Читаем без скачивания Пятое евангелие - Филипп Ванденберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обстановка задней комнаты оказалась такой же скудной, как и в самом магазинчике: в центре – квадратный деревянный стол без скатерти, вокруг него – четыре стула; у двери – высокий шкаф без дверец, на полках которого расставлена пестрая посуда. Рядом с ним Анна увидела белую раковину, а над окном напротив – карниз на металлических уголках, прибитых к стене. Вана принесла ракию и сказала: «Bitte![38]» Это было единственное слово, которое она знала по-немецки.
Скоро появился и сам Георгиос. Анна попыталась объяснить ему, что привело ее в Катерини. Она рассказала о загадочном несчастном случае, ставшем причиной смерти ее мужа Гвидо, а так же обо всем, что ей удалось узнать в результате поисков, которые привели ее на север Греции, к подножию Олимпа, и увидела на лице пекаря неподдельное сочувствие. Георгиос дослушал рассказ до конца, залпом выпил стакан разведенной водой ракии, закрыл двери магазина и вернулся назад к столу. Он пальцами отбивал по крышке стола незнакомый Анне ритм. Спилиадос делал так всякий раз, когда напряженно над чем-то размышлял.
Тусклый свет единственной лампы, на которой не было плафона, отражался от выбеленного известью потолка. Анна переводила взгляд с лица пекаря на его отбивавшую нервную дробь руку и назад – на лицо своего собеседника. Георгиос отрешенно смотрел куда-то мимо своей гостьи и молчал. И чем дольше он хранил молчание, тем быстрее таяла надежда Анны на то, что новый знакомый сможет ей помочь.
– Невероятная история, должен я сказать, – наконец заговорил пекарь. – Просто невероятная.
– Вы мне не верите?
– Отчего же, верю… – попытался успокоить ее Спилиадос. – Но сдается мне, что эти люди действительно опасны. Жители Катерини почти ничего о них не знают. А то, о чем говорят по вечерам от безделья, больше похоже на слухи. Один рассказывает такие истории на ухо другому. Алексия, жена кузнеца, утверждает, что видела, как эти люди зажигали огромные костры и танцевали вокруг них. Состис, которому принадлежит каменоломня на восточном склоне, говорит, что они там все сумасшедшие, которые убивают друг друга. Я впервые слышу, что они умные и даже мудрые люди. Такого я себе просто не могу представить. Как, говорите, они себя называют?
– Орфики, последователи Орфея.
– Какое-то безумие… Настоящее безумие…
– Мне кажется, – попыталась объяснить греку Анна, – что они распускают подобные слухи намеренно, чтобы скрыть свои истинные дела и цели.
– Официально, – сообщил Георгиос, – Лейбетра является приютом для умалишенных, но никто не знает, что на самом деле происходит за забором, который перекрывает вход в долину. Они обеспечивают себя сами, подобно монахам на горе Афон. У них есть свои автомобили и автобусы, на которых эти люди ездят в Салоники, чтобы делать покупки. А почтальон Катерини утверждает, что и всю почту они получают только в Салониках.
– И кроме всего этого, они невероятно богаты, – добавила Анна.
Георгиос скептически покачал головой.
– И как же я могу быть вам полезен? – спросил он.
– Я хочу, чтобы вы отвели меня в Лейбетру! – сказала Анна решительно.
Георгиос провел пятерней по кудрявым волосам.
– Вы сумасшедшая! – ответил он взволнованно. – Я этого никогда не сделаю.
– Я вам хорошо заплачу! – настаивала Анна. – Давайте договоримся: двести долларов.
– Двести долларов? Да вы действительно сошли с ума!
– Сто немедленно и еще сто, когда вы приведете меня на место.
Холодная расчетливость, с которой говорила Анна фон Зейдлиц, выбила Георгиоса из колеи. Он вскочил с места и начал расхаживать из одного угла полупустой комнаты в другой. Анна не спускала с него глаз. Двести долларов были огромной суммой для пекаря в крохотном городке Катерини. Господи всемогущий, двести долларов!
Анна достала из бумажника стодолларовую купюру и положила ее на стол. Не говоря ни слова, Георгиос исчез за второй дверью, ведущей из комнаты. Анна слышала его шаги по скрипучей деревянной лестнице вверх, на второй этаж. Она сама удивилась своей решимости, но внезапно поняла, что готова на все. Если она хотела получить хоть какой-то шанс пролить свет на эту историю, то нужно было отправляться в Лейбетру.
Если честно, то Анна сама точно не знала, что надеялась найти или узнать в этом осином гнезде. Но так же, как убийца и его жертва таинственным образом притягиваются друг к другу, Анна чувствовала, что монастырь на склонах Олимпа звал ее к себе, словно обещая раскрыть все тайны. Подперев руками голову и устремив взгляд на лежащую на столе банкноту, Анна ждала, когда вернется Георгиос.
Он спустился вниз, держа в руках старую карту. Не говори ни слова, Спилиадос взял со стола сто долларов и положил на их место карту.
– Вот здесь, – раздраженно пробормотал он и ткнул указательным пальцем правой руки в какую-то точку на карте – Лейбетра.
Место оказалось помечено символом: круг, а внутри нее крест. Это означало монастырь. Название отсутствовало. Грек молча провел пальцем по карте от Катерини в сторону Элассона и показал тонкую, почти стершуюся линию, которая должна была означать горную тропу. Она оканчивалась где-то на склонах Олимпа. Там, где заканчивалась тропа, Георгиос несколько раз провел по карте пальцем из стороны в сторону, указывая, что дальнейший путь вел примерно в этом направлении.
– Если и предпринимать подобную попытку, то ранним утром, – неохотно сказал он. – Днем они издалека видят всех, кто направляется к монастырю.
– Согласна! – ответила Анна таким тоном, словно это было нечто само собой разумеющееся, и смело добавила: – Когда?
Спилиадос неторопливо поднялся с места, подошел к выключателю, погасил лампу и взглянул через окно на звездное небо.
– Сейчас подходящее время. Рано утром светит луна. Если хотите, отправимся завтра.
Георгиос включил свет и снова сел за стол напротив Анны. Склонившись над картой, они начали составлять план действий на завтра. У грека был мотоцикл, «хорекс»,[39] который не будет особо приметным на дороге, ведущей в Элассон. Они договорились, что Спилиадос будет ждать в четыре часа утра за кузницей, куда он приедет на мотоцикле. Грек не хотел привлекать к себе внимание. Анна сразу же согласилась с предложенным им планом. У жителей Катерини не должно быть повода для сплетен.
4
В первый день они решили провести разведку. Анну прежде всего беспокоил вопрос, имелась ли хоть малейшая возможность пробраться незамеченной в крепость орфиков. Конечно, она знала, что такой поступок крайне опасен, а Георгиос и вовсе назвал его самоубийством. Но одно соображение придавало ей уверенности: должна была существовать причина, которая до сих пор не позволяла орфикам убить Анну.
Ночью, когда Анна возвращалась к себе в гостиницу, было прохладно, но не холодно. С того момента, как она заплатил за номер на неделю вперед, Василеос стал неожиданно приветлив, что со стороны такого мрачного по натуре человека, как он, выражалось в следующих словах: «Kali mera, как у вас дела?» или «Kali spera, фрау Зейдлиц?», но поскольку с остальными жителями Катерини Василеос вовсе не разговаривал, Анна могла не бояться, что он расскажет кому-то о ее планах.
Окна комнаты, в которой жила Анна, выходили на улицу, и этой ночью все ее мысли занимала только предстоящая вылазка в горы. Было уже далеко за полночь, но кое-где лаяли собаки – одна отвечала другой, и их вой разносился по пустынным переулкам. Из кафе за углом, которое, как и все дома в Катерини, было больше похоже на гараж, доносилась назойливая мелодия, наигрываемая на бузуки.[40] Вытяжка в ресторане Василеоса, занимавшем первый этаж гостиницы «Алкиона» с гулом и металлическим позвякиванием выбрасывала на улицу острые запахи готовящейся пищи. Поздние прохожие беседовали друг с другом, перекрикиваясь через улицу, и даже через полчаса подобного общения не приближались друг к другу ни на шаг, хотя таким образом могли бы гораздо меньше напрягать. свои голосовые связки. Уже в четвертый или в пятый раз по улице, дробно стуча каблуками, словно куда-то спешила, прошла женщина. Через несколько минут она возвращалась назад, спеша уже в противоположном направлении. Тишину ночи нарушали только звуки проезжавших мимо автомобилей, водители которых использовали асфальт пустой рыночной площади как гоночный трек для своих болидов.
Анна думала, что без Клейбера будет находиться в постоянном страхе и неуверенности, но, оказавшись одна, вынужденная надеяться только на себя, она поняла, что все обстоит совсем не так. Размышляя об Адриане, Анна решила отказаться от начального плана и не сообщать в полицейский участок Катерини о своем намерении отправиться в Лейбетру. Об этом должен знать только Георгиос, который в случае ее отсутствия более недели подаст заявление в полицию. Анна сама не знала, откуда у нее столько решительности.