Читаем без скачивания Рубенс - Роже Авермат

Менее утонченный, менее аристократичный, чем Тициан, — одним словом, не итальянец, а фламандец — Рубенс так же, как Тициан, любит женщину. Он неустанно прославляет ее в своих произведениях, все более чувственных, несмотря на волну ханжества, захлестнувшую его родину.

Как живописец Рубенс терпел около себя только вассалов. Примеров можно привести множество. Он несколько раз упоминал о ван Дейке, но лишь пока ван Дейк работал у него в мастерской. Впоследствии он не обмолвился о нем ни словом. Во время своих путешествий он познакомился с одним из величайших художников всех времен — Веласкесом. Создается впечатление, что эта встреча совершенно выветрилась у него из памяти. Правда, он восхищался Тицианом, но Тициан к тому времени уже умер, как умерло большинство художников, представленных в его собрании. Что же касается живых, то, если не считать его сотрудников, все это были художники второстепенные. Исключение составляет только Адриан Браувер. Хочется верить, что Петер Пауль любил его искусство. Во времена Рубенса этот блистательный художник не был оценен по заслугам.

Точно так же относился Рубенс и к граверам. Он признавал только подданных. Стоило кому-нибудь из них, подобно Ворстерману, проявить стремление к некоторой самостоятельности, и происходил разрыв.

В политике Рубенс метал громы и молнии то против одной партии, то против другой, и если он постоянно играл на руку Испании, то лишь потому, что у него не оставалось другого пути. Но было бы ошибкой считать, что он был безоговорочно предан испанцам — некоторые письма недвусмысленно это опровергают.

Все усилия Рубенса были направлены к тому, чтобы насытить свою жажду власти. Деньги, слава, титулы, дипломатия — все это средства, которые удовлетворяли его стремлению повелевать. Бессмысленно искать здесь соображения морали и судить о его поведении, исходя из обычных норм добра и зла. Когда Рубенс играл в человека добродетельного, это означало, что в этот момент добродетель служила его целям. Если он поддерживал инфанту, то лишь потому, что она охотно пользовалась его услугами. Рубенс почти всегда выступал в поддержку партии мира, потому что надеялся, что может внести свою лепту в установление мира. Возможно, что он сам верил, будто он за мир вообще. Но стоило Гастону Орлеанскому начать мутить воду в Брюсселе, и Рубенс тотчас выступил в поддержку войны: он был знаком с Марией Медичи и надеялся, что ему удастся сыграть роль в затеянной авантюре… Бесполезно взывать к логике. Логика хороша для рассуждений, но она далека от жизни. А жизнь требует своего. Его собственная жизнь. А жизнью надо уметь пользоваться.

Уметь пользоваться жизнью — в этом заключено все. Есть люди со скромными аппетитами, а есть ненасытные. Рубенс принадлежит к породе ненасытных. Отнюдь не являясь твердыней буржуазных добродетелей, каким его пытались изобразить близорукие поклонники, которые, по сути дела, принижали его, он прежде всего был властолюбцем и завоевателем. Он пользовался жизнью, не упуская ни одной представлявшейся ему возможности. Под этим углом зрения и следует рассматривать его взаимоотношения с людьми: для него это были орудия, которыми он пользовался по мере необходимости, чтобы удовлетворить свою страсть к первенству. И конечно, как все великие люди, он был эгоистом. И, как все высочайшие вершины, был одинок.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Имя автора этой книга — бельгийского писателя Роже Авермата — широко известно у него на родине и за ее пределами. Его перу принадлежат романы, повести, новеллы, пьесы, стихотворения, инсценировки для радио и телевидения. Но, пожалуй, наибольшей популярностью пользуются книга Р. Авермата, посвященные изобразительному искусству, главным образом художникам его страны. Выступления Роже Авермата в качестве художественного критика сыграли важную роль в развитии современного бельгийского искусства. Среди его литературных произведений в первую очередь следует назвать «Легенду о маленьком короле», «Десять старых песен прекрасной Фландрии», «Вильгельм Молчаливый», «Ламораль д’Эгмонт», «Морские гезы, или Рождение нации», среди искусствоведческих — «Рембрандт и его время», «Рубенс и его время», «Джеймс Энсор», «Рик Ваутерс», «Франс Мазереель», «Пермеке», «Искусство умерло — искусство живет!» и многие другие.

Роже Авермат родился в 1893 году в Антверпене. Литературная карьера писателя началась в 1919 году, когда он начал публиковать свои произведения в основанном им журнале «Люмьер» («Свет»), Один из номеров журнала за июнь-июль 1922 года был полностью посвящен России. В 1926 году Р. Авермат основал Институт прикладного искусства и был его директором до 1968 года. Он завоевал славу также как блестящий лектор. Роже Авермат является членом Королевской Академии художеств, кавалером нескольких орденов. Его книги удостаивались премий в Бельгии и Франции.

Роже Авермат написал книгу о Рубенсе с той живостью и темпераментом, которые обычно отличают его писательский стиль. Он сангвиник и оптимист, что ощущается в общем эмоциональном строе повествования, он истинный фламандец, влюбленный в свою страну, вспоминающий прошлое с чувством глубокой заинтересованности в ее настоящей судьбе. Он создал увлекательную повесть о жизни своего соотечественника, сделав попытку незаметно перенести нас, своих читателей, в XVII столетие и заставить пережить все важнейшие перипетии этой столь необычной человеческой судьбы.

Книга Р. Авермата о Рубенсе не является исследованием творчества художника, хотя автор, естественно, часто касается этой темы, — ее, скорее, можно назвать лирической биографией великого человека, увиденного, согласно утверждению автора, якобы таким, каким он был на самом деле, лишенным ореола легенды, то есть в совокупности черт добра и зла, противоречий и сложностей, недостатков и достоинств. Это явно сочинение писателя, а не исследование историка искусства, а потому субъективный домысел и полет воображения играют здесь большую роль, нежели строгая взыскательность и объективность суждения, являющиеся неотъемлемым и непременным условием всякого научного труда.

За последнее столетие в самой Бельгии можно наблюдать целую плеяду ученых-рубенсистов, посвятивших себя целиком изучению творчества гениального соотечественника, начиная с М. Росеса и кончая крупнейшими исследователями наших дней, такими, как Р. д’Юлст и Ф. Бодуэн. Авермат ставит перед собой совсем иные задачи.

Известный бельгийский беллетрист увлекся несравненно более, нежели анализом творчества, своеобразием пройденного Рубенсом жизненного пути, яркой необычностью его судьбы, психологической подоплекой действий, поступков, решений, раскрытием человеческой сущности художника в многообразии форм проявления его духовной жизни и характера. Р. Авермат придерживается в основном строго проверенных фактов в этом сочинении, которое адресовано, несомненно, самому широкому читателю. Он использовал большое число документов, связанных с жизнью великого фламандского живописца, которая легко может быть прослежена благодаря его переписке и суждениям о нем писателей XVII столетия. И хотя в биографии Рубенса имеются некоторые неясности, в целом сохранившиеся сведения дают достаточный материал для восстановления как творческого, так и духовного облика выдающегося деятеля XVII века, прославившегося как на поприще искусства, так и политической деятельности. Однако, желая разрушить одну легенду, Авермат неизбежно создает другую, делая иногда выводы о Рубенсе-человеке, страдающие некоторой упрощенностью и предвзятостью, явно субъективным отношением. Задача, им разрешаемая, — сбросить ореол легенды, образовавшийся вокруг знаменитого человека, оказалась чревата последствиями, виновником которых в известной мере является он сам. Вызванный из небытия, как бы оживший образ вынужден жить по законам, ему, без сомнения, определенным и предписанным самим волшебником — писателем. Отсюда спорность этого образа. Тем не менее Авермат умеет убеждать не только своим красноречием, по и искренностью своей веры в правоту своего метода и приемов. И все-таки сформулированная им цель — показать великого художника в положении обычного человека и сделать его тем самым более близким и понятным всем, — тенденция, получившая ныне широкое распространение, для нас является не совсем убедительной, по нашему суждению, не приносящей самого главного — драгоценных плодов сопричастия к духовному миру гения. Рассказывать о частной жизни гениального человека, а всякий подобный разговор непременно включает момент оценки, искать, обнаруживать его слабости, уличать в тщеславии — занятие трудное и неблагодарное и зачастую не дающее плодотворных результатов. В этой части работа Авермата вызывает у автора послесловия серьезные возражения. Более всего это касается разбора политической и дипломатической деятельности художника, то есть той области, где часто невозможны прямолинейные морально-нравственные оценки, а тем более упреки, делаемые несколько столетий спустя.