Читаем без скачивания Надсада - Николай Зарубин

Чтобы работать у Белова, мужики на собственные деньги приобретали бензопилы, цепи к ним, спецодежду и тому подобное. Такое положение устраивало всех: районное начальство, рабочих кооператива, ну и, конечно, самого Белова.

Не устраивали они только те предприятия, на базе которых создавались, поскольку отвлекали от основного производства лучшую технику, претендовали на ресурсы, которые могли быть использованы в целях все того же основного производства, и, следовательно, занятый на государственном предприятии персонал лишался возможности заработать лишний рубль. Однако идею кооперативного движения в стране надо было взращивать, подпитывать, пропагандировать, и названные выше моменты попросту отметались, как досадные, сопутствующие всякому новому делу, издержки.

Беловский уазик в течение дня появлялся то на одном участке, то на другом. Он сам замерял кубатуру, следил за сортировкой, за вывозкой, за качеством готовой к отправке продукции. Он был всюду, где требовался хозяйский догляд.

Владимир давно ездил на собственной «Волге», имел в райцентре дом, женился на дочери директора одного из райцентровских предприятий.

Он имел свой именной охотничье-промысловый участок, где построил добротную избу, баню, амбар и все необходимое для охоты и заготовки кедровой шишки. На участок возил разное райцентровское и областное начальство, устраивал охоту на лося, изюбря, медведя, но с обязательным приобретением лицензии и строго в установленные сроки.

— С законом надо дружить, — любил иногда подчеркнуть. — К чему придем, если один нарушит, второй нарушит, да третий, да четвертый?.. Нельзя этого допускать, ибо все должно начинаться с личной дисциплины. Тогда и в государстве будет порядок.

Любил Владимир в майские и ноябрьские праздники пройти в колонне демонстрантов, да так пройти, чтобы на виду, торжественно, с криком «ура!» напротив трибуны, где в такие дни помещалось все райцентровские начальство.

Одно не любил — лишнего шума вокруг своего имени. Потому чурался местных корреспондентов, которые время от времени начинали его осаждать. Уроком послужил случай из его отрочества, когда вместо занятий в школе Володька Белов почти целый месяц бил с отцом кедровую шишку в тайге. В тот год они сдали ореха в местный заготпункт больше всех заготовителей, и местная газета поместила на своих страницах хвалебную заметку, в которой, в частности, было написано: «Отец и сын Беловы из поселка Ануфриево в этом году сдали государству полторы тонны отборного кедрового ореха, причем, как признался ученик десятого класса Володя Белов, он выполнял самую тяжелую работу — ходил с колотом, а отец, Степан Афанасьевич, собирал в крапивный мешок сбитую с кедров шишку и относил ее к сайбам. И значит, в семье Беловых подросла достойная смена, которая в лице Володи со временем заменит старшее поколение на кедровом промысле».

Заметка эта аукнулась Белову в период выпускных экзаменов: мстительные преподаватели, особенно по математике и литературе, норовили задать дополнительные вопросы по материалу, который десятиклассники проходили именно в тот сентябрьский, жаркий для орехового промысла, месяц. Мало того, своей неприязни к выпускнику они и не скрывали.

Несмотря на скрытый образ жизни, люди знали, что младший Белов с зятем и еще с одним их общим дружком били и зверя, и копытных в любое время года. Шкурки, мясо, орех сбывали по нужным людям в областном центре и даже за его пределами. Промысел, так же как и сбыт, был поставлен на широкую ногу. Смотря по сезону, занимались сбором лексырья, для чего нанимали разный праздношатающийся люд, и это занятие приносило немалый доход.

Однако на каком-то этапе с кооперативом случилась промашка, и Владимир теперь думал-гадал, где промахнулся: то ли кому-то не угодил, то ли кто-то позавидовал, то ли действительно зарвался. Наслали комиссии, при чем областные, рыли, проверяли, выверяли, обмеряли, просчитывали. С наезда самой первой комиссии и начались хождения молодого Белова по прокуратурам, дознавателям, органам БХСС. Завели дело, и папка та с его делом пухла на глазах. В прокуратуре показали фотографии, на которых полощется в ручье ватага пьяных мужиков и баб, к которым якобы он, Владимир Белов, имеет прямое отношение.

— Так меня же здесь нет, с чего вы взяли, что я к этому (брезгливо кивнул в сторону снимков) имею какое-то отношение?

— Как знать, как знать… — многозначительно хмыкнул следователь. — Банька-то на твоем промысловом участке… Во-он в отдалении стоит. Если не веришь, можно увеличить. — И добавил: — Ну да ладно. Разберемся, а уж там посмотрим, как быть…

Кооператив закрыли, арендованные оборудование, технику описали да чуть было орехо-промысловый участок не отняли.

Но и здесь сработали связи нужных влиятельных людей, и дело до суда не дошло.

Тогда-то и стал постоянно наезжать к дядьке Даниле то в райцентр, то на выселки.

Разговоры вел вроде бы на отвлеченные темы; Данила некоторое время поглядывал на племянника, а однажды сказал ему с усмешкой:

— Я, Володька, понимаю, че ты ко мне зачастил. Пока дела твои шли в гору, ты о дядьке и не вспоминал, теперь — дядька тебе понадобился. Я вить в стороне был, да поглядывал на твои делишки коперативные. Шибко развернулся, с толком взялся за дело, с умом, да жадность тебя сгубила. Тебя вить сдал кто-то близкий тебе.

— Такие мысли и мне самому приходят в голову: автор письма хорошо знал всю мою кооперативную кухню.

— Вот-вот, подумай. К тому ж, паря, обнаглел ты до крайности. Взять твои заготовки леса: валил вить все подряд, в том числе и кедр. Вот я и говорю: жадность тебя сгубила. Я эту жадность в тебе давно приметил, тока раньше она мало проявлялась. И зять твой Курицин — такой же наглец, ежели еще не хуже. Вот уж прыщ на ровном месте… А почему бы, имея в руках весь материал, не взять и не построить в поселке с десяток хороших домов для молодых семей? Убыло бы у вас, что ли? Почему бы детишкам не поставить каку-нибудь катушку, не подсобить старикам с дровишками? И никто, поверь, никто не посмел бы писать кляузы. А ежели бы кто и собрался написать, то враз бы заткнули глотку. И люди бы горой за тебя встали. А так ты один.

— Правильно говоришь, дядька Данила, не просчитал я…

— А тут и просчитывать нечего. Ты с людьми имешь дело, а не с бессловесной скотиной. Тут и злоба, и зависть, и корысть — все вместе. Свалили тебя и — радуются. И — правильно, что урок тебе преподали, следующий раз умнее будешь. Молод еще…

— Интересно ты рассуждаешь: что значит — правильно?

— Так и рассуждаю по-свойски: дураков надо учить, вот тебя и научили. Вывернешься. Небось не без копейки остался…