каждый карман. Мне попадаются платки, некоторые использованные, некоторые чистые, вперемежку с рецептами и ключами. Весь этот скарб тоже отправляется на пол, когда я наконец оставляю шкаф в покое.

Я иду по коридору и упираюсь во входную дверь. На стенах висят фотографии. Их фотографии. Я смахиваю их рукой, и фотографии сыплются на пол. Стеклянные рамки некоторых фотографий разбиваются вдребезги. Осколки стекла хрустят у меня под ногами. Слева от входной двери стоит небольшая тумбочка, а на ней телефон. Миниатюрный телефонный аппарат занимает совсем немного места. Я открываю дверцы тумбочки и вытаскиваю наружу содержимое полок. Это телефонные книги и один экземпляр «Желтых страниц». Меня охватывает безумный гнев, когда я начинаю понимать, что могу так ничего и не найти. В отчаянии я разрываю на мелкие клочки «Желтые страницы» и разбрасываю вокруг.

Справа и немного позади от меня виднеется лестница. На стене слева висят другие фотографии в рамках. Я возвращаюсь в кухню, забираю свой молоток и начинаю подниматься наверх. Проходя мимо каждой фотографии, я вдребезги разбиваю стекло молотком. На самом верху стоит горшок с каким-то растением. Я замахиваюсь молотком, и он разлетается на мелкие черепки. В этот момент до меня доносится тихий крик. Едва слышный, больше похожий на вздох.

Я резко оборачиваюсь и пытаюсь понять, откуда донесся этот звук. Я поднимаюсь наверх, и коридор резко поворачивает налево. Прямо перед собой я вижу дверь. Она закрыта. Следующая дверь ведет в ванную, и она, наоборот, распахнута. Две последние двери закрыты, и я уверен, что из-за первой двери доносится шорох. Я заглядываю в дверь ванной, проходя мимо. Зеркало над раковиной запотело. Не останавливаясь, я распахиваю дверь третьей комнаты в коридоре. Когда дверь с силой ударяется о тумбочку и застревает на полпути, снова раздается крик. Я инстинктивно поднимаю молоток. С другой стороны кровати, справа от меня, застыла миссис Вон. Ее тело обернуто одним полотенцем, а второе полотенце она обмотала вокруг головы.

– Пожалуйста, – шепчет она, поднимая вверх ладони. Я вижу, что они дрожат.

– Где она? – спрашиваю я, не двигаясь с места.

– Пожалуйста, не убивайте. Пожалуйста, не убивайте.

Похоже, она не слышала, что я сказал, и мне приходится повторить: «Где она?» Китаянка по-прежнему молчит, и я поднимаю над головой молоток, словно собираясь сокрушить все на своем пути. Ударить ее? Я не знаю, я не думал о том, что стану делать дальше. Просто не предполагал, что здесь кто-то окажется.

Я замираю на месте, а она вдруг начинает рыдать. В этот момент я ощущаю всю силу власти, которой обладаю. Такой же властью обладала эта женщина над Дженни и надо мной, когда еще совсем недавно они вместе с мужем кружили по всему Лондону, водя меня за собой. Теперь мы поменялись местами, и я стал сильнейшим, я контролирую ситуацию и могу сделать все, что захочу.

Я удивляю самого себя – мне совсем не страшно. Нет, я не хотел, чтобы она здесь оказалась, но, возможно, так будет даже лучше. Возможно, мне удастся выяснить все гораздо быстрее, чем я предполагал. Возможно, сейчас все наконец закончится.

– Где, – я произношу каждое слово медленно и четко, и она, без сомнения, понимает меня, – где Дженни Майклз?

– Кто? Кто? – бесконечно повторяет она. – Я не знать.

– Отвечай. – Я изо всех сил стараюсь сохранить самообладание.

– О ком вы говорить?

– Просто ответь. – Я начинаю повышать голос, уже не зная, сколько еще смогу сдерживаться. Она явно что-то знает, в этом нет сомнений. – Скажи мне, где она!

– О ком вы говорить? Кто это?

– Дженни Майклз, черт тебя подери, тупая корова! – Я больше не в силах сдерживать себя, и гнев прорывается наружу. – Та женщина, за которой я раз десять приезжал к этому дому за последние три недели. Та женщина, с которой я был в субботу. Женщина, которая исчезла, когда я заехал в лондонский «Гейтуэй» на автостраде М1. Женщина, которую я вез в театр посмотреть спектакль Женщина в черном в театре «Фортуна» на Ковент-Гарден. – По ее лицу я вижу, что она начинает что-то вспоминать. – Сейчас вспомнила? Понимаешь, что вы натворили? – Мое сердце едва не выпрыгивает из груди, я задыхаюсь. Я пытаюсь успокоиться, но мое тело не слушается меня, и руки так и тянутся, чтобы схватить ее. – Где? Где она?

– Я не понимать.

– Нет, ты все прекрасно понимаешь! И зачем твой муж напал на меня? Он приходил ко мне домой! – Я бросаюсь к противоположной стороне кровати, где она жмется около подоконника, и хватаю ее за полотенце, которым обернута ее голова. Я покажу ей, что им вместе с ее паршивым муженьком пришел конец. Она расколется и расскажет мне правду о Дженни. Я не собираюсь отступать. – Ты знаешь ее, ты знаешь, почему я здесь, ты, мерзкая лгунья. Ты все знаешь. Что вы с ней сделали? Господи, что вы сделали? – С каждой новой фразой я все сильнее повышаю голос. Они вообще могли ее уже убить.

Она пытается вырваться, и полотенце, которым обернуто ее тело, остается у меня в руке. Она вдруг резко бросается в сторону, но я хватаю ее за руку. Теперь она обнажена, и я разворачиваю ее лицом к себе.

– Все должно было быть совсем по-другому, – говорю я ей.

– Нет, – говорит она.

– Просто ответь мне!

– Нет! – вопит она и отвешивает мне пощечину.

Я ударяю ее в ответ. Раньше я никогда не бил женщин, да и вообще ни на кого не поднимал руку. Она падает на пол. На ее губах выступает кровь, а у меня ужасно горит щека.

– В следующий раз я воспользуюсь этим, – предупреждаю я, поднимая молоток, и теперь я уже сам себя не узнаю. – Говори, рассказывай, что вы сделали. – Она молчит. – Отвечай! – ору я во весь голос и ударяю молотком в стену над ее головой.

Это оказывает моментальный эффект. Женщина сворачивается в клубок. Я сам уже не понимаю, что творю, но продолжаю думать о Дженни. И ей больно.

– Тогда помалкивай, если тебе так больше нравится.

Дженни больно.

Я снова заношу над головой молоток. Лампа, фотография в рамке, телефон – все это разлетается на куски по всей комнате.