Читаем без скачивания Украденный сон - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звонок в дверь заставил Настю вздрогнуть. Она покосилась на Лешу, уткнувшегося в телевизор.
– Откроешь?
– А надо? – ответил он вопросом на вопрос, не трогаясь с места.
Настя пожала плечами. Звонок прозвенел еще раз.
– Надо, наверное. Мало ли что…
Леша вышел в прихожую, притворив за собой дверь.
Щелкнул замок, и Настя услышала знакомый голос Володи Ларцева:
– Ася дома?
Она с облегчением вздохнула. Слава Богу, не они! Ларцева трудно было узнать. Смуглое лицо его посерело, губы приобрели синюшный оттенок, как бывает у людей с сердечной недостаточностью, глаза были совершенно сумасшедшими. Он вошел из прихожей в комнату, не раздеваясь, закрыл дверь перед самым носом у Чистякова и прислонился к ней, с трудом переводя дыхание. «Бегом бежал, что ли?» – подумала Настя.
– Они забрали Надю, – выдохнул Ларцев.
– Как – забрали? – внезапно севшим голосом спросила она.
– Вот так и забрали. Пришел домой – ее нет, а тут и звонок по телефону, мол, девочка ваша у нас, жива-здорова, но это – пока.
– И чего они хотят?
– Остановись, Анастасия. Умоляю тебя, остановись, не трогай больше дело Ереминой. Они вернут мне Надю только тогда, когда ты остановишься.
– Погоди, погоди, – она села на диван и сжала виски руками, – давай все сначала, я ничего не понимаю.
– Не прикидывайся, ты прекрасно все понимаешь. У тебя хватило выдержки и самообладания не испугаться и избегать контактов с ними. Они решили действовать через меня. Я клянусь тебе, Анастасия, клянусь тебе всем, что есть на свете святого: если с Надей что-нибудь случится, я тебя застрелю. Буду ходить за тобой по пятам до тех пор, пока…
– Так, эту часть я поняла, – перебила его Настя. – И что я должна сделать, чтобы тебе вернули дочь?
– Ты должна сказать Косте Ольшанскому, что по делу Ереминой больше ничего невозможно сделать. Костя тебе поверит и приостановит дело.
– Он и так его приостановит сразу после праздников. Раньше все равно нельзя, закон не разрешает. Чего ты от меня-то хочешь?
– Я хочу, чтобы ты перестала работать по убийству Ереминой и чтобы производство по делу было приостановлено. На самом деле, а не для видимости, – медленно произнес Ларцев, не сводя с Насти немигающих глаз.
– Я тебя не понимаю…
– Да что я, Колобка не знаю?! – взорвался Ларцев. – Такое дело! Из него грязь во все стороны торчала! Я десять дней убил на то, чтобы его «причесать», пригладить, грязь эту как-нибудь спрятать, и то до конца не сумел это сделать, раз ты ее потом разглядела. Колобок такие дела не отпускает, он их будет грызть до самой смерти. И этими фокусами с липовым приостановлением ты мне голову не заморочишь.
– Откуда тебе известно, что приостановление будет «липовым»?
– Сам сообразил. Если ты поняла, как я работал в первые дни, то должна была понять, и почему я это делал. А коль так – ты не отступишься. И Колобок тоже. Я вас слишком хорошо знаю.
– А что Костя говорит?
– Говорит, что ты меня раскусила и я вот-вот нарвусь на скандал. Ася, ну при чем тут Ольшанский? Постановление о приостановлении дела – это бумажка для следователя, а не для нас, оперативников. Следователь кладет дело в сейф и забывает о нем до тех пор, пока мы в клювике не принесем ему информацию, позволяющую продолжить расследование. Это он перестает работать, а не мы. Поэтому я и хочу, чтобы ты остановилась. Сейчас половина двенадцатого. В два часа ночи они мне позвонят, и я должен буду дать им гарантии, что ты оставишь труп Ереминой в покое. Ася, я умоляю тебя, Надя должна как можно скорее вернуться домой. Может быть, они не сделают ей ничего плохого, но она испугана, у нее может случиться нервный срыв. Ей и так несладко пришлось, когда Наташа… – Ларцев запнулся, помолчал. – В общем, имей в виду, Анастасия, если с Надей что-нибудь случится, виновата будешь только ты. И я тебя не прощу. Никогда.
– А ты, Володя? Ты сам ни в чем не виноват? Тебе не в чем себя упрекнуть?
– В чем я должен себя упрекать? В том, что обеспечиваю безопасность своей дочери? Они зацепили меня почти сразу после Наташиной смерти. Я разговаривал с тестем – он категорически против переезда в Москву. У них в Самаре дети и внуки, да и где бы мы стали жить все вместе? Денег на покупку большой квартиры у меня нет, обменять их жилплощадь на московскую – никаких шансов, у них две комнаты в огромной коммуналке. Мой отец – беспомощный больной старик, ему уже за семьдесят, он сам нуждается в уходе, и оставить на него Надю я не могу. Поверь мне, я перебрал множество вариантов. Хотел даже нанять женщину, вроде няньки, чтобы присматривала за девочкой, но оказалось, что мне это не по карману. Хотел сменить работу, но и здесь не вышло.
– Почему?
– Да потому, что там, где нужны мои знания, рядом крутится мафия, и мне снова придется выбирать: либо становиться преступником, либо день и ночь дрожать за дочку. Пришлось бы идти на совсем неквалифицированную и более низкооплачиваемую работу, а этого я себе позволить не могу. Знаешь, сколько стоит детская одежда? А школа, в которой Надя учится? Впрочем, откуда тебе знать, ты выше всего этого, тебе о детях заботиться не надо.
– Володя, ну зачем ты…
– Прости, Ася, сорвалось. Ты должна меня понять, у меня не было выхода.
– Ты мог бы сразу сказать об этом Колобку. Он бы обязательно что-нибудь придумал. Почему ты не доверился ему?
– Ты не понимаешь, Ася. Я – не единственный. Таких, как я, – много, очень много. Ты даже не представляешь, как широко они раскинули свою сеть. Их человеком может оказаться любой, даже любой из нас, если хочешь.
– И Колобок тоже?
– И Колобок тоже.
– Не верю. Этого не может быть.
– А я этого и не утверждаю. Я только хочу, чтобы ты поняла: они могут найти подход практически к любому, потому что прекрасно информированы и знают о каждом из нас больше, чем мать родная. Пусть Колобок честен, но, стараясь мне помочь, он рано или поздно натолкнется на их человека, информация тут же уйдет, и меня возьмут за горло. Если бы я мог быть уверен, что во всем МУРе я один такой выродок, я бы, ни секунды не сомневаясь, побежал за помощью к Гордееву. Или, например, к тебе. Но в том-то и беда, что нас много, и мы друг друга не знаем.
– Выходит, они полностью нами управляют и мы совершенно беспомощны перед ними?
– Выходит, что так.
– Тебе о них хоть что-нибудь известно? Да сядь ты, наконец, не подпирай дверь, у нас разговор не на пять минут. И разденься заодно.
Ларцев медленно, словно нехотя, отошел от двери, снял куртку и небрежно бросил ее на пол. Настя поняла, что ноги плохо слушаются его, поэтому движения Ларцева были вялыми и неуверенными. Он посмотрел на часы.
– Мне нужно успеть на метро, пока оно не закрылось. В два часа они будут звонить.
– Ничего, – усмехнулась Настя, – позвонят сюда. Им прекрасно известно, куда ты отправился, ведь так? К тому же им гораздо приятнее будет поговорить наконец со мной, чтобы убедиться, что ты их не обманул и что тебе в самом деле удалось меня застращать. Так что тебе о них известно? – повторила она свой вопрос, когда Володя уселся в кресло напротив нее.
– Немного. Они обращались ко мне всего два раза, по разным делам. В первый раз – больше года назад. Помнишь убийство Озера Юсупова?
Настя кивнула.
– Но оно же раскрыто. Разве нет?
– Раскрыто, – подтвердил Ларцев. – Но там был такой хитрый момент… Короче, нужно было убрать из дела показания одного из очевидцев. На доказательства виновности обвиняемого это никак не влияло, на объективную сторону состава преступления – тоже. Все равно это было убийство с особой жестокостью, что с этими показаниями, что без них. Но вот мотив убийства коренным образом менялся. Ты ведь помнишь, наверное, что в суд оно пошло как совершенное из хулиганских побуждений. А этот очевидец слышал, как убийца разговаривал с Юсуповым, и из этого разговора становилось понятным, что Юсупов был связан с одним из банков, через которые отмывались деньги, полученные от незаконного вывоза оружия и стратегического сырья из Ижевска. Юсупов смошенничал, положил в карман большую сумму, и директора банка его наказали в назидание потомкам. Вот эти показания и надо было убрать, как будто их и не было.
– Как же ты это сделал? Выкрал протокол из уголовного дела?
– Ну, зачем так грубо. Из дела протокол украсть можно, много ума не надо, а с памятью того, кто вел допрос, что прикажешь делать? А так в деле появился другой протокол, в котором тот очевидец признавался, что в момент первого допроса находился в состоянии наркотического опьянения, а в самый момент преступления ничего толком не видел и не слышал, потому что как раз перед этим «укололся» и ждал «прихода». Вот и все.
– Классная работа! – восхищенно сказала Настя. – И сколько тебе за это заплатили?
– Нисколько. Меня держат Надей, а не деньгами. Страх, Ася, куда более сильный стимулятор, чем жадность. Просто удивительно, как тебе до сих пор удалось продержаться, не испугавшись.