Читаем без скачивания Скальпель разума и крылья воображения. Научные дискурсы в английской культуре раннего Нового времени - Инна Лисович

Несмотря на это, своих кандидатов в профессора музыки и особенно теологии часто лоббировали монархи, придворные и церковные иерархи, что было особой формой финансовой поддержки клиентов за счет города. Например, первый профессор богословия, Энтони Уоттон (1597–1599), был клиентом Роберта, графа Эссекса; с 1604 г. эту должность занимал протеже короля Иакова I Уильям Дейкинс (1604–1606); за ним – опять личный капеллан Эссекса Джордж Монтон (1606–1610); через некоторое время в течение 17 лет Сэмюэль Брук (1612–1629), враг кальвинизма, личный капеллан Иакова, настоятель Вестминстера, епископ Лондона, Дарема и Йорка. Будучи президентами или вице-президентами, они влияли на общую религиозную атмосферу и образовательную политику колледжа и города.

Очевидно, что они в Лондоне были агентами религиозной политики двора и короля – главы англиканской церкви. Грэшем-колледж для них был одной из синекур, удобно расположенной недалеко от королевского двора. С одной стороны, придворный статус этих персон и их мировоззрение обеспечивали трансляцию лондонцам религиозно-политических воззрений, соответствующих взглядам правящего монарха и доктрине англиканской церкви[565]. С другой – город, принимая на должность людей, находившихся на придворной службе, имел возможность лоббировать свои интересы при дворе.

Наиболее активно в подбор профессуры и внутренний регламент пытался вмешаться казненный впоследствии пресвитерианами за предательство Реформации архиепископ Кентерберийский с 1633 г. Уильям Лод (William Laud), целью которого было вычистить пуритан из Сити. На основании доносов его протеже, Грэшем-профессора геометрии Джона Гривза (1630–1642), в 1636 г. был обвинен в незаконных собраниях профессор астрономии Генри Гиллибранд (1626–1636). Заменивший его профессор Сэмюэль Фостер (1636–1637) также был обвинен в том, что не встал на колени, когда принимал Св. Причастие. После революции Грэшем-колледж не был обойден вниманием Парламента и его сторонников, которые стали требовать свидетельство о религиозной и политической лояльности, выдававшееся после принятия присяги на верность. В противном случае профессорам не выплачивали зарплату. Это привело к понижению качества образования и текучке среди преподавателей и Грэшем-комитета.

Поскольку профессора должны были жить вместе и читать лекции там же, где располагалось их жилье, это дало возможность учредителю и опекунам ввести повседневную дисциплину тела, касающуюся брака, одежды, питания и расхода средств на обыденные нужды. Совместное проживание мотивировалось тем, что так горожанам было удобнее их найти для консультаций по интересующим их вопросам, которые профессора должны были давать бесплатно и в любое время.

Но профессора не всегда следовали этому правилу. Они не желали проживать круглый год безвыездно в Лондоне. Например, профессор геометрии Джон Гривз несколько лет не появлялся в Грэшем-колледже, поскольку ездил по всей Европе и закупал для У Лода манускрипты и древние монеты. Профессор музыки У Петти[566] (1650–1660) не бывал в колледже годами, имея личных друзей в опекунском совете и путешествуя с Кромвелем в качестве личного врача. За весь XVII в. единственным, кто постоянно жил в колледже и регулярно давал консультации по навигации, был профессор астрономии Генри Гиллибранд.

После пожара 1666 г. профессора не жили в Грэшем-хаусе, поскольку его заняла Биржа. А когда Биржа переехала в заново отстроенное здание, они не желали селиться обратно, так как считали поместье непригодным для жизни и сдавали комнаты в аренду. Опекунами в 1680-е годы была создана комиссия, которая выявила эти нарушения. В 1702 г. было принято решение снести Грэшем-хаус из-за ветхости, нежелания профессоров жить в нем, убыточности в содержании и построить меньший по размеру колледж только для чтения лекций. Но этому воспротивились Исаак Ньютон и Кристофер Рэн, поскольку там заседало Королевское общество, проводились опыты и публичные демонстрации, хранились коллекции, и даже жили их ученики-ассистенты, помогавшие проводить опыты.

Правилом, заимствованным из университетов, была регламентация внешнего вида профессоров на публике: им предписывалось читать лекции в полных одеяниях и уборах, как приличествует их званию. Вероятно, за этим стояли опасения, что профессора, явившись непосредственно из своих приватных покоев в лекторий в повседневной одежде, могли выказать неуважение к слушателям, которые были ниже их по социальному статусу. Несоблюдение корпоративного dress-code могло повлиять на репутацию как учебного заведения, так и Сити.

Кроме того, согласно воле Т. Грэшема, профессора должны быть холостыми и нигде не работать, чтобы посвящать все свои силы и время Грэшем-колледжу и нуждам лондонцев. Это пожелание также соответствовало регламенту университетов, сохранивших для профессоров безбрачие и после Реформации вплоть да конца XIX в.[567] Этот порядок был средневековым рудиментом, когда все профессора имели сан священника, обязательно жили на территории университетов, благодаря чему студенты имели к ним практически круглосуточный доступ. Если Грэшем-профессора не выполняли этого условия, то должны были покинуть должность: «And my Will is, That none shall be chosen to read any of the said Lectures so long as he shall be Married, nor be suffered to read any of the said Lectures after that he shall be Married». Исключений из этого правила в XVII в. было немного – например, профессор теологии пресвитерианец Томас Хортон (1641–1661). Несмотря на вступление в брак в 1651 г., он сохранил за собой должность благодаря апелляции в парламентский комитет по реформированию университетов и заступничеству Т. Кромвеля.

Совместное проживание предоставило Грэшем-комитету возможность регламентировать повседневные расходы грэшемцев. Устав предписывал иметь общий стол, на который они должны делать ежемесячные взносы. Это должно было уберечь профессуру от излишеств, экономило средства на оплату кухарки и послужило предпосылкой для создания академической общности. Но и это правило своим истоком имело университетские уставы, которые предписывали студентам и профессорам совместный обед. Гостей рекомендовалось кормить за общим столом не более трех раз в месяц. Если профессор по болезни не мог принимать участие в общих застольях, то взнос не платил и уведомлял об этом письменно. Нужно отметить, что вследствие этих предписаний данная социальная общность приобретала монашеский оттенок. Эти специфические отношения подтверждает высказывание первого профессора медицины Мэтью Гвина (1597–1607) в 9-й лекции, где он заверял, что «он и его братья» будут исполнять долг перед опекунами, внесшими дополнения к завещанию Т. Грэшема о регламенте колледжа. Ежедневные встречи за общим столом должны были способствовать формированию корпоративного единства, которое можно увидеть в солидарности первых профессоров, когда они отстаивали свои взгляды на устав колледжа.

Таким образом, Грэшем-профессор рассматривается как носитель знания, открытого и доступного для общества. Возможно, антиподом такого представления был ученый-алхимик. Способ саморепрезентации алхимического знания как тайного, доступного только для посвященных, изложенного темным метафорическим языком, притягивал, но чаще вызывал негативное отношение к алхимии, претендовавшей в XVI–XVII вв. на универсальное знание. Образ алхимика-шарлатана в английской поэзии появляется в «Кентерберийских рассказах» Дж. Чосера и «Алхимике» Б. Джонсона, где сатирически изображены претензии алхимика на истинное знание, недоступное профанам, тогда как на самом деле он мошенник, вытягивающий деньги из жаждущих обогатиться, доверчивых и любопытных.

Тем не менее различали истинных алхимиков (Альберт Великий), проходимцев и алхимиков, связанных с черной магией (доктор Фаустус у К. Марло), но всех их объединяло убеждение в своем владении тайнами, под покров которых могут проникнуть только избранные. Средневековые алхимики пользовались покровительством монархов и социально-политической элиты, увлеченной идеей поиска философского камня, но их научные изыскания были недоступны для общества. Появление в XVI в. экспериментальной медицины и математики положило начало изменению публичного статуса ученого, поскольку он открыто демонстрировал перепроверяемое новое знание. Но на восприятие обществом ученого-естествоиспытателя вплоть до XVIII в. накладывалось подозрение в занятиях алхимией, причем вполне обоснованное, поскольку многие натурфилософы (среди них были Р. Хук, И. Ньютон и др.) проводили алхимические эксперименты. Так формируется совершенно новое представление о социальной нише ученого, которое принципиально отличалось от архаической эпистемы традиционного общества «знание-власть», где знание не было доступно социальному большинству.

Эта важная трансформация в социальной репрезентации и рецепции знания зафиксирована в анонимном памфлете «Призрак сэра Томаса Грэшема», изданном в 1647 г. на английском языке автором под псевдонимом «Витрувий». Потревоженный недовольными колледжем просителями призрак предлагает изгнать тех профессоров, которые нечестно зарабатывают в Грэшем-колледже, поскольку «…somehere Artists are, / But yet so pettish-stout, that all their care / Is for to keep all other men from gaining / By what they have, not help men in attaining / Their expectations…»[568]. Кроме того, он полагает, что причиной сложившегося положения является номинирование на должность профессоров по протекции, несмотря на то что они не умеют учить и не знают Искусств: «…be / Some men that are unfit for Teachers: see / How there come in, it is by others Letters, / That specifie their Art (whereas their Betters / Both in Art and Learning wanting such writings, / They are put by both with disgrace and slightings)»[569]. «Призрак» предлагает избирать профессоров колледжа сообществом математиков, а не опекунским советом: «Therefore I think most fit that they should be / Elected by the whole Society / Of Mathematicks, then unquestionable, / Those chosen men will be elected able»[570]. А ранее он говорит, что нынешние семь профессоров сослужили бы лучшую службу городу и государству и принесли больше пользы, если бы стали богословами, в коих очень нуждается Церковь[571].